16 Этими лошадьми, стадами быков и овец, кто управлять [теперь] будет? В достоинство, разум и чистоту царевича очень верил! Скаковых лошадей чей царевич оседлывать будет? Слуг и служанок [много], а чей повелитель рассылать [их] будет? Соколы есть, а чей сын усаживать [их] на плечи будет? Собак имеем, а чьи дети водить их будут?”, и когда он заплакал, всхлипывая, то мать тоже стала причитать: “Ах! Разумный царевич матери! Я, мать, вела себя [всегда] добродетельно, молила о счастье. В пятьдесят лет родился! Разумный, чистый царевич! Искусный стрелок, проворный царевич!

17 Стройный, красивый, грамотный! Голосом нежный! Разумный царевич своей матери! Теперь, на какого сына опираясь, жить буду? К слугам милостивый! Видный царевич! Наружностью приятный! Стройный царевич! Румяный, подобный Пань ань! Красивый царевич! Как мать скажу: если без дела бродил, подобно ястребу на зов матери прибегал! Когда неверно поступал, голосом колокольчика [откликался]! Красивый царевич! Я, мать, теперь на какого царевича смотреть буду, кого любя, жить буду?” Тут навзничь упала, пена [ртом] пошла, когда лицом вниз упала, то слюна потекла, соплей корыто натекло, слезы рекой Ялу полились.

18 В это время к воротам [дома] пришел какой-то горбатый, дряхлый, согнувшийся старик и обратился к слугам: “Дэянку-дэянку! Братья, послушайте! Не сходите ли к своему хозяину и не расскажете ли о том, что к воротам [дома] пришел дряхлый старик? Скажите, что желает [с ним] повидаться! Хочет сжечь бумагу!”[16] Слуги, стоявшие у ворот, побежали в дом и передали просьбу [старика] Балду Баяну, и юаньвай сказал

19 “Бедняжка? Пусть скорее войдет и отведает поминального мяса и хлеба, которых у нас горы, выпьет водки, которой у нас море”. Слуги, наталкиваясь друг на друга, побежали и пригласили старика войти в дом. Когда он вошел, то и не взглянул [даже] на мясо, хлеб и водку, а прошел прямо к гробу и остановился. Опершись рукой о гроб и переступая с ноги на ногу, высоким и плачущим голосом произнес: “Ара-коро! Любимец! Какая короткая жизнь! Разумным родился, слышал я. Я, слуга, радовался! Мудрого царевича,

20 говорят, вырастили! Слышал молву, глупый я! Питал надежду! Добродетельного царевича вырастили, слышал! Глупый я, понадеялся! О талантливом царевиче, услышав, изумлен был! Как же ты, царевич, умер? Ара-коро?” В ладони ударяя, [старик] разгорячился и, плача, пустился подпрыгивать. Безутешно рыдавший народ, который стоял по бокам, еще больше залился слезами. Юаньвай, милостиво взглянул на старика, снял с себя шелковый халат и отдал ему, старик принял одежду, надел на себя и стал у изголовья гроба.

21 Еще раз оглядел дом, несколько раз повздыхал в раздумье и с упреком сказал: “Хозяин, очнись-ка! Не пошлешь ли нанять для своего сына Сергудая Фянгу шамана? Если есть где-нибудь знающий шаман, пошли попросить [его] воскресить барича”. Юаньвай сказал: “Где найдешь такого шамана? В нашей деревне есть три-четыре! Так ведь все они такие, что только кашу воровски съедают да немножко водки, да курицу, немного хлеба, разные жертвоприношения принимают, кашу для жертвоприношений заготовляют, вот ведь какие шаманы! Не то что воскресить человека, они даже не [могут] узнать, когда и в какой день он скончался! Прошу тебя, старик, не подскажешь ли, есть ли где-нибудь знающий шаман?”

22 Старик ответил: “Господин Баян, разве ты не знаешь, что недалеко отсюда, на берегу реки Нисихай, живет шаманка, по имени Тэтэкэ. Эта шаманка может воскрешать людей с большим искусством. Почему бы тебе не попросить ее? Если она приедет, то не только Сергудая Фянгу, но даже десять Сергудаев воскресить сможет! Отправляйтесь-ка поскорее просить ее!” Сообщив это, старик не спеша вышел за большие ворота, уселся на пятицветное облако и вознесся вверх. Когда слуги, видевшие это, побежали в дом и рассказали юаньваю, Балду Баян, обрадовавшись, сказал: “Не иначе как святой приходил,

23 чтобы научить меня”, и поклонился месту, [где только что стоял старик]. Быстроногих и резвых жеребцов оседлал и в сопровождении слуг пустился вскачь. Скоро добрался [он] до берега реки Нисихай. Огляделся — на левом берегу увидел маленький домик, около домика какая-то молодая женщина развешивала на иве выстиранную одежду. Балду Баян приблизился [к ней] и спросил: “Женщина, не скажешь ли, где дом Нишанской шаманки?” Женщина рассмеялась и показала: “На правом берегу дом стоит!” Юаньвай сел на лошадь и вскачь добрался до [указанного] места. Огляделся — во дворе стоит какой-то человек, покуривая трубку. [Юаньвай] поспешно с коня слез,

24 подошел поближе [к человеку] и спросил: “Брат, это дом Нишанской шаманки, не правда ли? Прошу тебя, скажи прямо!”

Человек ответил: “Ты почему так спешишь, [да еще] с таким испуганным видом?” Юаньвай ответил: “Расспрашиваю вас, старший брат, потому что у меня важное и спешное дело. Будьте милостивы, скажите мне!” Тогда человек сказал: “Та женщина, которая полоскала и сушила белье и которую ты только что расспрашивал на левом берегу, и есть шаманка. Ведь вас, старший брат, обманули! Когда будете просить ту шаманку, просите хорошенько и почтительно! С другими шаманами сравнивать ее нельзя. Она большая искусница в камлании”. Балду Баян вручил человеку подарок, сел верхом на коня

25 и снова быстро доехал до левого берега. [Здесь] сошел с коня и прошел в дом. Огляделся [и увидел], что на ближнем нахане[17] сидит седовласая старуха, а около очага стоит молодая женщина, посасывая трубку. Юаньвай подумал: “Эта старуха, сидящая на нахане, непременно и есть шаманка!” Опустился перед нею на колени, и, когда начал просить, старуха сказала: “Не я шаманка. Ты ошибаешься, господин! Та, которая стоит около очага, — моя невестка, — и есть настоящая шаманка!” Тогда Балду Баян встал и опустился на колени перед этой женщиной и стал просить: “Шаманка, [ты] прославилась великой славой! Сделалась известной! [Так как другие шаманы не имеют таких знаний, как ты, прошу тебя], не осмотришь ли и не объяснишь ли болезнь [моего мальчика], “хань чжулхунь”[18]?

26 Женщина, [ты] задумываешься: "Как быть? Пособолезновав, не лишусь ли славы?"” Женщина, смеясь, сказала: “Господина Баяна я не обманываю! Я недавно обучилась. Если и посмотрю “хань чжулхунь” сейчас, могу ошибиться. Как бы не задержать дела! Других способных шаманов попроси, пусть скорее поворожат. Да не мешкай!” Когда Балду Баян начал упрашивать [ее] снова и снова, кланяясь и заливаясь слезами, шаманка сказал: “Так как [ты] пришел [сюда] впервые, разок погадаю! Если и бывали другие люди [у меня], ни за что [им] не гадала!” Потом [шаманка] лицо и глаза обмыла, свечи расставила, деревянный круг в воду окунула, посредине [пола] табурет поставила,

27 правой рукой бубен схватила, левой рукой взяла барабанные палочки, сделанные из вяза, и начала камлать, усевшись на табурет и потряхивая бубном. Добрым голосом вызывая “хо-багэ”, высоким голосом повторяя “дэянку”, пришепетывая, начала умолять [духа], пока он не вселился в нее. А Балду Баян, на землю опустившись, приготовился [ее] слушать. Нишанская шаманка начала камлать. Вот как во время камлания [она] объяснила [все случившееся]: “Эйкулэ екулэ рода Балду, эйкулэ екулэ родственник дракона, эйкулэ екулэ мужчина, ты послушай, эйкулэ екулэ на повелителя велю посмотреть. Эйкулэ екулэ пришедший старший брат, эйкулэ екулэ внимательно слушай, эйкулэ екулэ если скажу нет, эйкулэ екулэ скажи — нет! Эйкулэ екулэ

28 если скажу ложь, эйкулэ екулэ скажи — ложь, эйкулэ екулэ лживый шаман обманывает, эйкулэ екулэ расскажу-ка вам: эйкулэ екулэ в двадцать пять лет эйкулэ екулэ один мальчик эйкулэ екулэ рожден был, эйкулэ екулэ пятнадцать лет стало, эйкулэ екулэ на Хэнлан эйкулэ екулэ гору эйкулэ екулэ охотиться отправился, эйкулэ екулэ на той горе эйкулэ екулэ злой дух Кумуру, эйкулэ екулэ твоего сына эйкулэ екулэ душу эйкулэ екулэ схватив, съел, эйкулэ екулэ сам он эйкулэ екулэ заболел, эйкулэ екулэ умер, эйкулэ екулэ с тех пор детей эйкулэ екулэ не рождалось, эйкулэ екулэ в пятьдесят лет эйкулэ екулэ одного мальчика