Новое всё),

В большой белой церкви,

Просторной и тоже новой,

Отпевали человека,

Рождённого со мной

в один день.

При жизни

не было ничего,

Что бы нас связывало,

Но лишь это,

в конечном счёте,

и разделяло

нас.

Как ни пытаюсь,

я не могу сказать,

Что он, будучи живым,

Был мне другом,

Учителем,

Или чем-то большим.

Всего лишь

Разнояйцевые близнецы,

Со смещеньем во времени

И пространстве.

Брат, дальний родственник,

Близнец

В гробу.

Его лицо после смерти

впервые

Гладко обрили,

Как будто он, умерев,

Попался в сети людей:

любящих женщин,

И общества, -

От которых прежде

Всегда ускользал.

Гладковыбритое лицо -

Как освежёванное,

Как знак чужой власти,

Как надругательство,

И как

подлог, -

Стоит теперь

перед моими глазами,

И постепенно, кажется,

В памяти заменяет

его настоящее,

Не обнажённое

Посмертьем

Лицо.

Развязывание узлов

Вечер,

солнце освещает

Безоблачное

необитаемое небо

Над верхними границами

домов высотных,

Голую, без окон, стену

Небоскрёба,

Белёный

ослепительно-белый

бетонный

Куб клумбы, -

На детский кубик похожий, -

У подножия этой стены,

а также цветы,

сиреневато-голубые,

почти на грани цвета,

различаемого глазом,

мелкие цветы,

Чуть тревожимые ветром,

Пролетающим

у стены

подножия.

Отчуждение.

Небо, ветер,

(смертельно) белый

куб клумбы

с цветами -

Всё разрозненно и

свободно.

Разложение, развязывание

Узлов

Конца августа,

Месяца

перед отлётом

перелётных

птиц.

Городские статуи

Бывшие когда-то людьми,

теперь заключенные

сами в себе,

Навеки пойманные

В собственную

Окаменевшую

форму -

Чувствуют ли они теперь,

Узники камня,

Ставшие камнем,

Изменение положения

каменного тела

относительно солнца?

Изменение степени

Нагретости каждой

Своей стороны,

Когда совершает солнце

Дневной

путь по небу?

Кто были они раньше -

неважно.

Теперь они

неразличимы,

Одинокие фигуры -

Как участники непонятного заговора -

Расставленные по площадям, по углам улиц,

Ненарушимым молчанием,

Странной похожестью

Пугающие.

Накануне бесприютности

Шестнадцатый день

сентября.

Птицы тревожатся и снимаются

С места.

За птицами бабочки-

Адмиралы

Поднимаются

И батерфляем

Летят на юг.

Единое пространство

Города,

(прогретого солнцем

асфальта),

Намечено дождём

На разделение,

Рассечение -

Накануне морозов,

Ветров

И метелей -

На пространство

Незащищённое,

Открытое,

Бесприютное,

Бесконечное -

И другое:

Переходов и

Вестибюлей метро -

Сшитых между собой

перебежками,

Хранящих

тепло ускользающее -

Пространство

для тех,

кто не находит

приюта,

И найдёт здесь

приют.

Мемориальный парк

От фонтанов,

Кидающих струи

в уже остывшее,

уже осеннее

Небо,

пахнет морем и вечером,

Отливом у пирсов,

И водорослями.

Кусты, в ранних сумерках

Потерявшие тень,

Сами становятся тенью,

Таинственным

Сгустком сумерек.

(Стеллы и статуи

память о чём-то хранят и

возносятся выше.)

Небо светлеет,

Предшествуя ночи.

Рыжие,

до заморозков цветущие,

цветы бархатцев

в сумраке цветом своим

Потаённый свет

источают,

Стирая различие

между цветом и светом.

Всё движется к осени.

Холмы, в последний раз

подстриженные,

Лежат под вечерней бледной

Луной

так покойно, что

Ясно становится:

(Земля уснула),

Трава

Не доставит больше хлопот

Коммунальным службам.

На холмы

торжественно

Опускается вечер

и долгая осень.

И то, что внутри

(Сердце),

Как зеркало – ясно,

(Но,

в отличие от зеркала),

Отражает вовне

Лишь то, что внутри.

Безличный покой.

Молчаливое торжество.

Отсутствие.

Вмещает, не искажая.

Обновление обетов

Менструальной заветной

Густой жуткой кровью

Политая земля.

Впитавшая.

Враждебная.

Заключившая обеты.

Твоя земля.

Белой шелковой

Изнанкой, подложкой,

Вейник наземный10

Стелется, волнуется,

Ходит волнами

Среди берёз

С изнанки деревни,

В позднем скупом

Сентябрьском солнце

С октябрём на границе,

Между дальней деревней

И трассой -

дальней и небывалой, -

По которой ползут,

Как жучки,

Машинки игрушечные,

Их стёкла бликуют из

Далёкой дали,

В дымке,

В хорошую погоду,

При хорошей видимости,

Зорким глазом,

Видные;

Когда разъезженные

Зарастающие травой

Колеи

Выносят тебя на холм,

Приподнимают над местностью,

Дают обзор,

И местность становится картой,

Где отмечено всё:

Перелески

(Здесь жил мохноногий канюк

в наше первое лето),

И поля

(по этому полю

ты брела через дождь,

а то поле – болотной совы),

И овраги.

Деревни,

Те, что рядом, и те,

До которых никогда не дойти

(До которых дороги

ещё не проложены,

Или давно

травой заросли).

Пробившийся луч

Словно кость,

Словно башню из кости слоновой,

Выбеливает вдруг далёкую

Крышу, стену

Или трубу,

И воздух дрожит

От расстояния,

сказочного,

Между тобой и этим объектом；

Поднявшийся

Ветра порыв вдруг доносит

Свист и гудки

С железной дороги,

Что за многие километры

За лесом, за тёмным бором

И волчьими, заросшими

Люпином,

полями,

Отсюда.

По безымянной дороге

сквозь поле,

По вершине холма,

Ты совершаешь обход территории,

И она

Обновляет

Обеты

С тобой.

Дорожный затор на 102-м километре

Тёмная ненастная ночь,

Опустившаяся раньше срока:

Освещая друг друга фарами,

Сотни незнакомых

людей продвигаются вперёд

в ночи.

Угрюмое

Факельное шествие

Через ночной осенний лес,

Каждый движется к своей цели,

(к цели, видной только ему),

Но все движутся в одну сторону.