Несколько долгих секунд я наблюдал за тем, как желваки вспучиваются на массивной челюсти Жеки, пытающегося совладать со своими эмоциями. Но я-то знал – с аниме совладать почти невозможно…

– АРИИИИИИИГААААААТООООО!!!! – наконец взорвался он, разрывая на себе рубашку и раскидывая бугрящиеся стальными мышцами руки в до предела гипертрофированной ярости.

В воздух взмыли куски асфальта и угловатые языки пламени: Жека рванул вслед за машиной.

Вот он настигает её, переворачивает, вырывает дверь и рывком вытягивает из салона и без того настрадавшегося сегодня водилу.

Камера снова берёт ближний план: Безумное, кровожадное лицо Жеки, застывшее в зверином оскале, появляется в проёме разрываемого пополам тела водилы…

Дальний план: Жека стоит у перевёрнутой машины, держа в руках половины разорванного по вертикали тела. Ничего не происходит примерно десять секунд – словно я смотрю на фотографию, но потом, из разрыва с шипением ударяет водопад кровищи. Она заливает Жеку, заливает машину, заливает дорогу, заливает всё.

Наконец он бросает обескровленные половины тела бедолаги на землю. Средний план, и ещё с минуту я наблюдаю, как Жека быстро, но глубоко, дышит, смотря перед собой слепым от ярости взглядом. Его лицо в крови… Брутальная месть свершилась…

Сцена меняется. Мы с Жекой идём по дороге. Город уже совсем близко. Почему-то кровищи на нём теперь тоже больше нет, а разорванная рубашка уже нихуя не разорванная. Видимо, для аниме подобная ситуация – разновидность нормы.

– Ты закричал "Аригато", как ёбаный Наруто, – заметил я. – Что это вообще значит?

– Вроде бы "спасибо", – как-то отстранённое ответил Жека. – И Наруто так не кричал.

– Я думал, что Наруто – это любой злобный хуй в аниме. Типа нарицательное такое…

– Я убил человека… – прошептал Жека. Казалось, он меня не слушал…

– Ты убил картинку, ёбт, – успокоил его я. – Он же ж рисованный…

– Нельзя делить людей на нарисованных и нет! – Жека остановился и вонзил в меня взгляд, яростно стиснув кулаки. – Это расизм!

– Эмм… Ладно, – согласился я, вспомнив, как минуту назад он разорвал пополам человека. – Но он был убийцей. Он убил Мисаки-тян… А ведь я… я любил её…

Теперь пришло время сжаться моим кулакам. Я не должен заплакать…

– Ты… Ты любил её? – глаза Жеки залились печальным коктейлем из половинки удивления и двойной порции сострадания…

– В некотором смысле… – кивнул я. – Но не будем об этом, а то я заплачу. Давай лучше пойдём в город, найдём кабак и нахуяримся в сопли?

– А это хорошая идея, друг! – засмеялся Жека.

Я тоже засмеялся. Мы подпрыгнули в воздух и звонко дали друг другу пять.

Стоп-кадр. Жизнеутверждающая музыка, и мы с Жекой, замершие в воздухе с улыбками на лицах, отбивающие пятака.

Сцена резко меняется. Мы идём по городу. На улицах полно народу: анимешных людей с разными причёсками и немного отличающейся формой лица. Много школьников в тёмно-синих костюмчиках, взрослые – в основном в тёмно-серых костюмчиках, "тойоты короны" белых и тёмно-серых цветов. Дома с однообразными, явно на отъебись нарисованными вывесками магазинов, расположенных на первых этажах, но всё это вместе шло нахуй, потому что моё внимание пленило нечто другое:

Здоровенные полутвари-полуроботы, бродящие тут и там. Они различались размером, цветом и некоторыми деталями, но в основном были очень похожи друг на друга.

Синие, красные, жёлтые, оранжевые; высотой с одноэтажный дом, двухэтажный дом и даже четырёхэтажный дом. Длинные жилистые ноги заканчивались лапами, усиленными стальными пластинами. Мышцатое тело тоже усилено сталью. Длинные жилистые руки расположены высоко и растут словно бы не из плеч, а из плоской, как средней глубины сковорода, широкой головы, окольцованной десятками стеклянных глаз-линз.

У каждой твари на грудной пластине ярко горит иероглиф. Эти прямоходящие твари заняты разными делами: одни таскают тяжёлые ящики, другие заняты помощью в строительстве зданий и ремонтных работах, а некоторые словно слоняются без дела.

Заметил я и ещё кое-что: неподалёку от каждой из этих тварей неизменно обнаруживался человек в комбинезоне того же цвета, какого цвета была сама тварь…

– Что это, блять, такое? – спросил я, посмотрев на Жеку.

– Это Души, – ответил мне девчачий голос с другой стороны.

Я повернул голову, и сердце моё забилось…

– ЧТОООООО??!?!? МИСАКИ-ТЯН??!

Резкий наезд камеры крупным планом на моё ебало – выражение абсолютного удивления в карикатурном исполнении с кучей вопросиков и восклицательных знаков вокруг башки.

Рядом со мной действительно стояла она: та же форма, те же волосы, тот же запах карамели…

Я не убил её! Видимо, она просто потеряла сознание, а потом очнулась и телепортировалась сюда.

Я так рад, что не убил её! Убийство Мисаки-тян было самым страшным и самым опрометчивым поступком в моей жизни. Я боялся своих чувств к ней, но теперь… Теперь мы будем вместе сосать сладкие щупальца карамельного осьминога… Я буду держать её тёплую ладонь в своей…

– Ты знаешь Мисаки-тян? – удивилась девчонка. – Это моя любимая сестричка!

Сестричка… как я мог подумать, что Мисаки-тян просто потеряла сознание? Там было столько крови…

Тут я заметил, что девчонка продолжает на меня пялиться, явно чего-то ожидая… А, точно – она же спросила, не знаю ли я её сестру… Надо срочно что-то спиздеть, а то это подзатянувшаяся пауза явно выглядит пиздец как подозрительно…

– Нет, не знаю! – выпалил я.

Надеюсь, этого хватит, чтобы отвести от меня подозрения…

– Но ты только что сказал её имя…

– Я перепутал! – не нашёл, что ещё спиздеть, я.

А хули? Ситуация-то нервозная…

– Ты… Странный… – нахмурилась девчонка.

– Не смей говорить про него, что он странный! – ворвался в разговор с хлёстким звуком Жека. – Владян-сан только что потерял свою возлюбленную!

– Оу… – смутилась девчонка.

Боже, как мило она смущается… Её щёчки покраснели… Мне непреодолимо захотелось оказаться в её объятиях и утонуть в её жалости ко мне и моей личной трагедии… Но это будет подло с моей стороны: искать её жалости за убийство её же сестры… Нет – я не такой. Да и вообще нахуй мне не упала её жалость: я убил её сестричку с кайфом, и её, блять, прихуячу с не меньшим кайфом, как только выдастся удобный сл…

Пришёл в себя я уже тогда, когда стиснул девчулю в своих объятиях и плакал навзрыд, заливая её пиджачок слезами. Она же, держа руки по швам, ещё больше смутившись, таращилась куда-то вдаль, не понимая, как реагировать на происходящую хуйню.

Как я видел её лицо со своей позиции? Хуй его знает. Аниме, блять…

Сука… Да что я опять творю-то?? Отступил на шаг, поправил галстук, вытер слёзы, отвёл взгляд в сторону, смутившись.

– Твою девушку звали Мисаки? – спросила она неловко, явно пытаясь разрядить стрёмную обстановочку.

– Не знаю я никакой Мисаки! – снова упёрся я. – Мы только что появились в этом мире и нихуя не понимаем, что тут происходит!

Неожиданно, то есть совершенно, блять, не в тему, она рассмеялась. Весело так, звонко.

– Я уже поняла, что вы новенькие! – наконец сказала она, расплывшись в улыбке. – Давайте я вам всё расскажу!

Глаза её заблестели, а сердце моё предательски застучало…

Честно говоря, собравшись с духом, я хотел послать её нахуй, но почему-то оказался в ресторанном дворике.

То есть мы все там оказались. Втроём сидели за круглым столиком, перед нами стояли стаканчики с кофе. Вокруг были другие люди – много других людей. Они ели, общались, слонялись, проводили время, короче. По залу бродили эти странные твари, а ещё тут, прямо из пола, торчало несколько здоровенных стальных капсул с нарисованными на них непонятными иероглифами.

– Мы называем их Души, – кажется, уже не в первый раз сказала девчонка, указывая на жёлтую тварь, передающую рабочим тяжёлую мебель на второй этаж…

– Да мне похуй, как вы их называете, – признался я.