– Через весь город? – смеется Вика и на короткое мгновение расслабляется, но оно слишком быстро заканчивается. Она снова серьезнеет, вытягивается по струнке, закрывается на сто замков, лишь бы в душу меня не пускать. – Нужно было сбегать быстрее.

– Правильно сделала, что осталась.

Разговоры у нас не клеятся от слова совсем. И оттого, что кто-то за год отшельничества разучился слова подбирать, потому что изо рта, кроме приказов и ругани, ни черта не вылетало. И оттого, что далеки мы безмерно теперь. Прошлое между нами все еще висит. Смотрю на нее и глаз отвести не могу: красивая даже когда очень серьезная и молчаливая. Тори общаться желанием не горит, я, наоборот, капец как полыхаю, поэтому бешено гоняю в голове темы, пока мы спускаемся в лифте и идем к машине. Давить на больное, вспоминая прошлое, не хочется, спрашивать, как изменилась ее жизнь, будет неуместно. Сильно изменилась, это невооруженным глазом видно. Да и долгая беседа из этого не выйдет.

«А может, и не надо, раз не клеится?» – испытывает нервную систему внутренний голос. Вика меня опасается, все еще не доверяет. Этой ночью в бессознательном порыве жалась изо всех сил, а потом не отлипала ни на сантиметр во сне. Утром, когда мир перестает быть черным, все видится по-иному, и я перестаю быть спасателем, превращаясь в мучителя.

– Может, все же такси? – предпринимает очередную попытку избавиться от моего общества. – Правда, Егор, мне уже очень неловко, что ты со мной возишься, как с ребенком.

– Мне несложно, Вик, – говорю честно, когда она все же садится в машину под мой вздох облегчения. – Я рад, что мы встретились. Не очень хорошо только, что при таких обстоятельствах.

– И часто с тобой такие обстоятельства случаются? – неожиданно идет на контакт. Значит, я ей тоже интересен. Любопытная Оса. Хорошо, теперь точно все пойдет как надо.

– Время от времени, – пожимаю плечами. К работе у меня отношение… как к работе. Пришел, сделал, ушел. Мне нравится то, чем я занимаюсь, но это совершенно не повод для хвастовства. – Мы же не просто так тренируемся, – улыбаюсь и плавно вхожу в поворот. – Бывают дни, когда в части сидим, занимаемся, а бывает, что днями выжидаем в засаде. Главное, что все хорошо заканчивается.

Тори замолкает и смотрит на дорогу задумчиво. Губы свои красивые кусает, не понимая, что дразнит: я тоже их попробовать хочу. Подгрузил я ее, конечно, конкретно. Тоже, блин, тему выбрали. Нет, чтобы о приятном, о жизни ее узнать, – всегда работа моя вылезет и подбросит серьезности любой беседе, уведя ее в тяжелое молчание. Цокаю, смотрю на звонящий телефон. Гринев.

Обычно в машине отвечаю через блютуз, но при Тори многое обсуждать не положено, так что приходится отсоединяться и прикладывать трубку к уху. Хорошо, что не в столице и за разговор по телефону меня двадцать камер не снимут.

Он говорит быстро, сообщает, что сегодня нас ждет беседа с вышестоящим руководством по поводу вчерашнего выезда. Вроде как будут хвалить, но «спасибо за службу» в любой момент может перерасти в замечания по работе и показательную тренировку, на которой нужно выложиться на все триста процентов. Гринев дает ценные указания, просит не занимать места у входа на парковке и обещает отгул к отпуску, если все пройдет хорошо. Один звонок взвинчивает градус напряжения в моем и без того жарком утре. Но я продолжаю ужом на сковородке вертеться.

– Расскажи, чем сейчас занимаешься, – возвращаюсь к Тори, которая снова чатится с кем-то.

– Работаю управляющей в одной из кофеен отца. – Она поджимает губы, когда видит, что я хмурюсь. Да, малышка, я ведь помню, что ты поступала в лингвистический и грезила о том, чтобы преподавать языки. – Сначала подрабатывала там бариста, пока училась, а потом, когда получила диплом, заняла должность ушедшей в декрет управляющей.

– А иняз? – все же спрашиваю, не получив объяснений, и Тори вздыхает. Сильнее стискиваю руками руль. – Отец надавил?

С батей ее у нас не срослось еще тогда, когда я по-честному пришел знакомиться, решив, что надо не прятать голову в песок, а по-взрослому поговорить, чтобы он Тори мозг не делал на тему нашей разницы в возрасте. Я в то время вообще с ней еще за ручку ходил и пару раз только под майку залез. Но это родителю оказалось сложно доказать. Он все думал, что я его дочь развращаю, и советовал к психиатру обратиться, раз меня на малолеток тянет. Выводы о нем я сделал быстро, но ради Тори относился с уважением и лишний раз старался с ним не пересекаться. Он давил на нее постоянно, пока мы были вместе: выставлял меня в херовом свете, объяснял, что происходит «с наивными глупыми девочками, которые выбирают придурков постарше», и твердил, что «ненормальный вояка, которого дома днем с огнем не сыщешь», его дочери не пара, поэтому замуж он ее выдаст за надежного и не нищего, а не «перебивающегося от зарплаты до зарплаты».

– Нет, сама ушла. Перепоступила на гостиничное дело, окончила, теперь в магистратуре на заочном. А языки пару раз в неделю преподаю в центре рядом с домом, меня туда взяли только по сертификатам. – Она пожимает плечами. Это у меня все стабильно, я как тогда шел к цели, так и сейчас продолжаю по службе вверх двигаться. Вика же жизнь на сто восемьдесят градусов развернула, оставив лишь маленькое напоминание.

– Не жалеешь?

– Нет. Я люблю свою работу, у нас там свой маленький мирок с вкусным кофе и свежими булочками. Останови, пожалуйста, здесь. – Она кивает на «карман» через пару метров и ерзает на сиденье. До поворота к ее дому еще метров триста, но Тори решительно настроена даже на ходу выпрыгнуть. – Тут кофейня, мне нужно выйти на работу раньше: повар получил травму.

– Ладно, – сдаюсь и включаю правый поворотник. – Помощь предложить не могу, иначе полковник голову открутит за опоздание.

– Я не прошу, – мягко увеличивает между нами дистанцию. – Ты и так очень много для меня сделал за последние сутки. Спасибо, – опять благодарит, а у меня челюсть от этого сводит. Да сколько можно-то? Я уже все понял, не дурак.

– Давай так: вместо «спасибо» лучше запиши мой номер, – улыбаюсь и снова глазею. Смотрю на рыжий водопад, плечи, упругую грудь, обтянутую кофтой, стройные ноги, которые Вика сжимает, когда замечает путь моего взгляда. – Если вдруг что случится – кошмар опять приснится или слишком часто вспоминать станешь вчерашний вечер, – звони или пиши. Отвечу, если буду не на тренировке или выезде. – Тори сомневается, но все же открывает контакты и под диктовку записывает цифры. Она специально отворачивается, когда подписывает меня, и я усмехаюсь и даже качаю головой.

– И даже дозвон просить не будешь? – удивляется, нарушая томительную тишину.

– Не буду, я тогда тебе точно позвоню и на свидание приглашу, – признаюсь, потому что уже сейчас не хочу ее отпускать. Мне катастрофически мало, но с Тори слишком активным быть нельзя, она тогда прятаться начинает. А номер телефона я после следующей смены у Володи попрошу, потому что уверен, что Вика мне ни за что не наберет. А я и так знаю, где она живет, и притащиться могу в самый неподходящий момент. – Соскучишься – выходи на связь, – подмигиваю.

– Не выйду, – без ножа режет меня, а затем ковыряет свежую рану: – У меня парень есть, я по нему скучаю. – Она быстро закрывает дверь и почти сбегает.

Злость вспыхивает моментально: какой такой парень? Тот, которому она все утро эсэмэски строчила и улыбалась? Стучу по рулю и горько усмехаюсь. Чего, собственно, хотел? Она ведь ни одного повода не дала: ни взгляда долгого, ни улыбки лишней. А я себе все складно придумал про возрождение прошлой любви.

Одно только непонятно: почему вчера не сказала и ему не позвонила первым делом? Потому что ненадежный тип или потому что вчера его вообще в природе не существовало? Взглядом проводив Тори до двери кофейни, трогаюсь с места. Надо будет как-нибудь наведаться сюда за вкусными булочками и одной вредной управляющей, у которой, блядь, парень есть.

Вру безбожно и этим себя спасаю, забегая в кофейню на дрожащих от страха ногах. Ложь на моем лице отчетливо написана: не умею я обманывать, никогда юлить не любила. Теперь ощущение, будто в грязи выпачкалась. Срочно хочется помыться и сменить одежду. Смотрю на пакеты с покупками – наверное, стоит воспользоваться и надеть прямиком с вешалки. Постираю, как вернусь домой.