Могла бы и лифчик надеть! А лифчик в стирке оставила! Развесила тут свои сисяндры! Ну, кому учиться, а кому ноги раздвигать! Зачёт за сиськи хочешь?!

Вера шла по университетскому коридору с высоко поднятой головой и сносила все насмешки и возмущения. Женщины мира боролись за равноправие, а на факультете не чего-то там, а психологии, студенток шеймили за отсутствие лифчика.

Ну да, может, рубашка немного просвечивала. Ну и что? Почему это парням можно было расхаживать топлес, а ей в прозрачной кофточке – нет? Ну и что, что они топлес расхаживали не в здании университета? Она же, в конце концов, тоже не без верха пришла.

Лифчик, говорила лучшая подруга Мила, давно пора отменить как способ ущемления женщин. Говорила она так классе в седьмом, а к выпуску её грудь уже так тянула спину, что лифчиком она всё же обзавелась.

Такой же роскошью четвёртого размера Вера награждена не была, так что вполне комфортно себя чувствовала без лишних элементов одежды.

– Зачётные сиськи! Хочешь автоматом зачёт? – сокурсник Денис загоготал над своей неоригинальной шуткой и преградил Вере проход в аудиторию.

– Ты уже пятый, кто мне это сказал. Зачёта у нас сегодня нет. Отвали, – она грубо отодвинула его и зашла в кабинет.

Древняя преподавательница, пускавшая слюни на давно неактуального Фрейда, вскинула брови и огромные очки.

– Здравствуйте, Мария Равильевна.

– Здравствуйте-здравствуйте, Верочка…

Ух, а ведь была когда-то и она молода! Крутила кавалерами и завлекала торчащими грудью и попой. Сегодня всё, что торчало, повисло, и прикрываться защитными механизмами психики стало проще, чем анализировать собственные реакции.

– Вам не холодно? Оденьте-ка мою кофточку, а то замёрзнете.

– Мне не холодно, спасибо, – Вера села за первую парту и стала доставать письменные принадлежности.

– Я говорю, что замёрзнете, – Мария Равильевна подалась вперёд и настоятельно протянула снятый со спинки стула вязанный кардиган.

Болотно-зелёный, тяжёлый и даже на вид колючий и невыносимо жаркий.

– Но…

Межбровные морщины стали такими глубокими, что казалось, Равильевну инсульт разобьёт. Она встряхнула кардиган дряблой рукой, и Вера подоспела, лишь бы старуха не развалилась на месте.

– Хорошо, я надену. Спасибо.

– На здоровье…

Она внимательно проследила, чтобы Вера хорошенько прикрылась, и только потом переключилась на свои дела.

Денис не удержался от очередного подкола:

– Незачёт? – и пошёл на свой дальний ряд, где любил поспать и построчить в телеграме.

Он вёл канал факультета и сливал в него всё, что казалось ему интересным. Конечно, новость о Вере не заставила себя долго ждать.

Пришло очередное уведомление из канала, и Вера в ужасе уставилась на фото себя, идущей по коридору в просвечивающейся белой рубашке с отчётливо обрисованными грудями и яркими сосками.

Копец…

Она ещё больше запахнула кардиган и сгорбилась. А в зеркале общаги это выглядело не так… тёплый свет лишь слегка выдавал отсутствие лифчика, а при холодных лампах дневного света казалось, что она участвовала в конкурсе мокрых маек. Немудрено, что на неё обращал внимание каждый второй, а Равильевна так офигела.

– Спасибо… – Вера вернула Равильевне кардиган и скрестила руки на груди, пытаясь её прикрыть.

– Угу… угу… – та снова смерила её взглядом и, старчески потрясши головой, уткнулась в собранные доклады.

Верин лежал следующим в стопке, и она с грустью подумала о том, что её почти голые сиськи могут снизить ей балл. Лучше бы её вызвали отвечать перед группой – тут бы старуха её точно не завалила. А так… кто знал, каких блох она там найдёт и к чему придерётся.

Денис вышел из аудитории вместе с ней и положил ей руку на плечо так, что та ухватилась за грудь.

– Отвали! – Вера отбросила его лапу.

– А сосочек-то встал!

– Ширяев! Иди в сортир подрочи! – она изловчилась и саданула ему между ног.

Тот гыкнул, согнулся и побледнел.

– У кого глаз за глаз, а у кого по яйцам за сиську, – Вера даже не поняла, кто это сказал, и поспешила уйти.

Она заперлась в туалете и судорожно соображала, чем можно прикрыть непотребство. В тёплый майских денёк никто не таскал кофты и куртки, разве что вечно замерзавшая Равильевна.

В сумочке тоже не было ничего, способного скрыть хотя бы соски. Ни тоналки, ни корректора. Да даже и будь они – наверняка только оставили бы следы на рубашке и привлекли ещё больше внимания. Что же делать?!

Так ничего и не придумав, Вера пошла на следующую пару по философии.

От вида вошедшей в таком наряде студентки Сигизмунд Аркадьевич аж привстал.

– Здравствуйте… – Вера поздоровалась и поторопилась за парту.

– Здравствуйте, Верочка. Прекрасно выглядите, – он смачно облизнул винтажные губы и потёр шершавые пальцы. – Прекрасно.

Всё занятие он почти не отрывал от неё глаз, будто полвека не видел голую грудь – с тех самых пор, как перестал пить материнское молоко. Историю о том, что матушка кормила его вплоть до десяти, пока безвременно не ушла, он неоднократно рассказывал. Никто не понимал, зачем, но рассказывал он её вновь и вновь.

И в этот раз тоже вскользь упомянул о своей почившей кормилице, уйдя от рассуждений о натурфилософии в недра воспоминаний.

Вера старалась не смотреть на его блестевшие маслом глаза с корочками у ресниц и причмокивавшие губы с хейлитом. Что-то рушилось в этом храме философии, но вместо походов к врачу Сигизмунд Аркадьевич с удовольствием малолетнего юнца продолжал ходить на занятия и разглядывать любимых студенток.

То и дело он поглаживал по голове или плечу одну, другую и третью. Сегодня почти не отходил от Вериной парты и будто бы ненароком касался груди.

Она еле дотерпела до конца пары и уже готова была бежать из этого склепа развратного старика, как тот попросил её задержаться.

– Что-то не так?.. – она с опаской посмотрела на выходивших из аудитории учеников.

Денис гаденько усмехнулся и ускорил шаг.

– Всё так, всё так, Верочка, не беспокойтесь. Всё очень и очень так.

Наконец помещение опустело, и в нём остались только Вера и Сигизмунд. Он расторопно запер дверь на ключ, и Вера оторопела. Сложила руки на груди и перестала дышать.

– Знаете, Верочка, такого деятеля прошлого, как Гарегин Нжде?

– А?.. Н-нет…

– Спорный был человек, однако сказал одну очень мудрую вещь. Хотите знать, какую?

Вера не хотела, но всё же спросила:

– Какую?

– А Гарегин Нжде сказал: «Нет такой женщины, которая смогла бы очаровать мужчину только своим умом», – он встал прямо перед ней и, осторожно взяв за запястья, опустил её руки.

У Веры не было сил даже сопротивляться. Никогда, никогда в своей пока что недолгой жизни она не сталкивалась с таким пошлым и наглым домогательством. Да ещё от кого?! От преподавателя философии!

– Верочка, вы, безусловно, очень умны. Я давно вас приметил, – он принялся водить заскорузлыми ладонями по её плечам и таращился то в глаза, то на губы, то на просвечивавшиеся соски. – Вы, поверьте мне, куда талантливее многих, кого я учил. Однако сегодня я вами окончательно покорён. Сражён в самое сердце, – он переместил правую руку ей на середину груди. – А вы знаете, Верочка, что сердце находится посередине?

Вера сглотнула и отрывисто помотала головой.

– Да-да, оно практически посередине, а не здесь, – с ловкостью ловеласа Сигизмунд перевёл руку на левую грудь и жадно сжал.

– Мне надо идти, – Вера будто очнулась и снова обрела возможность двигаться. Она рванула к двери, но ключ подлый Сигизмунд в ней не оставил. – Выпустите меня, пожалуйста!

– Верочка… Верочка, не разочаровывайте меня. Дорогая моя, – он медленно шёл в её сторону, попутно расстёгивая ширинку на серо-клетчатых брюках.