...Труп мужчины был обнаружен в кустах ивняка, в шестнадцати метрах от обочины дороги. Милиция быстро нашла автомобиль, сбивший этого мужчину, — «ВАЗ-2101». У него оказалось сильно помято правое крыло и разбита фара. Расследование дела было закончено в короткий срок, тем более что обвиняемый — Олег Павлович Трушин, инженер-механик завода вычислительных машин, расположенного в соседнем городке, — полностью признавал себя виновным. Но в суде случилось непредвиденное...

Фомин отложил черновик обвинительного заключения, полистал первый том дела, нашел протокол судебного заседания и начал читать.

«Подсудимый Трушин: Действительно, на предварительном следствии я признал себя виновным. Но сейчас все хорошо взвесил и прихожу к выводу, что оговорил себя. Почему это случилось? Накануне вечером я ужинал в ресторане и, возвращаясь домой, управлял автомобилем в нетрезвом состоянии. Задержание на другой день так потрясло меня, что я пошел на поводу у следователя и подтвердил все, о чем он спрашивал.

Председательствующий: Допустим, вы оговорили себя. Чем же тогда объяснить повреждение автомобиля?

Трушин: Все это вполне объяснимо и не связано с наездом на человека. Я уже говорил, что скорость у меня была большая, не менее девяноста километров. Я слышал сильный глухой удар, от которого и была помята машина. На другой день утром на этом месте я видел убитую собаку. По всей видимости, я ее задавил, а признался в наезде на человека.

По ходатайству защитника Трушина судом был допрошен дополнительный свидетель Телятков. «Мы с Трушиным, — сказал он, — работаем в одном цехе и довольно часто ездим на работу вместе — иногда на моей, иногда на его машине. В один из дней, число и даже месяц я сейчас точно назвать не могу, Олег Павлович рано утром зашел ко мне и сказал, что поедет со мной, так как сам он накануне вечером помял свою машину. На дороге мы видели большую убитую собаку. Трушин еще пошутил, не его ли это жертва. Я повторяю, что дату назвать не могу, но знаю, что Олега в тот день задержала милиция».

Разумеется, что при таких обстоятельствах у суда возникло сомнение в виновности подсудимого, и он выполнил одно из основных требований советского уголовного закона, гласящее, что всякое сомнение толкуется в пользу обвиняемого или подсудимого. Дело было возвращено на дополнительное расследование. Трушину изменили меру пресечения: он был освобожден из-под стражи, и с него взяли подписку о невыезде.

И тогда дело попало к нему — следователю прокуратуры, юристу первого класса Фомину. Михаил Николаевич хорошо помнил свой первый разговор об этом деле с прокурором района Рычевым.

— Да... признание обвиняемого — еще не доказательство, — заметил Иван Федорович.

— Я прочел дело и считаю, что в совокупности собранные доказательства дают все основания предполагать виновность Трушина.

— Вот именно, предполагать, — живо подхватил прокурор, — а мы должны не предполагать, а располагать четкими, конкретными доказательствами. Казалось бы, сначала они были, — Рычев начал загибать пальцы. — Совпадение времени, когда Трушин возвращался из ресторана и когда наступила смерть потерпевшего; повреждение машины; признание факта наезда самим Трушиным. Но вот Трушин отказался от своих первоначальных показаний и дал сносное объяснение причинам повреждения автомобиля. В таком случае совпадение во времени уже ничего не дает и начинают приобретать особое значение такие обстоятельства, как нахождение трупа в кустах довольно далеко от дороги и отсутствие в заключении судмедэксперта категорического вывода о том, что повреждения потерпевшему нанесены именно автомобилем. «Твердым тупым предметом, возможно выступающими частями автомобиля», — вот что говорится в этом заключении. Все это заставляет усомниться в вине Трушина. Адвокат закономерно высказал предположение не о наезде, а об убийстве потерпевшего неизвестными лицами.

— А я, например, убежден в виновности Трушина, — доказывал Фомин. — Многие факты, которые вы считаете сомнительными, вполне объяснимы, в частности нахождение трупа в кустах, в шестнадцати метрах от дороги. При скорости автомобиля под сто километров в час потерпевший вполне мог быть отброшен далеко в сторону. Удар был очень сильным, не случайно у него оторвались почки...

— Дорогой Михаил Николаевич, — улыбнулся прокурор, — я, так же как и вы, убежден в виновности Трушина. Но его вина должна быть доказана объективно, независимо от моего или вашего убеждения. Необходимо найти то, может быть, единственное доказательство, которое объяснит ситуацию и не будет зависеть от признания или отрицания обвиняемым своей вины. Подумайте, как найти это доказательство.

— Разрешите я доложу свои соображения завтра, — попросил Фомин.

В тот день следователь до полуночи просматривал последние выпуски сборника «Советская криминалистика на службе следствия».

— Эврика! — наконец пробормотал он удовлетворенно и отправился спать.

Наутро Михаил Николаевич в первую очередь поинтересовался в милиции, где находятся вещи потерпевшего и крыло автомобиля. С радостью он узнал, что вещи еще не были выданы родственникам потерпевшего, а крыло так и осталось на поврежденной машине.

Сначала он решил допросить обвиняемого.

...— Знаете, после того как меня арестовали, отпало всякое желание ремонтировать машину и садиться за руль, — Трушин заискивающе улыбнулся следователю и полез в карман за папиросами.

— А может, вы испытываете к автомобилю отвращение не из-за ареста, а из-за чего-то более серьезного? — спросил его Фомин.

— По всей видимости, из-за ареста, — Трушин отвел взгляд в сторону, помолчал, а затем, будто убеждая самого себя, повторил: — Конечно, из-за ареста, что-либо другое исключается.

Слесарь станции технического обслуживания в присутствии следователя и понятых снял с автомобиля Трушина поврежденное крыло. Фомин составил протокол изъятия. Затем несколько часов он потратил на тщательный осмотр одежды погибшего. Вечером Михаил Николаевич докладывал свои соображения прокурору.

— Работать сейчас с Трушиным нет никакого смысла. Он чувствует неуверенность и вполне может снова признать себя виновным, а в суде повторится прежняя история. Я считаю, что нужно продолжать расследование, отбросив показания Трушина. Сейчас я приобщил к делу новые вещественные доказательства. Правда, осмотр одежды ничего не дал, но я надеюсь на экспертизу. Она должна установить, имеются ли волокна от одежды потерпевшего на крыле автомобиля и есть ли на одежде потерпевшего следы краски, которой выкрашено крыло.

Через десять дней Фомин услышал в телефонной трубке энергичный голос старшего эксперта:

— Поздравляю. Приезжайте.

Теперь Фомин был готов к завершающему разговору с Трушиным.

Обвиняемый осторожно пристроился на краешке стула и вопросительно взглянул на следователя. Во взгляде его читались настороженность, ожидание и тоска.

— Располагайтесь удобнее, разговор будет долгим, — спокойно сказал Михаил Николаевич. Трушин доставил ему много хлопот, а его коллегам — и неприятностей, но Фомин на него не злился. Он вообще никогда не злился на подследственных, справедливо считая, что озлобленный следователь — это уже не следователь. К обвиняемому можно относиться по-разному: иногда с сочувствием, иногда с брезгливостью, но никогда — со злобой.

— Вы, Трушин, грамотный человек, инженер, и потому я буду с вами предельно краток и откровенен, — начал Фомин. — По вашему делу проведена сложная экспертиза, и заключение экспертов единогласно.

Трушин слушал, безвольно опустив руки.

— В складках плаща погибшего обнаружены микроскопические частицы краски, — продолжал следователь. — По цвету и иным показателям они совпадают с соответствующими параметрами краски вашего автомобиля.

Трушин закусил нижнюю губу.

— Но это еще не все. При осмотре крыла на пластмассовом указателе поворота обнаружен микроскопический след расплава пластмассы. Скорость у вас была очень высокая, удар оказался сильным, потому и образовался расплав. А в нем найдено шесть микроволокон ткани, из которой изготовлен плащ погибшего. Установлены и другие совпадения. В общем, читайте заключение сами и делайте соответствующие выводы, — Фомин подал Трушину заключение экспертов.