Так ли оно было, не знаю, а как слышал, так и рассказываю.

Жил один крестьянин. У него был сын. Когда парень подрос и начал помогать по хозяйству, отец и говорит:

— Гляжу на тебя и вижу, за все дела ты хорошо принимаешься. Время идёт, молодое растёт, старое стареет. Скоро возмужаешь да женишься и сам станешь на хозяйство. Вот и запомни мои слова. Живи так, чтобы в каждой деревне был у тебя свой дом. И пусть у тебя каждый день будут новые сапоги. И живи так, чтобы люди тебе кланялись. И всегда будешь справным хозяином.

Удивился сын таким речам и спрашивает:

— Чего-то не пойму тебя: разве могу я поставить в каждой деревне дом? И как можно справиться покупать на каждый день новые сапоги? Да и как мне жить, чтобы люди мне кланялись?

Улыбнулся отец и вымолвил:

— Не тужи, сынок. Мой совет легко исполнить. Захочешь в каждой деревне быть как дома, заведи в каждой деревне верного, надёжного друга, и будет у тебя там свой дом. А чтобы каждый день были у тебя новые сапоги, надо с вечера хорошо вымыть и почистить свои сапоги, никогда этого не забывать, вот и будут они на другое утро, как новые. Ну, а чтобы люди тебе первому кланялись, вставай раньше всех, выходи на работу первым, тогда все, кто позже тебя выйдут, поздороваются с тобой, поклонятся тебе. Как видишь, в моём наказе нет ничего трудного.

И вот, когда пришла пора и сын сам встал на хозяйство, он внял советам отца и жил хорошо.

«Видно, правду отец говорил. Эдак-то жить лучше», — думал он.

А в том царстве-государстве тогда был такой закон: кто состарился и в работу не годится, было приказано выдавать царским стражникам, а те уж отводили стариков к палачу и там лишали жизни.

Пришло время, состарился и тот крестьянин, о ком рассказываю. Но сыну жалко было отца, не захотел он отдавать его царским стражникам. Он ещё задолго до той поры пристроил в своём доме тёплую горницу да так хитро всё приспособил, что и узнать нельзя про это помещение. Потихоньку от людей поселил там старика, и стал отец жить скрытником-затворником.

Много ли, мало ли прошло времени, наехали царские стражники:

— Где твой отец? Мы за ним приехали.

— Не знаю, — сын отвечает, — три дня тому времени как ушёл куда-то, да вот и по сю пору не воротился.

Поискали стражники, поискали, обшарили весь дом, во все углы заглядывали и в сарае, и на сеновале побывали, а потайной горницы, где жил старик, так и не заметили. Стали соседей спрашивать, а те отвечают:

— Ещё на прошлой неделе был дома, а вот уж дня три либо четыре, как его не видно: ни в избе нету, ни на дворе не показывался.

— Как только воротится домой, дайте знать! — приказали стражники.

Так ни с чем и ушли. А через малое время наехали стражники ещё раз. А сын и соседи в один голос говорят:

— С тех пор, как тогда ушёл, дома не показывался…

А старик живёт в своей потайной горенке, никому не показывается. Кое-что мастерит, помогает семье да советует, что и как надо делать.

Пришла весна. Старик и говорит:

— По всем приметам лето будет засушливое. Яровое надо сеять по подолам, в низинах, по сырым местам.

Сын так и сделал. Посеял яровое на влажных землях. А люди посмеиваются:

— Чего это он чудит: сеет в таком месте? Ведь ничего не уродится. Семян не собрать!

А лето выдалось на редкость засушливое, жаркое. Дождей совсем не выпадало, а солнышко палило по все дни. И когда пришло время убирать, на подолах, на низинных местах хлеб стеной стоял, и сын собрал богатый урожай, намолотил закрома зерна, а у соседей, на высоких местах, всё повыгорело. Остались люди без хлеба.

На другую весну все в округе принялись засевать низины, мокрые места. А старый отец подал совет:

— По всему видать — лето будет дождливое, мокрое, и ты ни на кого не гляди, сей на взлобках, на сухих местах — будешь с урожаем.

И правда, как говорил старик отец, так оно и вышло. Всё лето шли дожди, сухого дня не бывало. У тех, кто посеял на подолах, на низких землях, посевы на корню сопрели, а у старикова сына опять яровое уродилось на славу. Дивился народ:

— Не иначе, как знается с нечистой силой, ежели наперёд знает, где надо сеять, одним словом, чернокнижник!

И слухи о молодом удачливом хозяине, о его урожаях широко пошли. Докатилась молва и до царя. И повелел царь:

— Коли он такой во всём удачливый и умный, пусть придёт ко мне ни голый и ни одетый.

Услышал про этот царский приказ сын и затужил, опечалился, голову повесил. Приметил старик отец и спрашивает:

— Чего, сынок, такой смурый? Какая печаль тебя гложет?

Рассказал сын про царский приказ. Отец утешает:

— Не горюй, не тужи. Дело это нехитрое. Возьми старую сеть, завернись в неё и ступай во дворец. Будешь ты ни голый и ни одетый.

Как сказал отец, так сын и сделал.

Увидал его царь в таком наряде и промолвил:

— Молодец! Знал, как мой приказ исполнить!

Послал молодца на поварню, велел накормить, а потом сказал:

— Вот тебе десяток варёных яиц. Пусть твоя наседка высидит из этих яиц цыплят! Сроку даю три недели. Ступай!

Воротился сын домой в большой тоске, во печали. Спрашивает отец:

— Ну, что сказал царь?

— Похвалил. По-умному, — говорит, — моё приказанье исполнил. Да что в том проку, когда ещё труднее задачу дал.

— Расскажи. Может, я чем-нибудь помогу? Ведь недаром говорится: «Ум хорошо, а два — лучше», — просит отец.

— Ничем тут помочь нельзя, — утопил сын глаза в землю. — Слыханное ли дело, чтобы из варёных яиц какая-нибудь наседка могла высидеть цыплят?!

— Не печалуйся, сынок, — отец утешает, — и этому делу помочь можно, ежели с умом за него взяться. Давай-ка эти варёные яйца облупим да поужинаем, а как придёт время, ты ступай к царю, снеси ему горшочек варёного пшена и скажи, чтобы то пшено посеяли, просо вырастили, потому как эти цыплята, что выведутся из варёных яиц, могут кормиться только таким просом.

Так и сделали, как сказал старик отец. Яйца за ужином съели, а через малое время сын пошёл к царю, принёс горшок варёного пшена:

— Прикажи, царь-государь, это варёное пшено посеять да вырастить просо. Ведь когда выведутся цыплята из тех яиц, что ты дал, их надо кормить только вот таким просом, другого клевать не станут.