Он был луной на небе сладострастья,

Надеждой бытия, светилом счастья,

Нет, не луной — он солнцем был земным

Что слабый блеск луны в сравненье с ним?

Нет, солнца свет — всего лишь призрак света,

С Юсуфом не равняй светило это!

Оков не зная всяких «что?» и «как?»,

Священным светом он развеял мрак.

В те дни красою Зулейха пленяла,

Невинности накинув покрывало.

В не знавшей зноя западной стране

Любимого увидела во сне.

Не скроется любовь от приближенных,

Когда от ран страдает обнаженных.

ОПИСАНИЕ КРАСОТЫ ЗУЛЕЙХИ

Вот что сказал достигший мастерства,

Тот, в чьей казне — отборные слова

На Западе, исполнен силы правой,

Почтенный шах Тамус владел державой.

Познал он власть — и цвет ее, и вкус;

Всего, о чем мечтал, достиг Тамус.

Своим величьем он венец возвысил,

И блеск престола от него зависел.

Звалась его царевна Зулейхой.

Еще не ведал мир красы такой!

Не девушка — звезда средь звезд вселенной,

Жемчужина в шкатулке драгоценной.

Словами кто б ее изобразил?

Но попытаюсь в меру слабых сил.

Подобно косам Зулейхи, сойду я

От головы до пят, ее рисуя.

Когда взгляну я на рубины губ,

Я стану в мыслях щедр, в реченьях скуп.

Стан — пальма в ярком цветнике блаженства,

Чье признается гордое главенство.

Ее поит величия родник,

Пред нею кипарисный сад поник.

Как мускус, две косы благоуханны,

Они для мудреца — силки, арканы!

Их гребень причесал, и тешит взор

Посередине сделанный пробор:

Не перехвачен ли, веревкой мучим,

Мешочек черный с мускусом пахучим?

Кудрей-жасминов, мнилось, тень дрожит

На розовом кусте ее ланит.

Нет, косы — два каната перед нами,

С канатными сравню их плясунами!

Чтоб изучить ее, судьба прочла

Скрижаль ее прекрасного чела...

Ее лицо — Ирема сад высокий.

Но кто украсил родинками щеки?

Какое им сравненье я найду?

То негритята в розовом саду!

А ямка на щеке, сердца тревожа,

На букву «мим» без хвостика похожа.

Увидит — обезумеет любой

От ямочки под нижнею губой!

Ты спросишь: в чем безумия причина?

Та ямочка опасна, как пучина!

Белее снега шеи белизна,

Газель склониться перед ней должна.

Белей цветка жасмина грудь и плечи,

Взглянув на них, лишишься дара речи.

Две груди — два блистающих холма,

Два чуда, что сведут тебя с ума,

Еще никто не трогал два граната,

Чье целомудрие свежо и свято.

Под ними клад серебряный возник, —

И что пред ним серебряный рудник!

Чистейшая, внимая славословью,

Сердца людей очистила любовью.

Красавицы ей кланялись вослед:

Их жизнь хранил царевны амулет!

Всех государей овладев сердцами,

Красой сравнялась с царскими венцами!

Ее рука дарует свет глазам,

Сердцам больным и раненым — бальзам.

А пальцы — перья, что о страсти пишут,

Которою сердца влюбленных дышат.

Как юный месяц — каждый ноготок,

О нем мечтают Запад и Восток.

Тонка, как волос, середина стана,

Того и жди, сломается нежданно!

Боясь, он будет срезан пояском,

Свой стан не стягивает волоском!

Живот поспорит с мехом горностая,

Пупком, как чистым жемчугом, блистая.

Полны, округлы два ее бедра,

Ты скажешь: две горы из серебра!

Так нежно тело, что любое место

Скользит под пальцем, как крутое тесто.

Про то, что от пупка и до колен,

Не знаю новых слов, другим взамен:

Не смеет мысль проникнуть в ту твердыню

Переступить запретную святыню.

Коснусь я словом только стройных ног,

Подъемлющих серебряный чертог.

Какая прелесть! А ее ланиты —

Живой цветник, от жадных глаз сокрытый

Она была так царственно светла,

Что ей завидовали зеркала

И на коленях перед ней стояли:

Ее, а не своей красой сияли!

В ее коленной чашечке свой лик

Узрел бы, кто к ногам ее приник...

Подобны кипарисам на равнине,

Служили ей красавицы рабыни.

Для райских дев она была душой,