А если, голову склонив к коленям,

Как в зеркала, смотрел с немым Томленьем,

Все лики мук и бед, что мир познал,

Глядели на него из тех зеркал.

А если встать решал в огне бессонном,

То вскакивал он с места с громким стоном.

Давило душу горе, как гора,

Не знал он, доживет ли до утра,

Не знал он, что же делать с тьмой густою.

Измученный ночною долготою,

Сказал: «О ночь — коварная напасть!

Иль черный ты дракон, который в пасть

Вобрал добро, и зло, и всё живое,

Обвив собой пространство мировое?

Найду ль с подругой счастье я теперь,

Когда в драконьей пасти я теперь?

Взойди, заря, прочти слова заклятья,

Чтобы сумел драконью пасть разъять я!»

Так плакал Кайс до самого утра

Вдали от милой и ее шатра.

Но и Лайли на женской половине

Была как лань, что ранена в пустыне.

Она забыть о Кайсе не могла:

Рука разлуки встречу рассекла!

Она испытывала те же муки,

Что и возлюбленный в плену разлуки.

В глазах стояли слезы, но для глаз

Желанный образ не тускнел, не гас.

Сказала. «Он везде парит, как птица,

Куда захочет он, туда умчится,

А я в гареме — коврик на полу, —

Недвижная, лежу в своем углу.

День без него уподоблен отраве,

А я к нему отправиться не вправе.

Судьба мужчин свободна и светла,

У бедных женщин связаны крыла.

Для женщины стезя любви опасна,

Над делом жизни женщина не властна.

Там, где мужчину хвалят за успех,

Там женщине кричат, что впала в грех.

Но если друг хотя бы в сотой доле

Вкусил моей тоски и тяжкой боли,

То есть надежда на свиданье с ним, —

Я разделю свое страданье с ним!

А если нет, то и печаль блаженна:

Да будет смерть моя благословенна!»

Такую песню пела до утра,

И сердце стало пламенем костра.

Короче: двое истинных влюбленных,

Страданием разлуки опаленных,

Всю ночь не спали, не сомкнули глаз:

Заря любви для их сердец зажглась.

Тревога в их душе: что будет завтра?

Какие беды день разбудит завтра?

ОПИСАНИЕ СОСТОЯНИЯ МАДЖНУНА, КОГДА ОН НА ДРУГОЙ ДЕНЬ ПОСПЕШИЛ К СТОЯНКЕ ПЛЕМЕНИ ЛАЙЛИ, НО ПОСТОРОННИЕ ПОМЕШАЛИ ЕМУ ГОВОРИТЬ С ЛЮБИМОЙ

Когда на мир дохнул рассвет — Иса,

Стяг золотой взметнув на небеса,

От вздоха начался на ветках шелест,

Цветов и листьев пробудилась прелесть,

А золота блистанье на луга

Упало, превратившись в жемчуга.

Кайс перестал стенать: средь благовонья

Страшна ль теперь ночная пасть драконья?

Свою верблюдицу погнал он вновь

Туда, куда вела его любовь.

Скакал, о страсти пел неопалимой, —

Вот и стоянка племени любимой.

Не смея подойти к шатру Лайли,

Остановил верблюдицу вдали.

Не видя, где же идол черноокий,

Он посвятил шатру такие строки:

«О светоч глаз и гурии жилье,

Светлей зари сияние твое!

Лайли — мой глаз, далекий от порока,

Ты — веко, закрывающее око.

От слез мои глаза мокры с утра —

Одежда так в дождливый день мокра.

О, смилуйся! Душа моя устала, —

Сними с лица любимой покрывало!

Как гвоздь, я вбит в то место, где стою.

Падут ли камни на главу мою,

Я не уйду. В петле висеть обязан?

Но я, как вервие, к тебе привязан!

Как столп я у преддверья твоего:

Не обману доверья твоего!

Вот бремя — без любимой быть всё время,

Так сбрось с моей ты выи это бремя!

Ты от меня не прячь желанный лик,

Иль хочешь ты, чтоб я попал в тупик?

Пусть мне за раной нанесешь ты рану,

Быть преданным тебе я не устану.

Вчера я плакал и пылал всю ночь.

Ужель и день не сможет мне помочь?

Ты знаешь, что Лайли — вода живая,

Что жажду я, в огне изнемогая, —

Пусть на мои горящие уста

Хотя бы капля будет пролита!

Смотри: по ней горюя, так горю я,

Она ж довольна, радость всем даруя!»

Хотя был голос Кайса мягок, тих,

Донесся до любимой каждый стих.

В груди подруги пламя загорелось,

Ему наружу вырваться хотелось.

Как роза из-за листьев, смущена,

Явилась из-за полога она,

На Кайса глянула с улыбкой счастья,