Слугой оставшись, избежать сближенья.

В сближенье видел он источник зла:

Спасеньем доля рабская была.

От пламени должна спасаться вата,

Не то погибнет, пламенем объята.

ЗУЛЕЙХА ПОМЕЩАЕТ ЮСУФА В ЧУДЕСНОМ САДУ

Тот, кто украсил сказа дивный сад,

Сказал, что старцев так слова гласят:

У Зулейхи был сад — не сад, а диво:

Пред ним Ирем — что пред цветком крапива!

Он радовал цветами и водой,

Сияли розы нежной красотой.

Ветвями дерева переплетались,

Без всякого смущенья обнимались.

Чинары с кипарисом обнялись,

И, как детей, ласкал их кипарис.

Цветы свой балдахин простерли пышный,

Раскрылся над цветами зонтик вишни,

А мандаринов цвет — желто-багрян,

Плод мандарина — мяч, а ветвь — човган.

Чудесный сад, не знающий страданья,

У мира отнял мяч очарованья.

Он финиковой пальмой был богат,

От этого прекрасней стал стократ.

Казались финики халвой живою,

И наслаждался, кто хотел, халвою.

Инжиров роща, молока полна,

С кормилицей румяною сходна,

И птицы к той кормилице привыкли,

К сосцам инжира клювами приникли.

Проникло солнце в тонкую листву,

Узоры уронило на траву,

В картину превратило сад весенний,

Что позлащен игрою светотени.

Смешался с тенью беглый свет дневной,

Над бубнами цветов струился зной,

И соловьи смотрели изумленно,

Наполнив пеньем купол небосклона.

Под сенью ив, при легком ветерке,

Резвились рыбы в ручейках, в реке.

Ручьи в саду линейками лежали,

Там зелень — письмена, земля — скрижали.

Там в желтых розах — след любовных мук,

Там в красных розах — красота подруг.

В саду, что был веселья звонким садом,

Два водоема простирались рядом.

Их мрамор был прозрачней хрусталя,

Полоской разделяла их земля,

Друг с другом схожи, будто наши очи,

Лишь расстояние меж них короче.

Зазора не было меж гладких плит:

Искусников искусство то пленит!

Решили б мы, взглянув на эти плиты:

Они друг с другом воедино слиты!

Для утешения души больной

Являлась Зулейха в тот рай земной,

К двум водоемам шла дорогой гладкой:

В том — молоко, в другом — напиток сладкий.

Служанкам Зулейхи жилось легко,

Любили сладкий сок и молоко.

Меж водоемами она воздвигла

Трон для Юсуфа: скорбь ее постигла,

Она Юсуфа приняла отказ,

И в сад его отправила тотчас,

И птица сада пела сладкогласно:

«Чудесен сад, садовница прекрасна!»

Сто девушек, прелестных, как жасмин,

Чьи станы — кипарис, уста — рубин,

Сто девушек — чертогов украшенье,

Она дала Юсуфу в услуженье,

Сказав. «Позволь к ногам твоим упасть!

Рабынь я отдаю тебе во власть.

Увы, когда меня ты отвергаешь,

Возьми какую только пожелаешь.

Ты наслаждайся жизнью: краток век,

А молодость — пора сладчайших нег».

Она своих служанок наставляла:

«Красавицы, во что бы то ни стало

Юсуфу подчиняйтесь. Вам велят:

Протянет кубок с ядом — пейте яд,

Потребует: «Отдайте жизнь» — отдайте,

И вашу смерть почетной вы считайте.

Послушные, покорные, тотчас

Исполните его любой приказ,

Но сообщите мне без промедленья,

Когда захочет с кем-нибудь сближенья».

Казалось, ей терпеть невмоготу,

Узором лжи украсила мечту:

Из тех рабынь, что на Плеяд похожи,

Захочет взять кого-нибудь на ложе —

Она ее заменит — и сорвет

С пленительного древа сладкий плод.

Юсуфа усадив на трон вначале

И бросив под ноги цветы печали,

Она рабынь поставила пред ним,

Склониться их заставила пред ним,

Юсуфу душу отдала на милость,

С опустошенным телом удалилась.

НАСТУПАЕТ НОЧЬ. КРАСАВИЦЫ РАБЫНИ ЯВЛЯЮТСЯ К ЮСУФУ

Настала ночь, и черные цветы

Посыпались на землю с высоты,

И небо уподобилось невесте,

Украшенной запястьями созвездий

И прелестью пленявшей неземной,

Красуясь перед зеркалом-луной.

Рабыни, сотворенные для счастья,

Полны лукавства, неги, сладострастья,