В последующие месяцы следователи обнаружат множество доказательств того, что у Boeing проблемы не только с безопасностью. 103-летняя американская компания сбилась с пути с точки зрения этики. В скандале, отмеченном пренебрежением к человеческой жизни, корпорация Boeing не просто проигнорировала проблемы с безопасностью или технологические ошибки; ей не удалось на каждом уровне интегрировать этику в процесс принятия решений в компании, что привело к краху доверия к очень уважаемой организации. На интернет-сайте Boeing в то время говорилось: «Наша позиция в отношении этичного ведения бизнеса проста: каждый раз поступайте правильно, исключений нет»[44]. Но они делали исключения снова и снова, подрывая доверие клиентов, теряя самую ценную валюту Boeing.

Трагедия Boeing – это оглушительный аварийный сигнал нашего времени, явный маркер того, что в последние годы этикой в процессе принятия решений руководствуются значительно реже, и это часто имеет серьезные последствия. Почему этика сейчас важнее, чем когда-либо? И как нам принимать правильные решения, когда закон отстает от реальности и границы – или то, что я называю «гранью», «передовой», – размыты? Передовая – это та точка, где закон больше не защищает нас и наши решения должна определять только этика. Даже там, где закон действует эффективно, это наименьший общий знаменатель, а не высший и даже не достаточно высокий стандарт поведения. Этика должна действовать сверх закона, помимо его.

В этой главе объясняется, как важно исключить бинарность. Это один из шести шагов, которые подразумевает этичное принятие решений на передовой. Бинарные решения предполагают, что надо осуществить выбор между двумя понятными вариантами, например, корпорации Boeing пришлось выбирать между защитой жизней или собственной прибылью. Но большинство этических решений, особенно на передовой, требуют, чтобы мы отказались от бинарности, подавили свойственное нам желание чрезмерно упрощать этические вопросы, превращая их в упражнение по выбору той или иной стороны: «да или нет», «черное или белое», «хорошее или плохое». Часто мы стремимся классифицировать людей, поведение и действия как «этичные» или «неэтичные». Как вы увидите, такое навешивание этических ярлыков или присвоение кодовых обозначений нельзя считать этичным процессом принятия решений.

Бинарные решения могут требовать углубленных дискуссий о рисках и возможностях, например, о том, должна ли компания продавать технологии дронов правительству. Ответы на бинарные вопросы могут быть и простыми. Например, вопросы из разряда «Должны ли платформы социальных сетей допускать торговлю людьми в целях сексуальной эксплуатации?» и «Следует ли учителю допускать травлю в классе?» требуют такого однозначного ответа: нет.

Однако на передовой этики мы чаще сталкиваемся с такими сложными этическими вопросами, которые не будут бинарными: они включают разные оттенки серого и постоянно изменяющееся соотношение рисков и возможностей для всех сторон. Поскольку мир вокруг нас меняется, этические границы размываются, мы часто оказываемся перед этическими дилеммами, на которые редко удается дать простой ответ.

Нам часто приходится заменять вопросы из разряда «Следует ли мне…?» более открытыми и реалистичными вопросами вроде того, который я задала себе о Boeing: «Когда и при каких обстоятельствах мне следовало бы…?» Формулировка наших этических дилемм в небинарных терминах помогает закрепить наш выбор в реальности. Как я говорю своим студентам, вы можете сколько угодно «заниматься этикой» в отрыве от реальности, но жить вам придется со вполне реальными последствиями.

Большинство решений, которые нам необходимо принять, будут небинарными. Но я начала с ситуации с Boeing, чтобы проиллюстрировать, что все же выбор «правильно или неправильно», «да или нет» существует. История с корпорацией Boeing – пример по-настоящему бинарного решения… и неправильного ответа. Вопросы были прямолинейными, а ставки – максимально высокими.

Прежде чем мы начнем анализировать решения, принятые Boeing, нам необходимо лучше разобраться в том, как конструкция самолета Max привела к падению корпорации. Все началось в 2010 году, когда главный соперник компании, французский авиастроитель Airbus, объявил о запуске нового самолета, который будет сжигать на 20 % меньше горючего[45]. Когда в Boeing узнали о том, что их давний клиент авиакомпания American Airlines рассматривает возможность приобретения двухсот новых французских самолетов, они немедленно вступили в конкурентную борьбу[46].

Проектирование нового судна могло занять десять лет, потребовалось бы дорогостоящее обучение пилотов, поэтому вместо этого корпорация Boeing решила обновить уже существующую модель 737, снабдив ее новыми топливосберегающими двигателями[47]. В августе 2011 года совет директоров Boeing одобрил запуск в 2017 году переоборудованной модели 737, которая стала известна как Max. Еще до начала строительства компания успела получить 496 заказов на новые топливосберегающие самолеты[48].

Инженеры Boeing вскоре выяснили, что при установке массивных современных двигателей на самолет, изначально построенный в 1967 году, возникают серьезные проблемы[49]. Например, у модели 737 остается совсем небольшое расстояние между корпусом самолета и землей, поэтому под крыльями судна просто не хватало места для размещения двигателей большего размера. В результате новые двигатели переместили немного выше крыла и продвинули вперед[50]. Но это нарушило всю аэродинамику[51]: когда самолет был на полной тяге во время взлета, нос часто задирался слишком высоко, вызывая сваливание. Поначалу инженеры оценивали идею изменения формы крыльев или добавления к крыльям небольших металлических лопастей, чтобы изменить аэродинамику[52]. Когда эти варианты не сработали, компания Boeing разработала в качестве программного решения систему MCAS[53]. MCAS изначально была создана так, чтобы учитывать входные сигналы от двух источников: от одного из датчиков угла атаки и о перегрузке. Если и угол атаки, и перегрузка были слишком велики, MCAS тонко отрегулировала бы положение хвоста самолета, чтобы опустить нос. Но затем инженеры поняли, что самолет может испытывать аэродинамическую нестабильность не только на высоких, но и на низких скоростях, поэтому они убрали фактор перегрузки как механизм запуска системы MCAS. Это означало, что теперь активировать MCAS мог и один датчик угла атаки[54].

ФАА сертифицировало систему MCAS и ее активацию с помощью одного датчика, основываясь на предварительном «анализе безопасности системы», который компания Boeing предоставила надзорным органам. Но впоследствии инженеры Boeing сделали MCAS более мощной и интенсивной – без обновления сертификационных документов ФАА. К тому времени, когда самолеты были доставлены заказчикам, MCAS могла перемещать хвост в четыре раза дальше, чем предполагалось изначально, и могла автоматически перезагружаться, снова и снова опуская нос самолета, даже когда пилот поднимал его. Согласно показаниям руководства Boeing, летный экипаж уже был обучен обращению с тем, что называется «неуправляемым стабилизатором», – по сценарию, при котором нос самолета также опускается. Из-за этого руководство Boeing «предположило», что пилоты будут реагировать на ошибочную активацию MCAS и решат эту проблему таким же образом: щелкнут переключателями на панели управления и отключат эту систему[55].