Я слушал волхва, и в голове стал складываться план. Потом мы с Рознегом подошли к кострам. Люди расступились и поклонились. Перед нами на куче лапника под овчинным тулупом лежал раненый боярин. Он увидел нас и махнул рукой, подзывая.

– Я боярин Бранибор из Подола, – с усилием проговорил он, – а кто ты, боярин? За кого богу молиться?

– Я боярин Артур сын Романа из рода Платоновых. Вотчина моя далече и здесь я один. А это волхв хранитель этой земли Рознег, – указал я на старика.

– Благо тебе дарю, добрый Рознег, и тебе боярин Артур. То, что за моих людей заступились, воздастся вам и в ирии, и в царствии небесном. Мне уж немного осталось, скоро к родовичам уйду, к дедам и щурам. Ано тревожно мне за гридей моих. Прошу тебя именем богов и Исуса, прими их под руку свою, и роту прими. Вижу, ты сильный, отомсти поганым за всё. – И он устало откинулся.

Я ошеломлённо огляделся и столкнулся с суровым взглядом волхва.

– Бысть посему, – пробасил он.

Пока я соображал и обдумывал слова Бранибора, стоящие вокруг воины выстроились в ряд, потом встали на одно колено и взглянули суровыми глазами мстителей.

– Я готов принять роту, – мой голос подвёл, сделавшись хриплым.

– Перед ликом богов и святых заступников, – начал Калояр и за ним все остальные, – оружием своим и кровью своей роту даём боярину Артуру из рода Платоновых верными бысть и, ежели выпадет судь, главу сложить за него, за отчину, за братчество, за народ русский. Да, сгинут поганые от мечей наших. С нами боги и святые заступники. Во имя отца и сына и святого духа. На том целуем крест и знамено великих богов.

– Роту сию принимаю и роту даю хранить честь и справедливость, защищать людей и народ русский и землю русскую. Во имя отца и сына и святого духа и великих богов, – произнёс я эту клятву, внутренне поражаясь её абсурдности и величию, поскольку смешалось в ней и язычество, и христианство. Но, что удивительно, эта смесь сделала клятву и мощнее, и глубже.

Бойцы поднялись и смотрели на меня, ожидая приказа. А я оглядывал строй, стараясь понять, что же сейчас произошло. Однако пора и с людьми познакомиться.

– Назовитесь, воины, – и я подошёл к первому.

– Колояр, – вытянулся высокий суровый десятник, слегка нахмурив белёсые брови над голубыми глазами.

Я шагнул к следующему.

– Вышата, – улыбнулся и тряхнул шевелюрой парень с подвижным лицом, лукавым выражением физиономии.

– Есен, – произнёс кряжистый мужик с мощной грудью, большими руками и густющей бородой.

– Брав, – чуть кивнул головой высокий гибкий парень с небольшой бородкой и усами с удлинённым благородным лицом.

– Мирош, – представился чернявый мужик с тёмно-карими глазами и густой окладистой бородой, с оценивающим взглядом стрелка.

– Могута, – прогудел огромный двухметровый мужичина с крупными чертами лица и здоровенными ручищами.

– Зорен, – подал голос худощавый парень с длинными волосами пепельного цвета, мечтательным взглядом и слабой растительностью на лице.

– Притвор, – сказал крепкий, словно слиток меди мужик с прищуром на левый глаз. Стрелок.

– Мокроус, – хмыкнул мужик с выражением лица прожженного пройдохи и плута, руки которого не знали покоя.

– Ратко, – пробасил крепкий воин с упрямым хмурым взглядом.

– Шмель, – сказал парень, в котором я сходу признал задиру и забияку.

– Лис, – погоняло этого ярко-рыжего мужика не могло быть иным.

– Орех, – проговорил ещё один здоровяк, чуть ниже Могуты, но ещё шире в плечах.

– Печор, – прохрипел и нахмурился угрюмый и суровый воин, лицо которого украшал свежий шрам.

– Моё имя вы уже слышали, – произнёс я. – Теперь нам надобно поспешить, поганые могут нагрянуть. А посему, други мои, соберите шатёр и добычу, поймайте лошадей, поднимайте боярина и ступайте за волхвом Рознегом. А я поговорю с мужиками.

Дружинники управились за полчаса и ушли чередой в лес за волхвом, а я остался с мужиками. Толпа была разношёрстная, но состояла исключительно из молодых и матёрых мужиков, и это понятно, поскольку монголы пригнали полон для тяжёлой круглосуточной работы. Здесь остались самые выносливые и упрямые, а те кто не выдержал и ослаб уже давно застыли на морозе. Однако холод и голод выпили силы и этих упрямцев. На мой взгляд годными к бою была примерно половина из стоящих напротив мужиков, тех кто покрепче. Предположения мои оказались верными. Из толпы отделился один, поклонился в пояс и начал:

– Звать меня Карп, люди выбрали меня изречь, – он ещё раз поклонился. – Порешили миром исполчиться и роту тебе, боярин, дать.

– Сколько вас?

– Ратиться могут два десятка, остатние телом и духом ослабли, негодны для сечи.

– Знают ли люди оружие и зброю?

– Кто роту даст, те знают и володеют. Копьё, сулицы, щит, топор. Семеро стрелки отменные.

– Добро. Роту приму.

Через час на безлюдном стойбище сиротливо догорали костры, среди которых валялись раздетые остывающие тела карателей. Все бывшие полоняне, двигаясь след в след, перебрались к хижине волхва. Пятеро последних из числа опытных охотников, тщательно заметали, заваливали и маскировали следы.

Возле хижины царило необычное оживление. Рознег отправил под крышу слабых и хворых, коих набралось двадцать один человек. Остальные утеплились, поставили шатёр и принялись устраивать ночёвку снаружи под южной стеной хижины. Навалили толстый слой лапника, бока прикрыли валежником и засыпали снегом и спереди разожгли три костра из сушняка, чтобы не дымили, и как они разгорелись, для долгого жара уложили поверх толстые брёвна сухостоя.

В это время я уже занимался здоровьем боярина. В конце концов, врач я, или погулять вышел? По моей просьбе освободили красный угол, Бранибора положили на лавку и принесли всевозможные светильники от лучин до грубо слепленных восковых свечей и масляных гасничек. Пока я готовил боярина к обследованию и лечению, остальные временные обитатели хижины сгрудились полукругом. Пусть смотрят и привыкают к тесноте, ведь и ночевать будут нос к носу, как шпроты в банке.

– Уважаемый Рознег, – позвал я волхва, – мыслю, что можно исцелить боярина, рано ему в ирий. Начни целить ты, а я подготовлюсь.

Волхв удивлённо вскинул лохматые брови, метнул в меня взгляд, посмотрел на раненого и кивнул. По моему требованию Бранибора раздели, оставив только набедренную повязку. Волхв из-за пазухи достал какой-то амулет и начал ритуал, а я принялся настраивать прибор в режим регенерации, лечения и восстановления и отправил мужиков приготовить лубки и холстины для перевязки.

Через четверть часа Рознег распрямился, смахнул со лба пот, и устало уселся на лавку. Теперь мой выход, и я начал осмотр. Да-а, помяли мужика изрядно. Весь правый бок заливала лиловая синева, скрипели два ребра. Переломы. Слава богу, без смещения, а то бы обломки проткнули лёгкие. Предплечье сломано. Глубокая рана на левом плече. Рваная рана на левом бедре. Десяток небольших рассечений. Все раны воспалены, но без признаков гангрены. Очень хорошо. С удивлением заметил, что после манипуляций волхва состояние боярина заметно улучшилось. Он порозовел, и дыхание стало спокойнее. Я немного призадумался, ведь сначала мне предстояло вправить и зафиксировать переломы, а это очень больно. И тут услышал голос волхва:

– Артур, этот отвар утишит боль, – он протянул чашку с мутным содержимым, – то мак, к коему добавил хмель и синюху.

Отлично. Опиум с седатором и нейролептиком, то, что надо для неглубокого наркоза. Боярин с трудом и, морщась, выпил, а через четверть часа заснул и расслабился.

– Вы, двое, – указал я на мужиков покрепче, – держите боярина за ноги и тулово. А вы несите лубки и холстину.

Полчаса мне хватило, чтобы сопоставить переломы и обработать раны. Потом я достал К-генератор. Сначала облучил небольшие рассечения, которые начали исчезать, оставляя небольшие шрамики. С большими ранами провозился дольше, а с переломами тем более. Перевязывать раны не пришлось, холстиной перетянул лишь грудь, чтобы не потревожить едва сросшиеся рёбра. Завтра можно будет снять и эту повязку.