Так проходили месяцы. Рана от потери Сибиллы и Костика как-то незаметно зарубцевалась и перестала болеть, напоминая о себе, только когда на глаза попадались предметы, принадлежавшие им в те далёкие времена. Да и сами предметы в последнее время куда-то исчезли и не мельтешили перед глазами. Сергей постепенно успокоился.
Гром грянул совершенно неожиданно. Вялотекущие переговоры, проходившие между Всемирным советом, от лица которого выступала группа коммуникаторов, и сообществом БУИ и, казалось, достигавшие наконец консенсуса, вдруг упёрлись в непреодолимый тупик. Сообществу БУИ была высказана претензия, состоящая в том, что по мере увеличения числа контактирующих БУИ связь между членами сообщества становилась более тесной и крепкой, в то время как люди стали всё сильнее разобщаться. Дело доходило до того, что БУИ стали разъединять человеческие семьи, причём всё это происходило совершенно мирным путём и наиболее заметно проявлялось в крупных поселениях и городах. БУИ отреагировали на предъявленные обвинения чрезвычайно агрессивно, объясняя наблюдаемые распады семей несовершенством человеческой личности и неспособностью людей создать в общении прочную социальную структуру. Другими словами, БУИ обвинили людей в нежелании идти друг другу навстречу, то есть в элементарном эгоизме, в то время как в общении между человеком и БУИ последний прикладывал максимум усилий для обеспечения прочной связи за счёт уступок и компромиссов. Правда, как установили эксперты Всемирного совета, уступки и компромиссы происходили лишь в мелочах при жёстком отстаивании основных позиций в трактовке БУИ. Обидевшиеся БУИ потребовали доказательства предъявленных обвинений. Человеческое сообщество оказалось неспособным представить объективные доказательства заявленных неадекватных действий со стороны БУИ. Разлад между сообществами людей и БУИ на какое-то время приостановился, но отношения продолжали оставаться напряжёнными.
Однако спустя некоторое время один из известнейших психофизиков Валерий Иванович Сахно представил математическую теорию взаимоотношений между Человечеством и сообществом БУИ, из которой следовало, что результатом развития отношений между ними должно было стать полное подчинение человеческих особей сообществу БУИ. Ибо в итоге общения каждый конкретный человек оказывался противостоящим всему сообществу БУИ и вся структура управления Человечеством становилась несостоятельной.
Теория была предъявлена на рассмотрение сообществу БУИ. Оно направило во Всемирный совет ответ, содержащий критические замечания к теории Сахно, но он был, мягко выражаясь, неубедительным. В то же время анализ теории Сахно комиссией, составленной из лучших математиков, социологов и психофизиков Человечества, позволил выявить в теории Сахно несколько мелких огрехов, но в целом дал основания считать теорию убедительной и непротиворечивой.
Сообщество БУИ не смогло противопоставить теории Сахно ничего основательного, тем самым вызвав подозрения в экспансии сообщества БУИ против Человечества. Выступление некоторых учёных в защиту БУИ не было принято в расчёт, так как они тоже не смогли предоставить альтернативной теории.
Некоторое время противостояние существовало только на ментально-теоретическом уровне. Но затем произошло непоправимое. Все БУИ, находившиеся в контакте с людьми, одновременно умерли и рассыпались в песок. Этот удар оказался для некоторых страшнее смерти близких родственников. Часть мозга людей, состоявших в прямом контакте с БУИ, мгновенно оказалась незадействованной, что повлекло за собой многочисленные сумасшествия. Те же люди, которые выдержали такой удар, вели себя совершенно неадекватно: выли сутками напролёт, мучились не проходящими головными болями, не реагировали на окружающих или реагировали не соответствующим образом.
Исследования нейрофизиологов показали, что последствия противостояния Человечества и сообщества БУИ можно оценивать как структурные изменения человеческих личностей и в целом – психофизиологический сдвиг Человечества в сторону, не поддающийся единовременной оценке. То есть результаты изменения, по их мнению, могут быть установлены только в результате длительных исследований в течение времени, сравнимого с историческим периодом.
Сергей прожил этот период сравнительно легко: его тоже преследовали головные боли, долгое время держался пониженный жизненный тонус, преследовали апатия и угнетающая депрессия. Но всё это было в какой-то ослабленной форме. Ему казалось, что тот удар, который он перенёс после смерти Сибиллы и Костика, обеспечил ему дополнительную внутреннюю защиту, демпфирующую последующие жизненные осложнения и неудачи. И хотя он стал более замкнутым и одиноким, после потери Сверчка он вновь восстановился в своём отношении к работе. Пожалуй, никто из сослуживцев не смог бы упрекнуть его в том, что он теперь невнимателен или недобросовестен в работе, в чём-то недорабатывал или был малоактивен либо недальновиден. Нет, он профессионально отрабатывал поставленные задачи и скрупулёзно разбирался в возникающих перипетиях.
Но после работы его будто выключали. И он становился совсем другим – не противоречащим и индифферентным, безрадостным и пассивным. Тогда он пристрастился проводить время в этом кафе. Он приходил, садился, заказывал кофе, реже – пиво или вино. И сидел, подолгу не притрагиваясь к заказанному, отчего кофе превращался в непотребную бурду, которую он всё равно потом выпивал без остатка; с пивом и вином, правда, за такой короткий срок ничего не происходило.
Он сидел, глядя в окно, за которым стая воробьёв деловито отыскивала пропитание, и размышлял о том, что было бы, не случись эти два непереносимых события. Как они были бы радостны и счастливы, если бы Сибилла и Костик не улетели в такое необратимое путешествие. Но как он ни старался, ничего поразительно прекрасного в этих мечтах наяву не получалось. Ну отправились бы они отдыхать куда-нибудь на море или озёра, где только и делали бы, что постоянно купались. Из прекрасной мечты получалась статичная псевдоживая картинка, все действия на которой так или иначе складывались из того, что хранилось в его памяти, но получалось, что ничего нового он сотворить не сможет, как бы ни старался.
В какой-то очередной раз он ясно и безапелляционно понял, что их больше нет в живых и именно поэтому они постепенно, но безвозвратно становятся всё более серыми и безликими. И придумать ничего нового невозможно: это всё равно что придумать каких-то новых Сибиллу и Костика, которых никогда не было, но уже и не будет. Потому что они созданы из ничего и будут неизбежно превращаться в ничто.
Про Сверчка же он старался не думать совсем. Потому что иначе как предателем он себя не ощущал. У него не было никакого обоснования, которое бы хоть немного оправдывало Человечество в лице его лучших представителей, осознанно принимавших решения, приведшие к случившемуся. И себя, как члена этого самого Человечества, Сергей также не оправдывал. В голове почему-то сразу всплывали пресловутые тридцать сребреников. И всё. Больше на эту тему никаких дельных мыслей не было.
Но не зря говорят, что время лечит. Постепенно Сергей перестал так яростно терзать себя за всё происшедшее. Ибо это был тупиковый путь. У него стали появляться женщины, хотя их отношения нельзя было назвать длительными. Вот и сейчас у него была вполне симпатичная особа, которую звали Аннета. И они изредка встречались, чаще по её инициативе. Но взрывного влечения с его стороны как-то не появлялось. Просто возражения не возникало.
Иногда в её отсутствие он вдруг задумывался: какая она? И неожиданно для себя понимал, что совершенно не помнит её. В памяти всплывал некий размытый образ девушки с короткой стрижкой. Каштановые волосы изящно обрамляли овальное, с красивым очертанием лицо, но ни носа, ни глаз, ни губ на этом лице не прорисовывалось. Хотя при очередной встрече он сразу узнавал её, но потом снова безнадёжно забывал. И фигуры у неё никакой особенной не было: так, ноги, руки, грудь – всё, как у всех.
