Лон замахивается ногой, желая ударить снова, но я откатываюсь в сторону и вскакиваю на ноги. Я вскрикиваю, когда боль в боку усиливается. Лон преследует меня, но я не смотрю на него. Шар оранжевого пламени вспыхивает позади него, поднимаясь по занавескам.

Световой короб Бенни находится в самом низу.

Я так отвлеклась, что не вижу, как приближается рука Лона. Он бьёт меня в лицо, моё зрение взрывается чёрно-белыми звёздами. Я разворачиваюсь от удара, шатаясь вперёд. Я хватаю единственное оружие, которое могу найти, — вязальные спицы Мадлен, лежащие на её прикроватном столике, — и прикрываю их своим телом. Пламя теперь растёт, выше и быстрее, пожирая занавески и стены как пороховая бочка. Пот выступает на лбу и на сгибах ладоней. Я крепче сжимаю спицы.

Лон кладёт руки мне на плечи, разворачивая меня. Я поднимаю спицы, целясь ему в глаза. Он блокирует удар как раз вовремя, хватая меня за руку, но я впиваюсь зубами в его предплечье, прокусываю до крови. Он вскрикивает, отчасти от боли, отчасти от гнева, и отпускает меня. Он заносит другую руку, чтобы ударить меня, но я уже несусь в гостиную.

Где ружьё?

Дым становится всё гуще, проникает в гостиную из комнаты Бенни, щиплет глаза. Я слышу шаги Лона позади себя, но продолжаю искать ружьё. Лон стоял у дальней стены, у дивана, когда он направил его на Алека, так что это должно быть…

Лон врезается в меня и сбивает с ног. С тошнотворным хрустом я бью его по носу тыльной стороной ладони и пытаюсь отползти от него подальше. Он дергает меня за юбку, оттаскивая назад. Я набрасываюсь на него, царапая и пиная везде, куда могу дотянуться.

Этого достаточно, чтобы вырваться из его хватки.

Я пригибаюсь и ползу вперёд, дым сгущается в чёрное облако над нами, а языки пламени перекидываются через дверь комнаты Бенни на потолок гостиной. И тогда я вижу то, что искала.

Ружьё.

Оно прислонено к стене, наполовину скрыто приставным столиком, на котором лежит отцовский набор для чистки. Должно быть, он полировал ствол и положил туда оружие, решив убрать его позже. Я оглядываюсь в поисках Лона, но его нигде не видно. Я отступаю к ружью, держась как можно ближе к полу, пламя надо мной становится всё жарче. Я отодвигаю стол в сторону и тянусь за оружием…

Рука Лона сжимает ствол винтовки, в то время как моя сжимается вокруг приклада. Я тяну винтовку к себе, но у Лона хватка лучше. Мои пальцы соскальзывают, и я хватаю единственное, до чего могу дотянуться.

Спусковой крючок.

Глаза Лона расширяются. Он толкает ружьё вперёд, вдавливая приклад в мои треснувшие рёбра. Я кричу, но не отпускаю. Лон пытается получше удержать ружьё, и моя рука соскальзывает со спускового крючка. Я встаю, чтобы лучше использовать рычаг, мои пальцы дрожат, но дым такой густой, что я едва могу разглядеть Лона или оружие. Я чувствую округлый металл спусковой скобы, мой палец скользит назад, когда Лон вырывает у меня ружьё…

БАМ.

Выстрел эхом разносится по комнате. Мы с Лоном смотрим друг на друга широко раскрытыми глазами.

И тут у Лона подгибаются колени.

Он падает на пол, кровь расцветает на его белой рубашке.

Я делаю шаг назад, винтовка дрожит в моих руках. Я понятия не имею, убила ли я его — если ты вообще можешь убить кого-то, кто мёртв уже больше века.

Кровь собирается лужей вокруг него. Я падаю на пол, подальше от дыма, но не выпускаю ружьё из рук. Лон наклоняет ко мне голову, встречаясь со мной взглядом, и я почти ожидаю, что он снова исчезнет и снова появится передо мной, совершенно целый. Но он делает глубокий вдох, и с его губ срывается одно-единственное слово.

— Аурелия.

Его тело дёргается. Дыхание вырывается наружу…

А потом его глаза тускнеют.

Двери и окна распахиваются, создавая аэродинамическую трубу, которая разжигает пламя. Огонь разлетается по комнате, охватывая стены, потолок, мебель. Ветер стихает, как только давление в помещении выравнивается, но ущерб уже нанесён. Я пытаюсь ползти вперёд, к открытой двери, но дым такой густой, что я не могу понять, в правильном ли я направлении ползу. Мои лёгкие горят — от дыма или от моих сломанных рёбер, я не уверена от чего, — но внезапно не могу дышать. Каждый вдох наполняет мои лёгкие дымом, я задыхаюсь. У меня кружится голова, перед глазами всё расплывается, и всё…

начинает…

исчезать…

прочь.

— Нелл!

В открытой двери появляется Алек. Балка падает с потолка, врезаясь в ковёр. Алек перепрыгивает через неё и резко останавливается передо мной.

— Алек…

— Всё в порядке, — говорит он, подхватывая меня на руки. — Я держу тебя.

Он переносит меня через балку и выносит в коридор. Мы оба кашляем от дыма. Гости пробегают мимо нас, в то время как звук сигнализации и крики «Пожар! Пожар!» эхом разносятся по залам. Большинство гостей выбегают из бального зала, все устремляются к дверям.

— Держись, Нелл, — говорит Алек, убегая от толпы людей к заднему входу. — Мы справимся.

Я чувствую, что теряю сознание, но дым в моих лёгких рассеивается с каждым глотком чистого воздуха, и я верю Алеку.

Мы собираемся сделать это.

— Держись, — говорит Алек, пинком открывая двери.

Я крепче обнимаю его за шею, и он выносит меня из отеля, вниз по ступенькам и на гравийную дорожку, где со скрежетом останавливается старомодная пожарная машина.

— У вас там всё в порядке, вы двое? — спрашивает пожарный, пробегая мимо нас.

Я пытаюсь сказать ему, что да, у нас всё в порядке, но его внезапно поглощает белый свет. Я закрываю глаза от яркого света.

— Алек?

— Всё в порядке, — шепчет он мне на ухо. — Я люблю тебя, Нелл.

Все звуки вокруг нас — пожарные выкрикивают приказы, люди кричат, убегая из отеля, и хруст гравия под ногами — сливаются воедино, становятся всё громче и громче, разбиваются и сливаются в статические помехи.

ГЛАВА 60

НЕЛЛ

ВНЕЗАПНО СВЕТ ТУСКНЕЕТ, И МИР ЗАТИХАЕТ, пока не остаётся ничего, кроме плеска океана, нежного гула летнего бриза и дыхания Алека, согревающего мой затылок.

Я открываю глаза.

Мы стоим у чёрного входа, но подъездная дорожка под нами асфальтовая, а не гравийная, и перед нами нет пожарной машины. Вместо этого здесь есть парковка, битком забитая современными автомобилями.

Мы с Алеком смотрим друг на друга, в наших глазах стоит один и тот же вопрос.

— Ты думаешь?..

— Мы действительно?..

Мы смеёмся, но ни один из нас не заканчивает вопрос. Я слишком боюсь, что это сон. Что если мы признаем это, то снова потеряем друг друга.

Алек убирает волосы с моего лица.

— У тебя были синяки, — говорит он, — от того, что Лон…

Он проглатывает слова, которые не может произнести.

— И твоя кожа была красной от огня, но теперь всё в порядке. Ни единой царапины.

Я делаю глубокий вдох, освобождая лёгкие от дыма.

— Как будто ничего не случилось.

Алек осторожно ставит меня на ноги, и я впервые осознаю, что на нас обоих та же одежда, что была на нас в его комнате, до того, как мы отправились в прошлое. Я в штанах для йоги и майке, а Алек одет в серую куртку Хенли и чёрные спортивные штаны.

— Такое когда-нибудь случалось раньше? — спрашиваю я его.

Он кивает.

— Но я всегда был один.

Мы смотрим друг на друга, зная, что это хороший знак, но ни один из нас не хочет в это верить. Что, если мы как-то напортачили с пожаром, и нас вышвырнули обратно сюда только для того, чтобы пройти через это снова?

Действительно ли это тот день, о котором мы думаем?

Мир окрашен в серо-голубую палитру раннего утра, но золотой свет пробивается через горизонт вдоль пляжа слева от нас. Не говоря ни слова, Алек берёт меня за руку и ведёт на пляж.

К нам бежит бегун трусцой. Я останавливаю её взмахом руки.

Она вытаскивает наушники.

— Это прозвучит очень странно, — говорю я, виновато улыбаясь ей, — но не могли бы вы назвать нам дату?