– До каких пор, – повысив тон, обратилась дама к президиуму, – мы будем это терпеть?! Какие меры приняты к тем офицерам, под командованием которых творился, позволю себе сказать, этот беспредел? Может, зачитаете, сколько возбуждено уголовных дел, связанных с дедовщиной? Сколько офицеров уволено из армии за бездействие или пособничество?
Не дожидаясь ответа, Жильцова подошла к краю сцены и с каким-то внутренним презрением к присутствующим выплеснула в зал:
– Я абсолютно уверена, что и вы, товарищи командиры, в курсе всего происходящего, но вместо того, чтобы покончить с этим безобразием, потворствуете «дедам»! Идете на поводу у молодых лейтенантов, которым такая ситуация на руку!
В зале воцарилась гробовая тишина. Офицеры, многие из которых прошли войну и не раз сталкивались со смертью лицом к лицу, виновато потупили взгляды. Их учили военной стратегии, учили защищать Родину. Само понятие Матери было для этих людей святыней! Может, именно поэтому офицеры, что без раздумий шли в атаку, сейчас выглядели провинившимися бессловесными школьниками на уроке перед строгой учительницей. Это, видимо, приободрило оратора, и она, уже разогретая своими обвинениями, решила поставить в заключении жирную точку:
– Гнать надо таких горе-офицеров из армии поганой метлой! И не просто гнать! Сначала – показать всей стране в программе «Время», чтобы мать этого горе-лейтенанта прочувствовала всю боль на себе, как и матери, которые отправляли своих детей на службу, доверяя офицерам их судьбы! Пусть все посмотрят и задумаются! Как итог, предлагаю публично, перед камерой, сорвать с него погоны – у таких нет офицерской чести! Только жесткими методами мы сможем переломить ситуацию в войсках!
– Вот тебе и демократия! – шепнул Очиров, – сейчас у нее больше полномочий, чем у комдива! Им в штабе округа предписание выпишут в любую часть, а уж там они развернутся!
Не дождавшись возражений из зала, женщина поправила шиньон и, мерно выбивая каблуком победный марш, вернулась в президиум. Гордо выпятив грудь, она села на кресло, и небрежно бросила что-то колкое полковнику и положила перед ним бумаги. После пылкой речи Тамары Геннадьевны и ее короткой фразы, которая сильно задела седого вояку, он нервно постучал ручкой по столу и придвинул к себе микрофон:
– Слово предоставляется делегату партийной конференции майору ВВС Козлову Анатолию Семеновичу.
Козлов поднялся на сцену. После слов Жильцовой, с такой легкостью навесившей ярлыки на молодых лейтенантов, ему было немного не по себе, однако он собрался с мыслями и начал:
– Товарищи офицеры, коммунисты! Я рад, что на этой партийной конференции присутствуют делегаты от всех родов войск, в том числе и офицеры штабов, инженерных и строительных частей. Перейду сразу к делу: я прибыл из Элисты. Для многих, наверное, не секрет, что сейчас там находится военный аэродром. Я прибыл в часть практически с начала строительства военного городка и самого аэродрома. Вместе с солдатами жил в полевых условиях. Когда ко мне переехала семья, мы поселились в землянке, которую снимали у калмыков. И вот – за время строительства части я стал свидетелем того, как в соседних селениях заметно улучшился уровень жизни местного населения. Стали возводиться дома из добротного кирпича той же марки, что и наши печи в новой котельной, которая, к сожалению, находится в нерабочем состоянии! Однако по бумагам котельная, не прошедшая испытания, безукоризненно отапливает казармы с начала зимнего периода! И теперь я хочу задать вопрос руководству тех служб и ведомств, под чьим чутким надзором проходило строительство объекта, и тех высоких чинов, которые, несмотря на недоделки, – а я заявляю это не голословно, – приняли стратегически важный объект: как получилось, что военный аэродром, на котором проходит обучение летного состава Краснодарского летного училища, а также – подготовка пилотов стран Варшавского договора, кубинцев, афганцев, к зимнему периоду оказался не готов? Почему казармы отапливаются силами бойцов?!
За столом оживились. Полный полковник с края стола заметно занервничал. Вытирая пот, что ручьями катился по вискам, заливая ворот рубахи, он тяжело вздыхал и косился на главкома. Того бойкая речь делегата задела за живое, он открыл блокнот и стал быстро записывать. Седой полковник, что ловил каждое слово Козлова, повернулся к нему и сурово пробасил:
– Что значит «не готов»? Конкретизируйте, товарищ майор! Насколько мне известно, котельная готова и уже в работе.
– Так точно! – кивнул в ответ Козлов – формально готова, на бумаге! Но не на деле! Испытаний, как я уже озвучил, котельная не проходила, а после запуска выяснилось, что котлы построены с нарушением и не соответствуют технической документации. Сейчас мы выходим из положения своими силами, но всю зиму… Извините! Летная, техническая, диспетчерская, руководство полетов, казармы, штаб, столовая, наконец! Все эти объекты должны работать в нормальных, а не, простите, формальных, точнее сказать – полевых условиях! И солдаты с офицерами не обязаны думать за КЭЧ!
В зале переглянулись, зашептались. Конечно, перестройка, демократия и гласность пришли в войска, но не настолько, чтобы вот так открыто заявить о плачевной ситуации в части и некомпетентности вышестоящего руководства в присутствии главкома округа – человека сурового нрава. Однако все понимали, что положение в некоторых подразделениях было удручающим, и, заяви об этом человек в погонах полковника, ответ был бы очевиден: не можете повлиять на ситуацию, не владеете обстановкой на местах! А тут – майор, простой офицер, которому врать и сгущать краски было ни к чему. Все замерли в ожидании, но главком не торопился, он продолжал старательно делать записи в тетради, потом вырвал листок и передал Волкову. Полный полковник рядом совсем сник, он ослабил галстук и, расстегнув верхние пуговки рубашки, положил под язык таблетку.
– У вас все? – спросил все тот же седоволосый полковник.
– По этому вопросу – да, – доложил Козлов и взглянул в зал. – А теперь – прошу буквально пару минут вашего внимания. Тут передо мной выступала женщина, которая так жестко высказалась о молодых офицерах. Так вот – я хотел бы возразить. Все здесь присутствующие, в том числе и члены президиума, были младшими офицерами. Я больше чем уверен, всем пришлось помотаться с семьями по гарнизонам!
Женщина с недовольством глянула в сторону трибуны и безразлично вздохнула: видимо, речь показалась ей обычным армейским штампом. Однако майор продолжил:
– Как-то меня направили служить в часть рядом с небольшим городком. Сынишка учился в первом классе, а я с утра до ночи был на службе. Однажды супруга мне пожаловалась, что сын несколько раз обмочился в школе. Ну, хоть и ребенок, а писаться – сами понимаете… Тем более, никогда он этим не страдал. Я решил с ним поговорить, по-доброму, по-отцовски! Долго не мог достучаться до мальчишки – замкнулся он, стыдно было говорить правду, а она оказалась вполне обыденной. В школьном туалете – излюбленном месте восьмиклассников, где они трутся каждую перемену, – забирают у малышей деньги, шпыняют, ставят щелбаны, в общем, издеваются над маленькими. И этих стервецов – трое. Как выяснилось, об их выкрутасах знает вся школа, учителя, даже родители! Это один пример, а ведь таких старшеклассников сотни. И все разводят руками – и педсовет, и родительский комитет! Все вздыхают, охают, но сделать с ними ничего не пытаются, дороже честь школы: и вот, ждут не дождутся, когда эти «трудные детки» закончат восемь классов и уйдут в ПТУ. А в ПТУ эти разнузданные подростки, уже ощутившие свое превосходство и безнаказанность, будут грубить и хамить преподавателям, ну и, как следствие, все так же унижать и измываться над теми, кто слабее, младше. И что б вы думали? Опять же важнее доброе имя училища, а потому – ни родительский комитет, ни педсостав ПТУ ничего не смогут с этими подонками поделать. И тогда… Правильно, все приходят к единому мнению, что исправить хулиганов может только армия! И вот наступает день, когда этот хулиган надевает военную форму, и все самое худшее и подлое, что он взял от жизни, приносит с собой. И здесь, с себе подобными, он захочет установить свои правила.