Постепенно он стал вспоминать слова и рассказы стариков-односельчан о величии Алтан Аба, всплыл из глубин памяти её яркий образ. По преданиям она была женщиной высокого роста, белолицая, с широкими «обжигающими» всех и вся очами. Когда она неожиданно входила в балаган, люди сразу замолкали, смотрели на неё с затаённым страхом, так как Алтан Аба взглядом и словом могла вылечить человека или погубить, сделать несчастным.

Такая вот она была сильная и властная, великая удаганка, чьё имя вслух не произносили, а говорили шёпотом – «улахан эдьий», что означало Большая Сестра.

Особенно всех сильно пугало, доводило до трепета, когда она, распустив свои длинные чёрные волосы, брала в руки свой говорящий человеческим голосом бубен и при свете вспыхивающего огня камелька начинала петь и камлать. Тогда казалось, что она вырастала до потолка и, постепенно расширяясь, заполняла все пространство юрты своим обликом неземным, пугающе динамичным, конвульсирующим в дьявольской пляске. Уо, уо, уо-о-о!

Шаманская сила и возможности Алтан Аба были такими, что она легко и быстро бегала по воде, пешком переходила любое широкое озеро или реку. Могла при желании спокойно взлететь и сорвать с верхних веток кедра орехи и угостить изумлённых земляков. Могла вылечить любую, даже самую страшную болезнь, такую как «кёрёр»[5] или кровавую саркому.

Говорят, бывало, что ей приносили только вещи заболевшего – рубашку, шапку или рукавицы, и она, взяв это в руки, нагнувшись, плевала на предмет и что-то быстро бормотала. Больной в этот момент видел её, удаганку, сидящую рядом с ним, от страха застывал мгновенно, боясь пошевелиться. После такого «общения» человек быстро выздоравливал, а потом шёл к ней, весёлый, счастливый, с щедрыми подарками. Если подарок был никудышный, то поправившийся обратно заболевал той же болезнью – хуже прежнего.

Жила удаганка одна за священным озером Ытык Омолуку. И к ней можно было приплыть летом только на лодке, а зимой по узкой тропинке по заснеженному льду. Жила – не тужила, ибо дрова для камелька ей всегда привозили, а мяса, масла, всякого «тара»[6] всегда хватало сполна – ешь не хочу. Одевалась Улахан Эдьий всегда богато, даже роскошно: соболиная шапка-дьабака[7] с круглым серебряным украшением, долгополая шуба из шкурок красной лисицы, торбаса[8] из белых отборных лапок оленей.

Была у неё пегая, с белым пятном на лбу кобыла, за которой она ухаживала, кормила и водила на водопой сама. Они – лошадка и женщина – всегда о чём-то разговаривали, «шептались», как самые близкие подруги. Кобылу звали Тыалчаан (Ветерок), ибо она бегала очень резво и быстро, обгоняла, говорят, даже самых лучших быстроногих жеребцов в улусе. К себе Тыалчаан никого не подпускала, могла лягнуть неожиданно или даже укусить. Своим громким ржанием кобыла всегда предупреждала хозяйку, сидящую в юрте, дескать, «к тебе идут, приготовься». Но удаганка сама знала заранее, когда и кто к ней придёт, зачем, по какому поводу. А приезжали к ней даже из далёкой юкагирской Колымы или из южного города Иркутска, что около Далай[9] Байкала. Один богатый человек приехал к ней за помощью, говорят, даже из запредельной Енисей-реки, что говорит о небывалой громкой славе Алтан Аба.

Такая вот была великая удаганка на Ытык Омолуку, прекраснейшем озере матушки-Якутии, в краю белых снегов и безграничных зелёных лесов.

Так, вспоминая и восстанавливая в памяти рассказы земляков о великой Алтан Аба, Тарас по узкой звериной тропинке дошёл до рощи, где чернел её арангас. На четырёх крепких лиственничных столбах, на подстилках, лежал гроб с костями удаганки. Гроб был сделан из обрезанного ствола толстой лиственницы, который, видимо, обработали топорами, как обычно мастерят рыбачью лодку, выдолбив всю сердцевину. Из второй продольной половины ствола, тоже выдолбив, делали крышку, закрывали ею гроб с телом усопшей.

Такой же арангас, упавший от старости на землю, Тарас однажды видел в местности Кыта, за речкой Кюндэлэ, когда ходил со стариком Хабырысом стрелять глухарей, огромных и чёрных. Как рассказал ему старик, это был арангас старика Хаххана, древнего, давно забытого потомками. Говорили, что он был старше Алтан Аба на целый век, и уже никого не беспокоил после смерти, ушёл навеки в дьабын[10], в небеса.

Разглядывая сквозь стволы пышнохвойных лиственниц арангас удаганки, Тарас сначала решил по старинному обычаю разжечь костёр и угостить едой духа местности, духа огня Бырдьа Бытык, потом обратиться с просьбой о милости к самой Алтан Аба, просить принять его, пощадив, к золотым костям её, принять на поклон, не прогнав и не гневаясь.

Тарас быстро собрал сухие ветки с деревьев, растущих рядом, сложил всё в кучу и зажёг.

Радостно вспыхнул огонь, как бы приветствуя охотника, затрещали ветки от сильного разгорающегося пламени. Тарас вытащил из рюкзака оладьи и масло, наклонился над костром и стал петь заклинание:

Охотник замолчал, перевел дыхание и, закрыв глаза, продолжил пение.

Когда Тарас пришёл и зашёл в ютэн[11] шамана Арахаана, солнце уже висело над верхушками деревьев, вечерело.

– Ну, проходи, Тарас, садись, – ответил на приветствие охотника хозяин. – Чаю налью горячего, мясом куласая[12] угощу. Долго, однако, добирался, почти целый день.

– Да я, Уйбан, сходил на…

– Знаю, – прервал его шаман. – Там всё стоит, как было? Не рассердилась Эдьий?

– Всё, благодаря Айыы Тангара, там хорошо, – ответил Тарас. – Не прогнала, не обиделась и, вроде, даже обрадовалась.

– Вот и молодец! – похвалил его шаман. – А то я только с ней общаюсь, разговариваю. Скоро она должна навсегда улететь в свой дьабын, в небеса. Говорит, хватит, пора ей уже.

Тарас отхлебнул из кружки густо заваренный чай, с удовольствием поел нарезанного кусками свежего мяса, спросил:

– Где ты добыл этого оленя?

– Куласая свалил за рекой, когда уток на обед хотел подстрелить. Стою в камышах по колено в воде – он и выскочил. Большо-ой, с рогами. Самец. Сделал один выстрел, близко было совсем.

– Любит тебя, Уйбан, Баянай[13], однако. Удачливый ты. Какие новости ещё? Что видел-слышал?

– Видел, – тут помрачнел Арахаан. – Сон вчера видел нехороший.

– Нехороший? – насторожился Тарас, поставив недопитую кружку на стол. – А что?

– Едут к нам издалека носатые люди с вещами нехорошими, с мыслями погаными. Чистые абаасы[14], только рогов нет на голове.

– И много их, сиэмэхситов[15]?

– Человек семь-восемь. И техника рядом грозно гудит. Что-то затевают. Надо нам приготовиться, быть начеку.

– Да-а, – испугался Тарас. – Геологи, однако, опять прут сюда. Искатели.