Ранние лучи утреннего зарева рассеивались в каплях опустившегося тумана. Зелёные иголки невысоких Крымских сосен рассекали холодный ноябрьский ветерок. Где-то в глубине влажного лесного наста, бурча и расталкивая в сторону своих собратьев, не унимался маленький Мышонок. Это неугомонное создание недавно увеличилось из микроскопической белой споры, но уже отстаивало свои права на жизнь.

– Так разойдитесь, мне не хватает воды, микроэлементов, витаминов, белка, да и вообще, вы занимаете слишком много моего места! Дайте мне больше места, больше свободы! – так крохотный представитель землистой рядовки медленно, но верно отбирал право на жизнь у своих сородичей в местной грибнице.

– Оставь и нам немного водицы, – умолял младший братик, – тут на всех хватит.

Но молодой гриб и не думал делиться живительной влагой. Он лишь приговаривал, что ему нужнее. Не слушая никого, Мышонок расталкивал сосновые иголки своей пепельно-серой шляпкой и, пробираясь на поверхность, оставлял родное споровое ложе глубоко внизу.

Туман последними каплями оседал на лесное одеяло. Просторная лесная поляна мало-помалу заполнялась небольшими бугорками. Из одного такого возвышения показалась первая, покрытая серым, тонким, паутинистым покрывалом шляпка. Продолжая высасывать все соки из ближайшего окружения, низ и верх гриба пропорционально и неумолимо увеличивались.

Пухленький Маслёнок, выбравшись из под земли ближе к кусту шиповника, поинтересовался у своего побратима по царству:

– Ого, ты, куда такой большой тянешься?

– Я хочу вырасти больше этих великанов, чтобы узнать что там, на свободе.

– На свободе? – удивился пухляш, – а это где?

– Точно не знаю, – ответил Мышонок, – но наверняка если стану выше, то смогу увидеть.

– Постойте, – рассмеялся Шиповник, одиноко висящий на кусте, – то есть ты, гриб, хочешь вырасти больше этих великанов!? Это же деревья, они тут ещё задолго до меня росли. Я хоть и не такой старый, но с уверенностью могу сказать, что даже эти большие деревянные братья не видели свободу, о которой ты говоришь.

– Так откуда ты можешь знать, может они её и не искали. Вот я с самого рождения поставил перед собой цель и я смогу её достичь. Ещё каких-то два часа назад я был невзрачной белой пылинкой, а сейчас на этой поляне выше меня только Шиповник, который незнамо сколько времени потратил на свой рост.

– А как ты узнаешь, что нашёл свою свободу? – перебил монолог Маслёнок.

– Эх ты, недоросль! Свободу так в двух словах не опишешь. Это почувствовать нужно.

– Не обзывайся ты, а лучше, когда узнаешь расскажи про эту, которую ты ищешь. Вдруг она и нам понравится.

– А с чего это вдруг я вам что-то должен. Если хотите её найти, то давайте со мной вместе расти и искать.

– Неее, – протянул пухляш, – моей губчатой шляпке и здесь тёпленько.

– Не понимаете вы ничего, недалёкие жители этой поляны. Оставайся там, не узнав свободы, а я сам к своей мечте пойду. И никто меня не остановит.

Шиповник продолжал смеяться, наблюдая за театром одного актёра. Маслёнок обиженно продолжил греться в сосновых иголках. А Мышонок с десяти сантиметровой высоты презренно поглядывал на землю, из которой рос. И только скрипучие хвойные деревья молча качались из стороны в сторону.

Холодный жёлтый круг освещал сырую землю, через сосновые кроны. Странный шум с одинаковой периодичностью приближался к эгоистичному грибу. Затем над уроженцем земли нависла тёмная тень. Длинную тонкую ножку насквозь пронзило что-то холодное и неприятное. Шляпку ухватили три старых морщинистых пальца и подняли куда-то вверх. Питательная влага осталась далеко внизу. Появился страх. Нервно затряслись тонкие белые пластинки, из которых посыпались споры. Представителя землистой рядовки кинули в лукошко, наполненное множеством таких же грибов. Через некоторое время рядом оказались уже хорошо знакомые друзья: Шиповник и Маслёнок. Желтоватый губчатый побратим начал заинтересованно мычать, но задать вопрос не решаться.

– Ну, что тебе на этот раз, – недовольно буркнул Мышонок, – задавай уже свой вопрос!

Пухляш обрадовался, что ему снова выдалась возможность поинтересоваться. Он улыбнулся и спросил:

– Скажи, это и есть твоя свобода?

Анатолий – это типичный представитель своего вида, только молодой. Таких как он называют нимфы, даже не смотря на явную выраженность мужского гендера. Сам с собой размышляя, Толик приписывал себе в преимущество невероятно длинные усы, быстрые и проворные лапки, лёгкое брюшко, и как вишенку на торте, если бы такой был, смышлёную головку. К тому же через две линьки окрепнут его крылышки, и он сможет планировать дальше всех своих сородичей. Он считал себя лучшим в своём роде. Молодой прусак допускал, что может слегка приукрашивать свои способности, но зато был без остатка уверен в том, что хорошая еда даст ему нужное преимущество в росте и развитии.

Такая философия привела юного ценителя еды в родительский погребок, куда мама-таракан периодически, по ночам, приносила находки про запас. Так как мамы сейчас не было, сынишка решил разгуляться. Непоседливый нимф выкатил из-за невысокого стеллажа старую жестяную крышку от какого-то напитка, оставленную тут ещё во время постройки дома. На странные звуки в самой важной части жилища прибежал домашний питомец: маленький, проворный, с красной спинкой и розовыми ножками клещ. Малыш то и дело лез под лапки своего хозяина, от чего последний был, мягко говоря, недоволен. Установив металлическое изделие по центру помещения, Анатолий принялся выставлять все мамины запасы на импровизированный стол. Убранство оказалось богатым: тут тебе и старые рыбные косточки, и шкурка от помидора, глазок картофеля, кусочек картонки из под овсяных хлопьев, голубая плесень, снятая и какого-то кисломолочного продукта и на сладкое – минеральная вата. Примостив своё конусовидное брюшко возле бутылочной крышки, прусак огляделся и ахнул. Куполовидный потолок, тонкая сеть паутины, краями приклеенная к бледно-зелёному мху, вход в виде арки, тусклый свет, незнамо как попадающий в этот отдаленный уголок, и самая главная прелесть – приятный затхлый воздух.

– Да это прям РЭСТОРАН! – восторженно вскрикнул Анатолий, удовлетворённый своей работой, потом поднял верхнюю губу и радостно затряс нижнечелюстными щупиками. – Ой, а что это за заведение и без столовых приборов? Не по-людски это как-то!

Расстроившись отсутствием элементарной вилки, прусак принялся шнырять по закоулкам дома в её поисках. В достойные претенденты на звание самого удобного прибора были следующие номинанты: тараканьи палочки из сухих корешков ползучего пырея, ложка из цепкого подмаренника и шпажка из той самой рыбной косточки.

С палочками как-то не сложилось, то в коготок упираются, то к присоске прилипают. Шишка подмаренника оказалась настолько цепкой, что, слепив между собой лапки, чуть не оставила гурмана умирать страшной смертью. А потому в неравной борьбе победила рыбная шпажка, которая и помогла надкусывать последние запасы еды. Однако, в подтверждение своих ранних умозаключений, ни один из представленных на трапезе лотов не смог удовлетворить гастрономические потребности. И только недоумённый клещ, удобно устроившийся на спинке своего хозяина, не мог понять, почему такие лакомства надкусывают и, не доедая, выбрасывают вон.

Расстроенный таракан вышел из своего погреба. От бессмысленной жизни самые длинные усы в колонии тянулись по утрамбованному буту. Питомец продолжал бегать вокруг, как неугомонная юла. Внезапно откуда ни возьмись, выбежал черный паучок Олег, местный браконьер. Увидев своего соседа по улице, восьмилапый забурчал: