Стремительный рейд Ренне был успешен с военной точки зрения. Генерал осадил и 14 июля взял Браилов. Однако главной задачи решить не удалось. Бракован остался верен османам, справедливо опасаясь подвергнуться разгрому со стороны подошедшей турецкой армии. Говорили, что валашский господарь еще весной 1711 г. выдал все русские планы султану, а теперь присоединил свои войска к его силам.
Обо всем этом Петр не мог пока знать. Сам он 30 июня с основными силами (38 тысяч русских и 5 тысяч молдаван) двинулся на юг по правому берегу Прута. Поход по опустошенной саранчой степи в условиях страшной жары оказался чрезвычайно трудным, войска двигались медленно, обоз отставал. 7 июля русская армия достигла местечка Станилешти.
Получив сведения о готовности турок к переправе через Прут с левого берега на правый, Петр отдал приказ генералу Янусу фон Эберштедту, командовавшему русской кавалерией, помешать этому. Конница двинулась вперед, но, увидев предмостное укрепление, генерал нарушил приказ царя и приказал отступать. Турецкие и татарские конники, уже переправившиеся вплавь через Прут, тут же атаковали отступающих. Отряду Януса пришлось спешиться, построиться в каре и медленно отходить на север. Лишь получив от Петра подкрепления, генерал смог соединиться с главными силами.
Позже оказалась, что Янус отступил от ложных мостов. Настоящие мосты были возведены в другом месте лишь на следующий день, 8 июля, причем переправа пехоты (янычар) была осуществлена только 9 июля.
Позже Петр писал об этой ситуации: «Тогда еще турки не перешли, но на той стороне были, и конечно б мог оной Янус их задержать, ежели бы сделал так, (как) доброму человеку надлежит». Свое странное поведение Янус объяснял невозможностью штурма укреплений при помощи конных драгун. Однако генерал Ренне вскоре с теми же драгунами осуществит успешный штурм не какого-то предмостного укрепления, а мощной крепости Браилов. Поэтому Петр имел полное основание надеяться на выполнение своего приказа. Современный российский историк Я.Е. Водарский пишет, что «Ренне уже долго служил под командованием Петра и, очевидно, усвоил новые и передовые для того времени военные идеи русского полководца. Во всяком случае, ему-то «употребление» драгун для взятия крепости не показалась странным». Другое дело генерал Янус, только что принятый на русскую службу…
В результате османы смогли беспрепятственно переправиться на правый берег Прута. 8 июля основные силы русской армии были атакованы на марше турецко-татарской кавалерией. Часть обоза была потеряна. Отбивая непрерывные нападения, петровские войска начали движение назад. Солдаты были страшно изнурены. Около двух часов дня 9 июля Петр отдал приказ остановиться и приступить к созданию укрепленного лагеря в районе урочища Новые Станилешти. Позиция на берегу Прута оказалась неудобной для обороны, но иного выхода у русских не было.
К этому времени большая часть турецкого войска уже перешла на правый берег Прута. Русский лагерь оказался окруженным со всех сторон. На противоположном берегу реки на холме турки установили свою артиллерию, однако огонь с большого расстояния не достигал русских позиций, и великий визирь приказал переправлять пушки на правый берег.
Вечером 9 июля янычары три раза ожесточенно штурмовали русский лагерь. Все атаки были отбиты, несмотря на превосходство в численности и мужество атаковавших. Правда, они штурмовали один и тот же участок лагеря. Поэтому Петр имел возможность перебрасывать по мере необходимости сюда подкрепления, которые снимал с других мест. Турки потеряли около 8—9 тысяч человек, русские – 3 тысячи. После наступления темноты атаки прекратились.
Вот как описывал эти события польский генерал С. Понятовский, находившийся в турецком лагере: «Испуская дикие вопли, взывая, по своему обычаю, к богу многократными криками «алла, алла», они бросились на неприятеля с саблями в руках и, конечно, прорвали бы фронт, если бы не рогатки, которые неприятель бросил перед ними… Сильный огонь почти в упор не только охладил пыл янычар, но и привел их в замешательство и принудил к поспешному отступлению. Кегая (заместитель великого визиря) и начальник янычар рубили саблями беглецов и старались остановить их и привести в порядок. Наиболее храбрые возобновили свои крики и атаковали во второй раз. Вторая атака была не такой сильной, как первая, и турки снова были вынуждены отступить». После неудачи третьей атаки кегая сказал Понятовскому: «Мы рискуем быть разбитыми, и это неизбежно случится».
В ходе сражения наглядно выявилось превосходство регулярной петровской армии над османским войском. Один из современников так описывал пришедшее к берегам Прута султанское воинство: «Войско азийское, почитай все пришло сюда… И за великий стыд себе причитают турки видеть такое войско, ибо народ плох, ободран, без ружья, и от далекого пути утомлен, и за тем на войну без сердца идут… Хотя войско турецкое есть многочисленно, однако ж торопко, нерегулярно, без голов (начальников) умных…»
Другой очевидец-западноевропеец отмечал: «После третьей атаки их замешательство и расстройство были так велики, что можно наверняка полагать, что если бы русские контратаковали их, то они бежали бы без всякого сопротивления». Подобное же развитие событий предполагал и начальник янычар, говоря позже султану: «И ежели бы москва наступала, то бы они никогда места удержать не могли… уже турки задние почали было утекать, и ежели бы москвичи из лагару выступили, то бы и пушки и амуницию турки покинули».
Однако обо всех этих обстоятельствах в русском лагере ничего не знали. Петр не решился контратаковать противника после успешных отражений его атак. Он опасался, что во время такой контратаки турецко-татарская конница ворвется в лагерь. Турецкие войска слишком превосходили его войска по численности. Главное же состояло в том, что визирь имел огромное преимущество в кавалерии. Под началом царя оставалось всего около 6,5 тысячи конников. Им противостояли 57,8 тысячи турецких всадников, не считая 70 тысяч татар. Помимо своей малочисленности не вся русская кавалерия была боеспособна. В предшествующие дни от бескормицы (трава была полностью выжжена солнцем и съедена саранчой) пало множество лошадей, уцелевшие же уже несколько дней питались лишь листьями и корой деревьев. Получить фураж в условиях окружения не было никакой надежды.
Русские войска в лагере сохраняли полную боеспособность и дисциплину. Однако люди тоже были до крайности изнурены. Все сильнее ощущался недостаток продовольствия, боеприпасов. Положение оказалось критическое. Можно было попытаться ударить по противнику. Однако успех не был гарантирован. Еще более печальные последствия могла иметь пассивная тактика. Надежды отсидеться в лагере не было. Во-первых, скоро мог начаться настоящий голод, во-вторых, постоянно можно было ожидать новых нападений. Тем более что ночью османы подвезли, наконец, свою артиллерию.
Вечером 9 июля царь Петр Алексеевич окончательно осознал, что он, победитель Карла ХII, мог потерпеть поражение и попасть в плен вместе со своей супругой Екатериной, принимавшей участие в походе. Рассказывали, что у царя случился припадок. Позже он писал: «Никогда, как и почал служить, в такой десперации не были». Существует легенда, что Петр ушел в свой шатер, приказав никому не входить в него. Лишь Екатерине удалось успокоить супруга. Она же якобы сыграла решающую роль в принятии решения о начале мирных переговоров с визирем. На самом деле решение о начале переговоров принял, разумеется, сам царь.
Поздно вечером 9 июня Петр собрал совет, который поддержал его решение о переговорах. Послом к визирю был назначен вице-канцлер П.П. Шафиров – опытный дипломат, доверенный человек Петра, знаток турецких нравов. Была составлена инструкция Шафирову для ведения переговоров и написано письмо к визирю от имени главнокомандующего Б.П. Шереметева с предложением начать переговоры.
На рассвете 10 июля, когда подошла турецкая артиллерия, янычары вновь предприняли штурм русского лагеря и вновь были отбиты. Вскоре к визирю доставили письмо с предложением начать мирные переговоры. Однако турки, уверенные в силе русской армии, сочли это военной хитростью и не стали отвечать. Позже Петр I писал: «Потом, когда ответом замешкалось, тогда послали к ним говорить, чтоб скорее дали отповедь короткою, хотят ли миру или нет, ибо более ждать не можем. Потом, когда и на ту посылку отповедь замешкалась, тогда велели полкам выступить. И когда сие учинилась, и наши несколько десятков сажен выступили, тогда от турков тотчас прислали, чтоб не ходили, ибо оне мир приемлют, и для того учинить унятие оружия, и чтоб прислали, с кем об оном мире трактовать».
