Так говорили предания; но никто из греков не побывал еще в далеком море.

Сначала с дальнего моря стали приезжать к грекам финикийские купцы. Они вытаскивали на берег свои корабли и подолгу жили, пока не выменяют все свои товары на кожи и меха, которыми постепенно они наполняли свои корабли. Они привозили дорогие сидонские сосуды, металлические панцири с Кипра, льняные ткани и покрывала, окрашенные в пурпур шерстяные материи, безделушки из стекла и слоновой кости, дорогой янтарь в золотой оправе. Из города на берег приходили греки посмотреть на финикиян, полюбоваться их товарами. По многу раз они сами приходили в дома богатой знати и во дворцы царей, и каждый раз приносили все новые дорогие вещички, – и рассказывали о далекой родине янтаря, о малолюдных дальних странах, где они доставали медь и олово.

Часто финикияне обманывали греков. Но греки были рады, когда показывался в море их нагруженный товарами чернобокий корабль: только финикияне приезжали к ним из далеких стран, только они привозили дорогие товары. Среди греков лишь благородная знать пока пускалась в ближнее море, ради опасных набегов и грабежей, и потом обменивала свою добычу на товары заезжих купцов.

Но скоро и греки отважились пуститься подальше. Смелый вождь собирал небольшую дружину. Они приходили к песчаному берегу моря и спускали на воду свои корабли. На дне корабля они складывали копья и стрелы, щиты и кожаные шлемы, теплые мохнатые плащи, вроде бурки, которые они брали с собой на случай непогоды и стужи. В больших кожаных мешках они держали запасы муки: среди них на дне корабля размещали в мехах и амфорах[3] вино и свежую воду. Теперь нередко подолгу пропадали смелые моряки, в погоне за добычей скитаясь взад и вперед по туманному морю…

Древнегреческий корабль.

Рисунок на вазе. Около 500 г. до н.э.

И весело, и страшно было грекам пускаться в море. Впереди могли их ждать всякие беды. Наступало затишье, и подолгу приходилось морякам ждать попутного ветра на диком, одиноком островке среди пустынного моря. Поднималась буря, и им грозила гибель в морских волнах. Часто падали они в боевых схватках в чужом, далеком краю, и на песчаном морском берегу только дождь мочил белые кости погибших героев.

Наконец из далекой поездки моряки возвращались домой. Они любили рассказывать о своих смелых набегах, как они грабили чужие поля, убивали мужчин, а женщин и детей брали в плен. Пленников они продавали, и из походов привозили золото и серебро, янтарь и слоновую кость. Они привозили рассказы о далеких странах, откуда и в год не может долететь быстрая птица, откуда не возвращался никто из людей, если его заносили туда бури и ветры. И среди греков уже ходили неясные слухи о длинных летних днях на далеком севере, где заря сходится с зарею, о странных северных людях, которые доят кобылиц и пьют их молоко. Греки знали уже о богатом и могущественном царстве на Ниле, о богатых египетских Фивах, где жилища полны сокровищ и 100 городских ворот так широки, что через каждые могут проехать 20 колесниц рядом. И все больше сказаний о чудесах незнакомого моря складывалось среди греков.

На народные шумные праздники греков, на пиры в богатые замки приходили певцы и в песнях своих вторили рассказам скитальцев. Они пели, и перед молчаливыми слушателями, на самом краю шумящего моря, вставал из тумана остров блаженных феаков. Их любят бессмертные боги, открыто нисходят к феакам и без чинов садятся за трапезу с ними. Там во всей стране, в каждом доме царит веселье; за пышно накрытыми столами сладко пируют феаки, внимая песням певцов. Бесстрашно феаки пускаются в море; быстро пробираются среди мглы и тумана, не боясь погибнуть от бури. Кормщик не правит в морях кораблем феакийским, их судам руль не нужен: «Сами они понимают своих корабельщиков мысли…»

Дальше пели певцы о том, как в далеком море, из темной глубины морских вод выходит вещий старец Протей. В глубокой пещере среди стаи смрадных, покрытых соленою тиной тюленей, как пастырь меж стада, ложится старик и погружается в сон. Но если кто тронет вещего старца, он превратится в воду и пламя, во все, что можно найти на земле, и в свирепого льва с огромную гривой, и в дракона, пантеру и вепря, и в дерево с густою вершиною, – и никому не дается он в руки.

Певцы пели о многолетних скитаниях царя Одиссея, о стране громадных, свирепых, не знающих правды циклопов, где Полифем сожрал шестерых друзей Одиссея. Они пели об острове морских дев-сирен, которые губят неосторожного моряка, заманив его сладким пеньем; пели о закинутом среди дальнего моря острове нимфы Калипсо, где семь лет томился в плену несчастный царь…

Одиссей с его спутниками и птицы сирены.

Рисунок на вазе. Начало V в. до н.э.

Но давно прошли времена чудесных скитаний героев. Не одна воинственная знать – в дальнее море потянулись и простые мирные купцы. Иногда, запасшись блестящим железом, они далеко темным морем пробирались к иным народам и, променяв железо на яркую медь, возвращались обратно. Все чаще стали показываться в море их тяжелые многовесельные корабли, и мало-помалу они вытеснили финикиян со своего моря.

Теперь купцы могли привезти много верных вестей и о далеком севере, и о странах на дальнем западе, куда ездили они, далеко оставляя позади Итаку, последний греческий остров на их пути. Они могли рассказать о родине меди, которую привозили из Италии, о караванах с богатыми индийскими товарами, из глубины Азии приходивших к берегам Черного моря. На его южном берегу, где заканчивался путь караванов, уже стоял первый поселок ионийских купцов, Синоп. В далекой Италии (в Кампании), близ ровного песчаного берега, где так легко было пристать кораблям, на круто поднимавшейся горной вершине купцы построили замок Кумы, а по берегу вытянулось несколько небольших городков. На восточном берегу Сицилии уже лежал ряд греческих городков. Господствовавшие здесь раньше финикияне без большой борьбы уступали место новым пришельцам, забрасывая свои торговые местечки и уходя дальше на запад, куда не проникли еще греческие купцы.

Купцы могли рассказать, как впервые пробирались они в чужие страны, как на стоянках пробовали продать свои товары жителям берегов, но те сурово встречали пришельцев. Нередко ни с чем приходилось купцам возвращаться из далекого плаванья и привозить только рассказы о жестокой борьбе и о гибели многих смельчаков у чужих берегов. А когда купцам удавалось на чужбине устроить свои склады, тяжело было видеть первым переселенцам, как скрывались на горизонте корабли, уходившие назад на далекую родину; тяжело было ждать долгие месяцы, когда снова покажутся они с моря. Жутко было сознавать, что между их закинутою в чужом краю маленькой колонией и родной страной лег долгий путь, по которому нигде не услышишь греческой речи,

И на севере, и на западе с любопытством приглядывались греки к новому морю и новым странам. Грекам казалось, что перед ними открываются те места, мимо которых плыл корабль «Арго», где скитался царь Одиссей.

У самого входа в Понт, там, где за узким проливом сразу открывается широкое море, две скалы привлекли к себе вниманье проезжавших здесь моряков. Им казалось, что именно здесь кораблю аргонавтов удалось невредимо проскользнуть между страшными скалами, когда, столкнувшись, они оторвали часть руля Арго и, далеко разойдясь, крепко и навсегда стали на своих местах. Попадая в Италию, они думали: «Не в Италии ли жила волшебница Цирцея, к которой заехал царь Одиссей, искавший пути к Океану, к царству Аида?»

На Западе готовы были искать греки остров сирен. Они стали думать, что в узком Мессинском проливе в пещере высоко над морем жила чудовищная Сцилла, мимо которой шел путь Одиссея; а рядом, казалось им, было жилище страшной Харибды. Здесь-тο Сцилла разом схватила шестерых товарищей Одиссея; мелькнули их руки и ноги, и в высоте с последнею скорбью сердца прокричали они имя Одиссея… В Сицилии греки признали богатую родину циклопов, а остров Корциру (или Керкира, ныне Корфу) они стали считать бывшим царством царя Алкиноя, островом веслолюбивых феаков.