Она такая маленькая, беззащитная. Крошечка, которая умещалась на моих двух ладонях. Ее ножка была такой же по длине, как мой мизинец. Господи, как же она была похожа на Нину: такая же красивая, крикливая и до безумства любящая меня. Я чувствовал это. А как же она была похожа на меня…этот носик, эти губки, эти бровки…

«Я самый счастливый человек», – думал я, расхаживая по комнате, – «потому что рядом со мной, в мои двадцать девять лет, находятся две самые дорогие моему сердцу девушки: прекрасная жена и самая красивая дочь…».

Эти мысли дарили мне полет и спокойствие, и, честно говоря, были безумно важными в моей голове. Я никогда не думал, что к тридцати годам буду нянчиться с дочкой в первом часу ночи, но при всем этом, даже не уставать, потому что ее любовь, любовь Маши, помогала мне.

Она, погрузившись в крепкий сон, всегда хватала меня за большой палец руки и сжимала. Знаете, от этого становилось так тепло на душе. Ее маленькие пальчики были очень сильными, как мне казалось, и как будто говорили мне: «Папа, я рядом с тобой». В такие моменты я не мог противостоять эмоциям и всегда улыбался.

Я просто не мог поверить, что это все наяву – я будто спал, и, поверьте, просыпаться мне совсем не хотелось…

***

– Дорогой, – послышался знакомый голос со стороны дверного проема, – тебе нужна моя помощь?

– Милая, зачем ты встала? – оглянувшись, Максим увидел меня, – я и сам прекрасно справляюсь.

Он держал нашу малютку на руках, включив в комнате фиолетовый свет, который ее успокаивал. Максим был идеальным мужем, который замечал абсолютно все: начиная от моей новой прически, заканчивая моими эмоциями. Он, приходя с работы, уже с порога заботился обо мне, спрашивая, как я себя чувствую и ругая меня за то, что я опять хожу босиком по холодному полу.

Я смотрела на него и не могла налюбоваться: сильный, статный и серьезный мужчина, мой мужчина, держал на руках голубоглазого ангелочка, который уже посапывал и спал крепким сном. Он превосходный отец. Нет, папа. Именно это слово шло ему больше, чем другие. Я просто улыбалась и смотрела в его сторону, не осознавая, что это происходит именно со мной.

Подойдя к нему, я прислонилась к его носу своим и почувствовала себя в безопасности. Дома. Я как за каменной стеной, которая защищает меня от ветров и ураганов, от плохих людей и ненависти с их стороны. Но, он был стеной не только для меня, но и для дочери – самого драгоценного человечка в его жизни.

Порой, когда у меня выдавалась свободная от дел минутка, я заходила в детскую и наблюдала, как Машенька лежала на животике на игральном коврике, а рядом с ней лежал Максим и разговаривал. Он подавал ей игрушки, а она своими маленькими пальчиками хваталась за этот самый коврик и пыталась хоть на чуть-чуть приблизится к своему папе.

Максим был другим рядом с Машей: как будто сам превращался в ребенка и игрался с ней, лялякал, пародируя ее первые звуки, и кривлялся, тем самым доводил дочку до смеха. Она смеялась очень громко, причем, настолько, что я слышала ее радостные возгласы в соседней комнате. Максим никогда не оставлял Машеньку одну, без присмотра, как будто боялся, что она исчезнет, но на самом деле его страх заключался в другом – он безумно переживал, что дочка пораниться или что-то грязное потянет в рот.

Мой супруг безумно боялся врачей, но, когда родилась Маша, он постоянно ходил в поликлинику вместе с ней. Ох уж эти прививки! Знаете, когда я видела, что дочка плачет при виде человека в белом халате, сразу смотрела на мужа: он был спокоен и пытался утихомирить плач малышки, покачивая ее на руках и разговаривая с ней. Максим пытался объяснить Маше, что это всего лишь врач, и он не сделает ничего плохого ей, и, не поверите, дочка сразу же успокаивалась. Она как будто доверяла каждому слову, которое произносит ее папа. Казалось, что Максим тоже переставал бояться врачей, когда Машенька была у него на руках. Может быть, так и было на самом деле, но он никогда бы не показал этого чужому человеку.

– Давай я ее уложу в кроватку, – я протянула руки к дочери.

– Родная… – муж поднял глаза на меня, а в них повисли капли слез.

– Что такое, дорогой? – я положила руку ему на щеку, на которой красовалась трехдневная щетина, и слегка коснулась его кожи: она была нежной, и как будто горячей; от нее исходило тепло.

– Спасибо тебе, правда, – выдохнул он, – ты рядом со мной, подарила мне прекрасную и жизнерадостную дочь, а сейчас, вместо сна, находишься в этой комнате.

– Я всегда рядом с тобой, Максим, – я нежно коснулась его губ и оставила тёплый след на них, – я люблю тебя, как никого другого…

Я смотрела в глаза своего мужа и видела в них любовь – любовь ко мне, к нашей дочери и даже к этой маленькой комнате, в которой мы сейчас находились втроем. Держа в четырех руках нашу дочь, я чувствовала, как все вокруг от нас отдаляется: все проблемы, невзгоды и неудачи. Сопение нашей маленькой принцессы придавало еще больший уют этому вечеру – оно нарушало эту тишину, воцарившуюся в комнате.

Я смотрела в его черные глаза и терялась, правда. Они были глубокими, темными, как будто меня погружали под воду, а дышать было невозможно – я тонула и кислорода не хватало, чтобы надышаться.

Я перевела глаза на малышку, и слегка притянула ее к себе. Сейчас Машенька, полностью успокоившись, уже спала сладким сном. Улыбнувшись мужу, я отправилась в сторону кроватки. Наша маленькая дочка через пару минут уже лежала в своей постели и сопела, сжав маленький кулачок. Положив Машу, я посмотрела на мужа, и поняла, что являюсь самым счастливым человеком в этом мире, потому что рядом со мной находятся дорогие для меня люди: малютка-дочь и прекрасный супруг, которые любят меня, как никто никогда не смог бы.

Первое слово, сказанное ребенком, для родителей значит очень много. Да, в нем нет смысла, потому что малыш повторяет звуки за взрослыми, но ведь оно самое первое. В памяти всегда оно сохраняется отчетливо и откладывается на важную полочку в головном мозге. Это событие невозможно забыть, потому что это трогательно и важно для каждого члена семьи.

Машенька начала уже разговаривать в годик и четыре месяца, по рассказам ее бабушки. Она могла без умолку гоготать. Эта маленькая девочка, расхаживая по квартире, изучала все предметы. Бывало, ее посадят в манеж, а она встанет, обопрется на бортик, и наблюдает за всем, пальчиками показывает и как будто задает вопрос: «А что это такое?».

«Маруся очень любознательная», – говорила ее бабушка, – «растет не по годам».

Это и действительно было так, особенно когда она садилась «читать». Да, именно читать. Было интересно наблюдать, когда ранним утром, часов в восемь, Машеньку сажали на коврик игральный и давали журнал «Семь дней», а она пролистает пару страниц, посмотрит картинки, а дальше начинает отрывать кусочки от этих листов. Ой, вот умора! Она делала это с большой серьезностью и аккуратностью, как будто уже писала диссертацию.

Максим всегда умилялся этим картинам по утрам и задавал дочке вопрос: «Это ты так читаешь?», а она просто кивала ему, как будто говоря: «Пап, ты что, не видишь, что ли? Конечно, читаю. Не мешай мне, я занята.».

Она с раннего возраста была такой: серьезной, целеустремленной и твердой. Если Маше что-то не нравилось, то она сразу начинала возмущаться: плакать, обижаться и корчить рожицы. Она была такой со всеми, кроме отца. Да, звучит, наверное, странно, но именно на руках своего папы, она становилась другой: маленькой, веселой и очень энергичной. Ее серьезность исчезала, и появлялась нежность…

Все разговоры Максима с дочерью были предпосылками к произнесению ее первого слова – «папа». Наверное, каждый мужчина мечтает услышать от своего ребенка именно это – пару звуков, которые соберутся в единой целое, что отложится в памяти, как нечто иное, не похожее на все остальное.

Одно слово. Два слога. Четыре буквы. Папа.