Идея опричнины прямо противоположна. "Аз есмь царь, - говорил Грозный, - Божиим произволением, а не многомятежным человеческим хотением". Русский государь не есть царь боярский. Он не есть даже царь всесословный, то есть общенародный. Он - Помазанник Божий. Инструментом утверждения такого взгляда на власть и стала опричнина.
В опричнину брали только "лутчих", "по выбору". Особенно тщательный отбор проходили люди, имевшие непосредственное отношение к жизни государя. До нас дошла опись царского архива, в которой есть следующая запись: "Ящик 200, а в нем сыски родства ключников, подключников, и сытников, и поваров, и помясов, и всяких дворовых людей". На 20 марта 1573 в составе опричного двора царя Иоанна числилось 1854 человека. Из них 654 составляли охранный корпус государя, его гвардию. Данные, взятые из списка служилых двора с указанием окладов, обязанностей и "корма", совпадают с показаниями иностранцев. Шлихтинг, Таубе и Крузе упоминают 500-800 человек "особой опричнины". Эти люди в случае необходимости служили в роли доверенных царских порученцев, осуществлявших охранные, разведывательные, следственные и карательные функции. В их числе, кстати, находился в 1573 молодой еще тогда опричник "Борис Федоров сын Годунов". Остальные 1200 опричников разделены на четыре приказа, а именно: Постельный, ведающий обслуживанием помещений дворца и предметами обихода царской семьи; Бронный, то есть оружейный; Конюшенный, в ведении которого находилось огромное конское хозяйство дворца и царской гвардии, и Сытный - продовольственный.
Опричное войско не превышало пяти-шести тысяч человек. Несмотря на малочисленность, оно сыграло выдающуюся роль в защите России, например, в битве на Молодях, в 1572, во время которой были разгромлены татарские войска, а их командующий Дивей-мурза взят в плен опричником Аталыкиным. Со временем опричнина стала "кузницей кадров", ковавшей государю единомысленных с ним людей и обеспечивавшей проведение соответствующей политики. Вот лишь один из примеров.
В сентябре 1577 во время Ливонского похода царь и его штаб направили под город Смилтин кн. М.В. Ноздроватого и А.Е. Салтыкова "с сотнями". Немцы и литовцы, засевшие в городе, сдаться отказались, а царские военачальники Ноздроватый и Салтыков - "у города же никоторова промыслу не учинили и к государю о том вести не учинили, что им литва из города говорит. И государь послал их проведывать сына боярского Проню Болакирева... И Проня Болакирев приехал к ним ночью, а сторожи у них в ту пору не было, а ему приехалось шумно. И князь Михайлы Ноздроватого и Ондрея Салтыкова полчане и стрельцы от шума побежали и торопяся ни от кого и после того остановилися. И Проня Болакирев приехал к государю и все то подлинно сказал государю, что они стоят небрежно и делают не по государеву наказу. И государь о том почел кручинитца, да послал Деменшу Черемисинова, да велел про то сыскать, как у них деелось".
Знаменитый опричник, а теперь думный дворовый дворянин Д. Черемисинов расследовал на месте обстоятельства дела и доложил царю, что Ноздроватый и Салтыков не только "делали не гораздо, не по государеву наказу", но еще и намеревались завладеть имуществом литовцев, если те оставят город. "Пущали их из города душою и телом", то есть без имущества. Черемесинов быстро навел порядок. Он выпустил литовцев из города "со всеми животы - и литва тотчас город очистили". Сам Черемисинов наутро поехал с докладом к царю. Князя Ноздроватого "за службу веле государь на конюшне плетьми бить. А Ондрея Салтыкова государь бить не велел". Тот "отнимался тем, что будто князь Михаиле Ноздроватый ему государеву наказу не показал, и Ондрею Салтыкову за тое неслужбу государь шубы не велел дать".
В необходимых случаях руководство военными операциями изымается из рук воевод и передается в руки дворовых.
В июле 1577 царские воеводы двинулись на город Кесь и заместничались. Князь М. Тюфякин дважды досаждал царю челобитными. К нему было "писано от царя с опаскою, что он дурует". Но не желали принять росписи и другие воеводы: "А воеводы государевы опять замешкались, а к Кеси не пошли. И государь послал к ним с кручиною с Москвы дьяка посольского Андрея Щелкалова, из Слободы послал государь дворянина Даниила Борисовича Салтыкова, а веле им итить к Кеси и промышлять своим делом мимо воевод, а воеводам с ними".
Как видим, стоило воеводам начать "дуровать", как доверенное лицо царя - дворовый, опричник Даниил Борисович Салтыков был уполномочен вести войска "мимо" воевод, то есть отстранив их от командования. Только что препиравшиеся между собой из-за мест князья все разом были подчинены дворовому Д.Б. Салтыкову, человеку по сравнению с ними вовсе "молодому".
Со временем боярство с помощью опричнины излечилось от сословной спеси, впрягшись в общее тягло. О том, что опричнина не рассматривалась как самостоятельная ценность и ее длительное существование изначально не предполагалось, свидетельствует завещание царя, написанное во время болезни в Новгороде в 1572. "А что есьми учинил опричнину, - пишет Грозный, - и то на воле детей моих Ивана и Федора, как им прибыльнее, пусть так и чинят, а образец им учинен готов". Я, мол, по мере своих сил показал как надо, а выбор конкретных способов действия за вами - не стесняю ничем.
Земщина и опричнина в конце концов смешались, и последняя тихо отмирала по мере осмысления правящим классом России своего религиозного долга, своего места в общерусском служении.
Митрополит Иоанн (Снычев)
ОПТИН ТРОИЦКИЙ мужской монастырь, Орловская еп., на берегу р. Нугры, близ Волхова. Основан, по преданию, в XV в. кнн. Милославскими. Несомненно существовал в XVI в. В 1613 был разорен литовцами, но потом возобновлен. Название "Оптин" произошло оттого, что первоначально монастырь был общим, т.е. с двумя отделениями, мужским и женским.
С.В. Булгаков
ОПТИНА ПУСТЫНЬ (Козельская Введенская Оптина пустынь), православный монастырь на правом берегу р. Жиздры (левый приток Оки) в двух километрах от Козельска.