– Привет, я Прохор или Порох, обычно так старшие называют.

Затюханный поднял заплаканные глаза и зло посмотрел на Прохора.

–Паштет или Пашка, -пристально вгляделся затюханный в Прохора.

– Ты как сюда?

– Мать опять посадили, -понуро опустив голову, резко сказал Пашка-Паштет, -уже третья ходка, теперь надолго загремела.

С того самого дня ребята были всегда вместе. Сколько всего вместе они повидали в этом сиротском доме.

Особо здесь не любили стукачей. Однажды Мишка-Косой настучал, что ребята после обеда в туалете курят, так Порох с Паштетом решили проучить Косого, засунули его насильно в тумбочку, закрыли и сбросили со второго этажа.

– Не будет крысятничать, – потирая руки, довольно и зло сказал Прохор.

Часто Прохор и Пашка попадали в кабинет к заведующей Кларе Львовне. Но женщина понимала, что это несчастные дети, конечно, ругала для порядка, а потом отпускала.

Время шло. Из мелких хулиганов-хлюпиков Прохор и Пашка превратились в видных ребят-подростков. Прохор по характеру был сильный, волевой, но вспыльчивый и дерзкий, видно детдом оставил свой отпечаток, он всегда стоял за справедливость, чтобы младших не обижали и не воровали родительский паек, любил Прохор часто сидеть вечерами и что-то рисовать, вроде два три штриха сделает, а получается красиво. В школе он особых успехов не совершал, но выделял для себя один предмет – рисование.

– Золотое у тебя чутье Прохор, -часто отмечал Ефстахий Дмитриевич, старый учитель по изобразительному искусству, когда Прохор начинал что-то рисовать.

Даже как-то предложил Прохору заниматься дополнительно.

– Смотри Прохор твой хлеб будет, в будущем. «Хорошим мастером будешь», -говорил Ефстахий Дмитриевич.

Прохор двойственно относился к предложению учителя и хотел, и не хотел, все раздумывал.

Павел по сравнению с Прохором был слабовольным, но авантюрным, любил всякие сомнительные рисковые дела, часто дрынькал на гитаре и что-то напевал, на все родительские вечера и другие праздники просили петь его Пашку, и тогда горе – родители, которые всё-таки приходили не могли удержаться от слёз:

Что-то мою пулю долго отливают,

Что-то мою волю прячут отнимают.

Я для доли смертной,

Ох! Для доли смертной,

И жених завидный

И товарищ верный,

Догони меня, догони меня,

Да лицом в траву урони меня,

Утоли печаль, приложи печать.

Пуля горяча, пуля горяча.

А для жизни этой,

Ох! Для жизни этой

У меня ни веры,

Ни Любови нету,

Догони меня, догони меня,

Да лицом в траву урони меня,

Утоли печаль, приложи печать.

Пуля горяча, пуля горяча…7

Но особенно любил он забытую всеми песню о матери и часто незаметно от всех пел и плакал:

По небу плывёт луна,

На улице тишина,

Сидит и не спит одна

Только мама.

А утром она тебе

Тихонько откроет дверь.

Поверь, что никто иной

Только мама.

Я вместе с ней живу,

Все радости ей дарю,

И горе моё знала

Только мама.

За все мои 20 лет,

За все мои 20 бед.

Сумеет дать ответ

Только мама

А если когда-нибудь

Уеду я в дальний путь,

То письма будет ждать

Только мама.

А если случится вдруг

Девчонка разлюбит вдруг,

То слёзы утрёт и поймёт

Только мама.

Тебе, мама, я пою

И песню свою дарю

В твой солнечный ясный день

Восьмое марта.

И вы берегите их,

Своих матерей родных.

Кто ближе вам и родней?

Только мама8.

Был у каждого воспитанника свой неповторимый яркий талант, но кому надо возиться с сиротами, уделять часть своего драгоценного времени, своих забот хватает.

– Друган, давай двинем сегодня в торгуху9, натырим там вкуснятины, обожрёмся да отвалу, других угастим, -как-то раз Пашка предложил Прохору.

Порох подумал, поправил растрепанную челку.

– Дело говоришь Паштет, всех наших вкуснятиной накормим.

На том и порешили. В этот день им повезло набрали полные куртки еды и проскользнули через турникет, так что продавец и охранник не заподозрили, а Паштет еще и у какой-то навороченной бабы кошель стырил.

– Во повезло, ништяк, -хлопнули ладонью об ладонь друзья.

Теперь они стали ездить часто в центр. Однажды под вечер они возвращались с дальнего торгового центра на электричке. Сидели рассматривали товар, который наворовали, да обсуждали дальнейшие планы. Тут незаметно подошла кондуктор:

–Ваши билеты молодые люди…

Пашка с Прохором оцепенели, они второпях не купили обратные билеты и денег с собой не было, все в этот день оставили в загашнике.

– Тётенька, мы кошель дома оставили, простите нас пожалуйста, -проскрипел, смущаясь, Прохор.

– А ну платите! Взрослые уже или выходите! –крикнула кондуктор, -иначе милицию вызову.

– Вот ментов нам еще не хватало, – процедил сквозь зубы Пашка.

Подростки сидели в растерянности, не зная, что делать.

Козырь вальяжно сидел напротив парней через одно сиденье и наблюдал за перебранкой между кондуктором и подростками.

– Моё терпение лопнуло!

Кондуктор уже собиралась нажимать кнопку вызова милиции, но тут Козырь встал.

– Я оплачу, – он протянул женщине деньги.

Рыжеволосая полная женщина взяла деньги.

– Вот благодарите, нашелся и на вас разгельдяев благодетель, -указала она на Козыря.

Козырь редко улыбался, а если и радовался чему-то, то только если прибыльный куш отхватит и сейчас он проигнорировал слово «благодетель», уверенно подсев к подросткам.

–Пацаны, Вам далеко?

– Неа, на «Площади» выйдем, -смело, с благодарностью ответил Прохор.

–И мне там же, -посмотрев в окно, сказал Козырь.

Козырь был профессиональным вором. Работал во всех направлениях. Мать пьяница всю жизнь воровала да по колониям чалилась, так что он с детства ощутил жизнь бродяги. Взгляд у него был холодный, неприступно-равнодушный, никому он не верил, порой даже себе. Короткие волосы по всей голове и небольшая ровная площадка на темени придавали мужественность, древесно-пряный аромат одеколона с запахом мускуса, пачули и тонким шлейфом табака оставляли неповторимый шарм. Многие женщины на улице, оглядывались в след идущему Козырю. Серая куртка немецкого бренда «Tom Tailor», черные итальянские джинсы «Cortigiani» подчеркивали его элегантность и превосходство. Портил всё только глубокий шрам.

В детстве мамка заставила в чужую квартиру лезть.

– Богатый дядька там живет сына, мы у него немного, совсем немного возьмем, дядя Рома тебя в форточку на плечеке подкинет, а ты как в квартиру попадешь, там в кухне, в шкапу в правой-то стороне бабки-то и стырешь, и быстро опять в форточку, мы тебя ждать будем с дядей Ромой, -говорила худая с синяком под глазом не раз отсидевшая молодая женщина.

Козырю тогда лет 9 было, подкинули его в форточку, а в другой комнате мужик оказался, подбежал он к мальчишке да что под руку попало тем и огрел, так шрам и остался, хорошо отпустил дядька, связываться с пьянью не захотел. А полгода спустя мать опять посадили. Так всю жизнь Козырь по детским домам и скитался. Часто будучи подростком Козырь думал о матери:

«…Почему она пила? Почему бросила его маленького и беззащитного? Почему променяла его на бутылку и гулянки с мужиками?…».

Первый раз в колонии по – малолетки отсидел год за драку, избил физрука, который его обзывал слизняком и просмеивал перед другим. Бил Козырь безжалостно, жестоко, куда попало, чтоб другим неповадно было его обзывать. На суде сказал:

–Вину признаю, но чё этот гад обзывался, не обзывал бы меня, я бы его пальцем не тронул…

Суд нашел смягчающие обстоятельства, сирота мол, и дали год. Физрук на суде вёл себя уверенно.