– Жалко смотреть, как ты лапшу хаваешь, нахвалиться не можешь.

– Лапшу?

– Макароны флотские. Это ты думаешь, что она в зале сидит, глаз не сводит, а на самом деле в гостинице тазобедренным суставом работает. Жену твою не знаю, говорю про жен и мужей в целом. А после спектакля встретит, расцелует и клюкву развесит. Сегодня ты был великолепен! Я не могла сдержать слез. Особенно удался финальный акт. А сама хохочет про себя, птичкой заливается. Да ее тошнит от Оперы, она же не артистка. На измену время требуется? Хочешь, расскажу, как моя бывшая женушка в обеденный перерыв со своим начальником успевала? Все сотрудники в кафе отправлялись, а они в кабинете закрывались, любовью обедали. И никто не знал, думаешь? Вся контора хохотала. Как я узнал? Подруга ее рассказала, когда по пьянке трахнул, можно сказать, нечаянно. Она хвасталась, понимаешь? Перед подругой своей хвалилась, как успевает в рабочее время мужу рога наставить. Доблесть, хитрость, отвага женская. А мне каково? Противно вспоминать, как боготворил, на руках носил. Одно утешение, сам не безгрешен. Если бы не та подруга, до пенсии рогами стучал: моя не такая, моя не такая! Еще хватало наглости сцены мне закатывать, если хотя бы на полчаса с работы задержусь. Нет у них логики!

Рассказ Драмы, похоже, произвел на артиста Волошина сильное впечатление. Он было задумался, но потом, словно стряхивая наваждение, произнес как заклинание.

– Нет, не может быть!

– Как хочешь.

– Но, если женщина любит, она не будет изменять!

– Да кто тебе сказал? Заладил свое, любит не любит. Без разницы…

Прискакал усталый официант, выложил счета тому и другому.

– Просим извинить, господа, начинается санитарный час.

Артист Волошин, все еще пребывая под впечатлением, механически взял счет и начал изучать. Зал опустел, только несколько официанток сервировали столы, готовясь к вечернему наплыву посетителей. Драма, не притрагиваясь к счету, вынул две 50-рублевые купюры, протянул официанту.

– Бутылку водки, пару салатов, и мы в расчете, за двоих.

– Позвольте! – Волошин достал объемистый бумажник. – Я рассчитаюсь отдельно.

– Николай Николаевич, сегодня я угощаю, день рождения у меня, а ты распоряжаться в следующий раз будешь. – Драма кивнул официанту.

Тот умчался, через минуту вернулся с запотевшей бутылкой водки, выставил пару салатов, и молча ушел. Артист смотрел укоризненно.

– Мы так не договаривались. Завтра премьера, надо быть в форме.

– Отоспишься! Разговор интересный, прерывать не хочется. На чем остановились? Ах да, любит не любит. Выпьем, – Драма свернул пробку.

– За несуществующего именинника?

– Жене веришь, а мне нет? Могу паспорт показать.

– Не надо, – Волошин махнул рукой.

Задел артиста разговор, еще как задел! Они выпили, символически закусили, взялись за сигары. Под ароматный дымок Драма продолжил:

– Мы их не понимаем, и женщины этим пользуются. Хочешь знать, как женщина превращается в патологическую шлюху?

Артист неуверенно кивнул.

– Тогда слушай! Представь, супруги разругались. Обиженная жена выбежала из дома в чувствах. Она рассержена, хочет излить душу, звонит из ближайшего автомата. Кому? Бывшему однокласснику. Или однокурснику, бывшему любовнику, без разницы. Да хотя бы случайному проходимцу! Зачем? Ей надо поднять самооценку, которую муж растоптал, оскорбил грубым словом. Это ей так кажется. Она идет по улице и готова отдаться первому встречному, который сделает комплимент, и заманит в гости. Там они выпивают и, чтобы ускорить процесс, проходимец предлагает руку и сердце. По пьянке все получается легко и стремительно! Чуть с кровати не падают. Да, они играют в любовь. Иллюзия страсти. Через пару часов она возвращается домой, кроткая как овечка, муж ранен в самое сердце и просит прощения. Какая тонкая психика! Ушла мегерой, вернулась рыбкой, эти женщины! Существа с другой планеты. Они легко примиряются, и она шепчет, что он у нее самый любимый, самый-самый! Он усмехается и не замечает, что «самый-самый» вовсе не означает единственный. Она поначалу раскаивается, но утешает себя словами: сам во всем виноват! Не зря же он просил прощения?..

Драма замолчал, словно сомневаясь, стоит ли продолжать.

– Все? – Волошин усмехнулся.

– Нет. Вначале была трагедия. Измена, падение в пропасть, с кем не бывает. А вот ночью начинается комедия! Рогатый супруг вдруг принимается рьяно доказывать, что он супермен, и очень-очень ее любит. Неутомимо трахая супругу, доводит ее до животного состояния. Она вскрикивает, ахает и громко стонет, но никак не решается сказать, что сегодня он безнадежно опоздал. Наконец, пытка кончается, супруга откидывается на подушки: как здорово, я чуть с ума не сошла. Муж смотрит, и вдруг хватает за ногу. Она пугается, но поздно. Все повторяется! После акта жена начинает хихикать. Знаешь, почему? Пышущий страстью рогоносец имеет неотразимо глупый вид. Именно в тот момент она начинает ощущать прелесть измены. С этой минуты рога мужа будут расти не по дням, а по часам, и ни одного случая женщина не упустит! Она их будет копить на старость. В этом их секрет, вот и вся история.

– Какой секрет? – Волошин тяжело дышал.

– Жена запросто может любить, и при этом изменять, еще и ревновать, поскольку считает, что муж – ее собственность. Ты любишь свою дачу, машину? Но мечтаешь купить еще лучше. Так и женщина. Она любит мужа, но с великим удовольствием ему изменяет, при этом еще воспитывает, дрессирует. Он стал такой милый, домашний, я его еще больше люблю, никому не отдам! И она думает совершенно искренне, без угрызений совести.

Волошин перевел дух, справился с эмоциями, хмыкнул.

– Тебе откуда знать? Не повезло в жизни, вот шлюхи и мерещатся.

Сюда Драма и вел свою комбинацию.

– Рогат я был, но я развелся. А ты чему радуешься? Думаешь, миновала чаша сия.

– Представь себе, радуюсь.

– И думаешь, жена тебе верна?

– Сто процентов! Голову даю на отсечение.

– Тогда предлагаю пари. – Драма для вида разгорячился. – Мажем на сотню, что пересплю с твоей верной супругой?

Улыбка артиста стала походить на сморщенный блин.

– Перепил, брат, – глаза его недобро сверкнули.

– А чего ты плечи поднял? Ты не голову на отсечение даешь! Или для красного словца побрякал, так и скажи. Тогда извини, я думал, тебе стольник не лишний будет.

– Плевать я хотел на твой стольник.

– На тысячу спорим. Или слабо?

– Просто смешно.

Драма не унимался, дрова летели в топку страстей.

– 10 тысяч! Или ты лжешь, закрывая на измены глаза. Мне десять штук не жалко, десять косарей, только бы убедиться, что не все они такие. А ты в собственной жене усомнился, как до дела дошло. Какой Отелло? Одна бутафория. Правды боишься, так и скажи.

– Боюсь в дерьме изваляться.

– Ты в нем по уши сидишь! Знать не желаю, лишь бы любить дозволяла. А потом удивляемся, почему бабы нас не уважают, веревки вьют. Обещаю. Застукаешь жену в чужой постели, другим человеком станешь. Чувства пережить надо, измену и ревность, в реальности испытать, на сцене пригодится. Зрелище, достойное богов, не сомневайся! Это стоит 10 тысяч.

– Не может этого быть.

– Честь не трону! Только в кроватку уложу, чтобы тебе показать.

– Она не такая.

– Фирма гарантирует!

– Вы даже не знакомы.

– Вот Фома неверующий. Завтра же увидишь! Своими глазами.

– Да она с тобой разговаривать не захочет.

– Не твоя забота. Значит, проиграю пари и принесу извинения.

Волошин молчал, обдумывая дерзкое предложение. Драма мешать не стал, молча налил рюмки и стал ждать. Наконец, Волошин решился.

– Допустим. И как это устроить?

– Элементарно. Рядом с театром, за углом гастроном. Там я живу, над гастрономом, вход со двора, квартира 148. Дверь будет открыта, милости прошу. Гарантирую, самой измены не будет. Премьера, когда кончается?

– Вечером, примерно в одиннадцать.

– Чудно! Сразу дуй ко мне, тут два шага. Она будет голая, в моей постели.