Он поднял корпус тела и посмотрел на потрескивающий в камине огонь, как языки пламени щекотали полено со всех сторон, а оно от этого все больше и больше искрилось, и скрежетало. Он хотел тут же сорваться и побежать к ней, и расписать море со всех сторон, добавить в поездку немного романтики наконец, лишь бы эта невыносимая пауза сменилась чем-то, что бы выровняло этот произошедший перекос между ними. Но огонь в камине или быть может отблеск луны на стекле, и сама она полная, выглядывающая из-за неторопливо плывущих облаков, а может все вместе, вдруг остудили его пыл. Как-то все это вдруг стало каким-то смешным и невыполнимым: «море, сейчас? Да они уже видят седьмой сон небось, и я тут снова со своей сценой ночного безумия. Ну нет, этот бред придется отложить». Он снова откинулся на кровать. Вдруг в дверь постучались.
– Открыто! – сказал, он, не двигаясь с места, он так устал, что любое лишнее движение, казалось ему невыносимой пыткой! Он снова прокричал.
– Открыто!
Снова тишина. Он закрыл глаза и с какой-то детской обидой произнес
– Захотят войдут
И закрыв глаза он и не заметил, как сон увлек его за собой, и он крепко-накрепко уснул.
Когда он проснулся на часах было начало первого. Странно, – подумал он, – они что до сих пор дрыхнут? В животе все разъедало от голода, голова трещала спросони, и мочевой пузырь разрывало от давления, его срочно нужно было опустошить. Он медленно поднялся, посмотрел на обугленные, потухшие оковалки в камине и поплелся к уборной. Умыл лицо, и принял горячий душ, во время приема которого он даже стал покрикивать в голос, как бы подчеркивая, что ему сейчас ну прямо очень хорошо! Обмотавшись полотенцем, он прошел в кухню и после долгих поисков и легкой нервотрепки, Дэн таки нашел банку с кофе, насыпал себе с горкой столовую ложку, залил кипятком и вернулся в комнату, и только он в нее вошел, как тут же замер от удивления – на столе стояла бутылка. Он скинул полотенце и время от времени поглядывая на нее, на ее изогнутую форму, словно на обнаженную девушку, которая нескромно вдруг для него раскрылась во всей красе продолжал одеваться. Наконец он застегнул последнюю пуговицу на своей рубашке, которая ему досталась от прежней работы. Рабочая форма была однотонной без надписей и логотипа, для компании был важен лишь цвет, цвет определял все, и успех в том числе, так считали в компании, и этого было достаточно. Дэн не торопился, посмотрев еще раз на бутылку он прошел мимо нее, на лице была досада. Ему не хотелось вспоминать вчерашний вечер, а тем более ночь. Какой-то осадок сдавил его сердце, и он понял, что был чуточку не прав. Хотелось подышать воздухом, развеяться.
Улица была залита лучами летнего, радужного солнца, воздух был достаточно прогрет, чтобы щеголять в одной футболке, и отовсюду доносилось легкое щебетание неугомонных птиц, которые радовались этому позднему утру не меньше Дэна, застывшего внезапно для самого себя, на крылечке, наслаждаясь этим чудным мгновением. Он смотрел на рой мошкары, зависшей в воздухе, рядом с фонтанчиком и какой-то табличкой, прикрепленной к высокому колышку, путеводителем по местности, окрашенном в ореховые тона с белой каймой по периметру. И в этом было что-то особенное, как будто это парение темных точек над водой, рядом с этой ореховой табличкой и фонтанчиком, где вода в лучах солнца искрилась настоящим фейерверком, стреляя отсветами прямо в глаза, яркими белыми вспышками, походило на картину написанную маслом, но не простую, а особенную, такую, изюминку которой не так просто разгадать, но глядя на нее, что-то в душе сразу начинало играть, словно поставили старую пластинку с раритетной вечной композицией, слушая которую также все время задаешься вопросом что меня каждый раз так манит и влечет в этой песне? Не знаю, но это всегда срабатывает на все сто!
Дэн спустился со ступенек, и медленно поплелся в сторону домика, что стоял в тени еловых деревьев. Тот самый, о котором он думал, большую часть вчерашнего вечера. Что там он увидит? Пустое помещение и записку: «Дорогой мы укатили с Максом к кудеснику на попутке?» «Конечно что им остается делать, раз меня они видеть не могут, а к лекарю так не терпится приехать, только сесть на попутку и…»
Он поднялся по ступенькам, дверь была не заперта, через щелочку пробивался какой-то шум, ну Слава Богу, подумал Дэн, значит они дома. Звуки доносились из комнаты, как будто кто-то резал бумагу, он уже хотел завернуть за угол, и попасть туда, чтобы скорее утолить жажду любопытства, как вдруг ему навстречу выбежала маленькая девочка в белом платьице с кружевами, ее зрачки от испуга расширились, взгляд был очень напуганным а и без того большие глаза, стали как будто еще больше. Дэн сам получил испуг средней тяжести и в эти одну-две секунды переводил дух, чтобы собраться с мыслями. Наконец он нашел в себе силы что-то сказать и это что-то было: «Эээ!» и тут как бы собираясь мыслями он хотел продолжить: ты одна дома?
Но девочка проскочила мимо него, он даже не успел сдвинуться с места, чтобы ее пропустить, да и она думала, что протиснется. Но увы, она его как то так небрежно задела, что он аж впечатался в стену, его лицо тут же было залито светом от приоткрытой двери и он сразу защурился, зрачки только-только привыкли к темному освещению и тут на тебе такая пощёчина.
Он обошел дом и никого не нашел, сердце сжалось от боли, появилась тревога, как будто все его опасения разом оправдались. Сел на кровать и принял внушительную позу Родена. Складки на его лбу сложились в гармошку, он напряженно думал. Звонить не хотелось, играло самолюбие: «еще чего, они со мной так поступили, а я буду им звонить, вымаливать их вернуться? Ну уж нет, не моей эстрады песенка», думал он. В памяти вдруг возникла еще раз та самая девочка, и ее удивленный взгляд, кротко брошенный на него, в одной руке у нее был серый картон формата А4 с вырезанным прямоугольником, и в другой детские ножницы с зелеными ручками. Как вдруг его осенило! Он пулей выскочил из домика и помчался вглубь туда, где располагался еще один домик для отдыхающих. “Ну конечно” – думал он, – “я спросони перепутал дом”. Запыхавшись, он уже хотел постучаться, как вдруг зазвонил телефон. Он вынул из кармана вибрирующий прямоугольник и увидел на экране имя “Ксюшенька”. Палец сразу потянулся к бегунку, для ответа на звонок. Но вдруг он остановился, его охватила досада вперемешку с обидой, он смотрел в экран и чувствовал, как раскаленные языки, разжигаемые этими острыми чувствами, разъедали его изнутри. И чем больше он наблюдал, тем больше распутывался этот клубок, разных мыслей, в которых он хотел разобраться, но он боялся услышать то самое, “извини, нам ничего не оставалось делать, как умотать… «Умотать? Ты вообще понимаешь, что наделала? Вы ничего не сказав, уезжаете…Ладно сложно позвонить, но смску то можно было отправить? Я тут как очумелый бегаю из дома в дом, что мне делать больше нечего? Ну извини, хочешь приезжай, машину мы твою не брали! Ой какие вы добрые, машину оставили, пожалели, ну прям слов нет!” Он отвлекся от своих мыслей и обнаружил что телефон уже не вибрирует, и на экране высветился пропущенный от Ксюши. Он выдохнул. И скривив гримасу недовольства, поплелся обратно к себе домой.
Не хотел он ничего, просто было не по себе, хотелось не знаю выпить что ли, сделать хоть что-нибудь, чтобы прекратить эту невыносимую, жгучую ломку. Проходя мимо того домика, в котором он встретил девочку он услышал чей-то смех, он не стал оборачиваться, он вообще не хотел ничего. Вдруг его кто-то окликнул и голос был очень и очень знакомый, даже сердце екнуло, он обернулся и увидел на пороге домика Ксюшу. Она была рада его видеть, об этом говорили складки у ее губ, и блеск в глазах. Он готов был как мальчик от счастья разрыдаться, но постарался сделать как можно серьезнее и недовольнее выражение лица, но улыбка сама против его воли наползла на лицо и смешалась с искусным недовольством отчего приобрела и вправду вид обиженного ребенка, которому вдруг разрешили покататься на машинке.
