Быстро пробежавшись по «характеристикам» вампира, дальше я снова вчитываюсь в каждую букву.

«…находясь под внушением. Признание подозреваемого не оставляет сомнения, что…». Пролистываю ниже. Неинтересно. Должно быть ниже. Буквы мелькают перед глазами, а я вздрагиваю, когда холодные пальцы обжигают мое ухо, вытаскивая наушник. По лицу вампира пробегает тень, но я даже не хочу вдумываться в ее смысл. Констатирую факт.

«Ты просто привык».

Вагнер потирает шею, разглядывая буквы на экране планшета. Будто сам не видел свое дело. Его присутствие, что в наушниках еще можно было не замечать, сейчас давит и вызывает желание поскорее избавиться от общества вампира.

— Schatz, когда я согласился тебе все рассказать — я подразумевал диалог. Вопрос — ответ. А ты два часа перечитываешь одни и те же строчки, — вампир отворачивается, демонстрируя коротко стриженый затылок и еще не до конца затянувшиеся ожоги, — достаточно спросить.

— Так и сделаю, когда появятся вопросы.

Я двигаюсь на самый край кровати в миллиметре до падения. Перевернувшись на спину, со стоном обрушиваюсь на подушку. Держать планшет на груди не очень удобно, шея быстро затекает, но лежать, удерживаясь на локтях, уже тоже сил нет.

— Я был под внушением.

— Я умею читать, майор, не переживай, — отзываюсь я, уже привычно разблокировав потухший экран, — ты был под внушением, когда убивал мою семью, потом я была под внушением, когда попросила тебя стереть память. Где-то в промежутке между этими событиями Мартинас подсунул мне правду о первом событии, чтобы произошло второе. Вот видишь, я вполне себе умная девочка и не бьюсь головой об стену. Больше.

Дыхание Вагнера остановилось. Ну да, вампир еще пока не оправился после бункера, как, впрочем, и я. Неудивительно, что ему сложно поддерживать функционирование организма в привычном режиме.

— Я хотел рассказать тебе, — в голосе Вагнера сквозит хрипотца, — когда приходил к вам с Шукшиным в дом.

— Майор, это не имеет значения. Если ты не будешь меня отвлекать, то я скоро вернусь к тебе с вопросами, хорошо?

— Сим, — зажмурившись, я отворачиваюсь, — я спрошу один раз и больше не вернусь к этой теме.

Мне тут же становится жарко. На виски давит, а ладони покрываются липким потом. Я не хочу. Слышать, видеть, ощущать присутствие кого-либо из них. Я не понимаю, как могла влюбится в Вагнера тогда. Я абсолютно не знаю ту Симу, но…

Для него я один и тот же человек.

Это вообще нормально — ощущать чувство вины перед вампиром? Да какого черта я вообще должна его ощущать?

— То, что ты знаешь правду, что-то меняет?

Вопрос бьет по перепонкам, а я нервно облизываю губы. Нет, он как и всегда холоден и беспристрастен. Я не слышу в голосе не единой эмоции, но почему-то где-то глубоко внутри слова резонируют.

— Нет.

— Объяснишь?

Слова привычно рвутся наружу, но я останавливаю себя, отрицательно качая головой.

— Нет.

— Я не понимаю, — рычит Вагнер, а я тяжело вздыхаю, вновь уставившись в планшет.

— Тебе и не нужно. Сам по себе эксперимент был ошибкой. Мы — хорошее тому доказательство. Вампир и человек никогда не поймут друг друга, так что сколько я ни объясняй — ты все равно не поймешь.

— Ты ошибаешься, schatz, — Вагнер резко поднимается на ноги, а я снова вздрагиваю, — по-моему, цель достигнута на все сто процентов. И да, мое личное дело меняется так же, как и твое после нападения на тебя Самсона. Это тоже может быть важно.

Больше не отвлекаясь, я тут же погружаюсь в бесконечные строки. Еще полгода пролистываю быстро, они не изменены, тут нечего искать. Неожиданно для себя все отчеты про собственную казнь даже не задеваю взглядом. Слова не трогают — просто слова. Я уже практически готова говорить Самсону спасибо. Где же это?

«Вагнер Сергей…».

Оно.

«…приказал не продолжать преследование. Силы группы Вагнера были переориентированы на спасение жизни старшего лейтенанта Жаровой. Из-за большого количества концентрата 47 возобновить процесс обращения на месте не удалось. Процесс регенерации был возобновлен за счет крови Вагнера и продолжался семь дней путем внутривенного введения…»

Взгляд зацепился за строчки. Какая-то мысль плавала на поверхности, пока я снова перечитывала их.

«Ты просто привык».

Поэтому дядя верит ему. Он вытащил меня, хотя мог успешно достигнуть своей цели. Поступил как человек. Не бросил своего.

«Человек не может быть в приоритете у вампира».

Не то. Близкое, но не то.

«Он говорит с тобой. Я прав?»

Быстро сев на кровати, я спрыгиваю, меряя шагами комнату. Это несколько непривычно, но ведь… Черт, почему нет?

— Майор, я же правильно поняла, что ты мог поймать Самсона, но не стал? — кричу в проход коридора, где минуту назад исчез вампир.

— Ты же умеешь читать, schatz, — язвит майор, двигаясь обратно к комнате.

— Твою мать, Вагнер, я серьезно. Ты сказал задавать вопросы — я задаю.

— Так.

«Цель достигнута на все сто процентов».

Твою мать.

— Он не говорит со мной, — нервно облизнув пересохшие губы, я давлю смешок, уткнувшись лбом в дверной косяк, — я его, Вагнер, вообще мало интересую. Он издевается надо мной, уничтожает то, что мне дорого, только по одной причине. Я что-то значу для тебя. Он говорит с тобой.

Глава 25

И как мне раньше не пришло это в голову? Вот он, самый логичный ответ. Мартинасу зачем-то понадобился именно Вагнер. Вампиры не страдают привязанностью ни к людям, ни к молодым вампирам. Тем не менее после того, как Самсон обратил Вагнера, он не бросает его. Четыреста лет они неразлучны, и если понять привязанность Вагнера возможно — он обращенный, Мартинас его учитель, то что происходит с тем, кто старше Христа?

Ведь Вагнер придерживается строго противоположных Самсону взглядов, но тот не убивает его, а находит, как использовать. Привязывает к себе, подставляя в собственных убийствах.

Мне просто не повезло.

Как и моему отцу.

Ведь Самсон именно из-за склонности Вагнера привязываться к людям, внушает майору убить тех, кто начал ему доверять. Мы ошибались. Мартинасу плевать на наши исследования. Он жил две тысячи лет, а люди так и не смогли приблизиться к нему. Он может внушить что угодно и кому угодно, отмахиваясь от целой организации, как от кучки детей. Ему плевать на потери, ведь армия мертвых постоянно пополняется. Вампиры побеждают, а люди отходят на второй план. Мы вымираем. Мартинас и так побеждает. Но смерти моих родителей оказывается недостаточно.

Вместо того, чтобы принять свою сущность и перестать контактировать с людьми, Вагнер остается в ПМВ. Он ведет себя как человек больше, чем я думала. И как только я начинаю свои исследования, Вагнер, поглощенный идеей уничтожить Самсона, вызывается сам, по сути поставив дядю перед выбором без выбора. Отказать монстру, что добровольно сидит в подвалах ПМВ, только из-за мук чего-то напоминающего совесть, невозможно.

Когда Мартинас начал воспринимать меня как угрозу? Кажется, что дерево под моими пальцами сейчас расплавится. Возможно, я слышу именно его треск. Или это разрываются рамки, выстроенные в моей голове?

— Ты же сказал ему, что хочешь мне рассказать, да? — буравя взглядом дверной косяк, я практически не слышу своего голоса.

Но ответ звучит до боли громко.

— Да.

Я не знаю, почему мое сознание сейчас остается таким четким. Пальцы спокойно скользят но дереву, а в теле нет признака паники. А еще говорят, что женщины сплетницы. Хотя чему я удивляюсь. Мартинас — друг, наставник, единственный, кто, кажется, его понимает. Да, Вагнер не человек. Но и то, что он начал испытывать, несвойственно вампиру. Даже глупо было бы, не посоветовавшись с тем единственным, кто понимает в вампирах куда больше, чем Вагнер, идти к человеку. Что сделал Самсон? Внушил ему что-то тогда? Или просто Вагнер послушал его?

Сейчас это не выяснить.

Видимо, тогда Мартинас и решил, что я представляю какую-то угрозу. Почему не убил сразу? Мог же поступить так же, как с моими родителями. Но…