Даграэль молчал. Сказать было нечего.

– Я ничего никому не сказал, – продолжал наставник, – но подобные случаи стали повторяться. Послушайся моего совета – уходи. Для толкового молодого демона в столице немало возможностей. Ты можешь стать хорошим кузнецом, садоводом или строителем, как твой отец. Это уважаемые профессии, пусть они и не связаны напрямую с Миссией демонов.

Даграэль растерялся. Такого оборота он никак не ожидал. Несколько минут он пытался привести в порядок разбегающиеся мысли. К тому же мешался голос, иногда возникавший внутри и советовавший следовать доводам разума. Сейчас он вкрадчиво шептал, что наставник, возможно, прав: он опытный, мудрый… Но недаром же еще в приюте Даграэль славился упрямством.

– По своей воле я не уйду!

Уригриэль долго молчал, печально глядя перед собой. Что он мог еще сказать этому мальчишке смелому и неглупому, но ничего не понимающему в сложностях и хитросплетениях окружающего мира? Что тень неприятностей, да что там – настоящей беды, буквально вьется над ним? Появилась недавно, но плотнеет, крепнет день ото дня. Не поймет, а то еще хуже того, совершит какую-нибудь глупость. Нет, пусть все идет, как идет.

– Хорошо… Оставайся… Но помни: я стар, и приближение беды чувствую издалека. Тебе угрожает опасность.

– В Академии?!

– Да. В первую очередь именно здесь. Поэтому будь осторожен.

Глава 2.

Врата Эдема.

Наринаэль спросил: – «Что будет с тем

существом, которое вело праведную

жизнь, заботилось о ближних больше,

чем о себе самом?»

И услышал в ответ: – «Воздаяние ожидает

его…».

Беседы с Мудрым.

«Мудрословие» говорит, что есть две вещи в этом мире, на которые можно глядеть бесконечно – метущиеся языки пламени и текущую мимо воду. Но так ли это на самом деле? К примеру, Эоэлла огня не любила. Вода была куда приятней. Наверное, поэтому Долина Поющих ручьев стала ее любимым местом с тех пор, как она переехала в Элизиум Третий. Белая скальная стена в этом месте изгибалась, образуя огромный полукруг, откуда низвергались десятки водопадов, превращаясь внизу в стремительные ручьи. В каждом месте, где в русле попадался обломок камня, вода взмывала вверх небольшим хрустальным фонтанчиком, похожим на причудливый лепесток. Казалось, что все подножие стены покрыто прозрачными, с белыми венчиками пены, цветами. Ручьи негромко журчали, звенели, каждый по-своему, создавая мягкую успокаивающую мелодию.

Эоэлла опустила ладонь в упругую воду. Тут же вокруг ее кисти возник водяной фонтанчик. Она стала поворачивать руку, заставляя его менять формы и высоту.

– Да будет сегодняшний день добрым, Эоэлла!

Она повернулась, откинула мокрой рукой длинные светлые волосы и улыбнулась, узнав подругу.

– Да будет и твой день добрым, Миниэль!

– Я знала, что найду тебя здесь.

Послышался отдаленный шум. Обернувшись, они увидели, как из-за недалекого холма появился небольшой караван. Четыре тяжело навьюченных лошади двигались медленно, с трудом переставляя копыта. Шестеро мужчин, шедшие рядом, выглядели такими же усталыми и изможденными. Среди всех выделялся высокий широкоплечий человек. Грязная повязка на его лбу сдерживала спутанные белые волосы. Увидев двух девушек, он вытянул руку, указывая на них своим спутникам.

Нападение произошло неожиданно. Из росших неподалеку густых кустов выбежали полтора десятка человек с копьями и мечами в руках. Издавая хриплые воинственные вопли, они устремились к каравану.

– Sakserne, Tormund!⁸ – закричал один из караванщиков, хватаясь за меч. Высокий молниеносно извлек из вьючного мешка огромный топор. Последовала короткая яростная схватка. Грохот сталкивающихся щитов, лязг металла, гортанные крики, фонтаны крови, бьющие из перерубленных артерий. Вскоре в живых остался один-единственный человек – Тормунд, израненный, с трудом держащийся на ногах. Потрясая топором, он поднял голову и закричал куда-то в облака: «Odin!!⁹». Потом перевел свой взгляд одну из лошадей, привычно стоявшую неподалеку и равнодушно прядавшую ушами. Из вьюка, притороченного к седлу, высовывалась головка маленького перепуганного ребенка.

– Очень хорошо, – серьезно проговорила Эоэлла, всматриваясь в лицо Тормунда. – Ты просто молодец! Посмотри,– она повернулась к Миниэль, – он действительно счастлив!

– Да, – грустно подтвердила Миниэль. – Конечно, он счастлив.

Она провела рукой, и Тормунд исчез. Вслед за ним пропали изрубленные тела, вьючные лошади, разбросанные щиты и топоры. Даже кровь, обильно залившая каменистую землю, испарилась без следа.

– Что тебя беспокоит?

– Это всего лишь иллюзия.

– Ты же знаешь, – удивленно сказала Эоэлла. – что не научившись дарить счастье в созданном видении, невозможно понять, как это делать с настоящими людьми, заслужившими его. К тому же, я слышала, что в Валгалле¹⁰ о тебе отзываются очень хорошо.

– Не нравится мне это. Бесконечные сражения, отрубленные головы. И кровь, кровь, потоки крови.

– Что поделать, раз эти люди таким образом представляли свое счастье при жизни. Высший суд решил, что они заслужили его. «…И каждый достойный после кончины своей на Земле узреет и осязает то, чего в своей юдоли земной был лишен, но на что надеялся и во что верил. И будет так». Разве ты не помнишь?

– Помню, – вздохнула Миниэль. – «Мудрословие», стих сто двадцать седьмой.

– Вот мы и должны делать так, чтобы они ощущали это свое счастье.

– Я представляла наше предназначение по-другому.

– Как бесконечный сад, где неторопливо прогуливаются праведники рядом с ягнятами, кроликами и белоснежными голубями? Не все хотят прогуливаться.

– Вечно ты надо мной смеешься! Хочешь, я покажу, что я по-настоящему бы хотела?

– Конечно!

– И ты никому не расскажешь?

– Нет. «Не разглашай тайны, что поведал тебе чужой, а тем паче близкий». Я всегда помню это.

Миниэль кивнула, перестала теребить руками свое простое голубое платье, закрыла глаза и начала делать руками плавные жесты. И Эоэлла увидела.

В небольшой комнате с высоким потолком стоял юноша. Одежда его была бесформенна и перепачкана краской. В руке он держал кисть. Перед ним на грубом подрамнике стояла картина, при одном взгляде на которую у Эоэллы по спине побежали мурашки. Это был шедевр. Юноша вдруг согнулся в долгом мучительном кашле, зажимая рот левой рукой. Выпрямившись после тяжелого приступа, он взглянул на алые пятна крови, появившиеся на ладони, усмехнулся и снова взялся за кисть. Потом он замер, отшвырнул в сторону мольберт и уставился на картину, как будто не верил своим глазам. Работа была закончена. Юноша схватился за голову руками и замер.

– Так вот чем бы ты хотела заниматься? – тихо спросила Эоэлла. – Чтобы каждый день этот юноша заканчивал свой шедевр и находился на вершине счастья?

– Само творчество есть счастье, а не только тот краткий миг, когда оно завершается успехом.

Эоэлла с интересом посмотрела на подругу.

– Скажи, почему мы можем дарить им счастье лишь здесь, в садах Эдема? – горячо продолжала Миниэль. – Почему только после того, как они закончат свой земной путь? Почему мы не можем делать этого при их жизни?

– Ты хочешь вмешиваться в дела людей? – изумилась Эоэлла.

– Это кто здесь собирается вмешиваться в людские дела? – прозвучал рядом громкий голос.

– Фрейла! Нехорошо подкрадываться и подслушивать!

– Я никогда не подкрадываюсь, – презрительно усмехнулась подошедшая. Была она высокого роста, выше Эоэллы, а открытая одежда не скрывала могучих мышц, перекатывающихся под загорелой кожей. – Так тебе не нравится у нас в Валгалле, Миниэль?

– Я думаю, что могла бы принести больше пользы в другом месте Эдема. Ну, какая из меня валькирия¹¹?!

Фрейла критически осмотрела тоненькую фигурку Миниэль, пожала могучими плечами.