— Вос ду тутс, что ты делаешь? — пыталась остановить ее пение бабушка. — Не дай Б-г, тебя опять заберут! Если тебе хочется петь, пой русскую песню.
— А я хочу фрейлахс! — отвечала Пая и начинала еще громче петь.
А потом резко, на полуслове, обрывала песню и тихо говорила:
— А Степа любил, когда я пела… Может, и там он слышит, как я пою… Говорят, они там все слышат… Мне это Фроня говорил.
Прожила Пая у нас где-то месяца два, а потом неожиданно сказала:
— Мне у вас, конечно, хорошо, но надо свою жизнь строить. Надо ехать…
— Куда ты поедешь, — сказала бабушка, — у тебя же нигде никого нет. Не думай, что ты нам лишняя. Где пятерым хватает, там и шестому место будет!
Мы все стали уговаривать ее остаться, и тут неожиданно ее поддержал Рувим.
— Что ей делать в Краснополье!? Ни работы, ни семьи. А у нас в Кричеве есть хороший человек. Уже пять лет, как вдовец. Мне его дочка как-то говорила: нет ли у нас в Краснополье хорошей женщины для него. Я и подумал про тебя, Пая. Будешь в масле купаться, он всю жизнь проработал заготовителем! Я тебе честно скажу, богаче его в Кричеве никого нет!
Когда бабушка заикнулась про возраст жениха, Рувим оборвал её на полуслове:
— Пае надо свой угол найти. А ты майсу про возраст разводишь. Пае его годы на себе не носить! И сама не молодка.
И Пая уехала в Кричев. Зусл, Паин новый муж, был старше её лет на двадцать с гаком, и Пая стала нянькой для него и его внуков. Бабушка один раз съездила к ней и потом долго плакала, вернувшись.
— Ты знаешь, — сказала она, утерев слезы. — Паечка угостить меня даже не смогла. Её Зусл все продукты под замком держит, не дай Б-г, Пая лишний кусок возьмет! А сам под себя ходит! И в придачу, пятеро внучат на ее плечах! Бесплатная нянечка за кусок хлеба и за крышу над головой! Говорила я ей, бросай всё, возвращайся, так не хочет слушать! Она его уже жалеет! Есть там кого жалеть!? Они ей там даже петь не разрешают: мешает Зуслу дремать… А Рувимчику я устроила хорошую жизнь! Все ему высказала. И что ты думаешь, он мне говорит: Зуслова Кларочка — его начальница. Вот он и устроил ей преданную нянечку!
Писем с Кричева Пая нам не писала, только передавала приветы с Рувимом, который никогда ничего нового о Пае не рассказывал и все разговоры сводил к тому, что богаче Зусла в Кричеве никого нет.
Я Паю увидел года через четыре. Ехал поступать в институт, в Кричеве у меня была пересадка и два часа свободных, и я зашёл к Пае. У нее все было по-старому: Зусл сидел в кресле, продукты были под замком, а она крутилась на огороде. Там мы с ней и поговорили.
— Я бы тебя в дом пригласила, но там Вовочка спит, от каждого шороха просыпается. Два месяца всего. Правнучек Зуси. Проснется — начнет капризничать, Зуся будет нервничать, а ему нельзя. У него сердце плохое. — Пая вздохнула и вдруг неожиданно сказала, — Зуся совсем плох. По ночам задыхается. Куда я подамся, если он умрет… Я же с ним не записана…
— К нам переедешь, — успокоил я её, — будешь опять еврейские песни петь. И мой любимый грайжик сваришь…
Она вымучено улыбнулась и ничего не ответила.
Больше я её не видел. Через полгода она умерла. Пришла из бани, прилегла впервые в жизни днем на диване и не проснулась. А Зусл, как рассказывал Рувим, женился вновь.
