Ей бы следовало его ненавидеть – а не получается, ведь она помнит Джексона, который, подсадив ее на кухонный стол и вручив бокал вина, нашептывал: «Я так ждал тебя». Который в день переезда на новую квартиру попросил Еву вскрыть одну коробку, где она обнаружила бутылку шампанского с надписью «Вот мы и дома».

По тому Джексону она и скучает.

Кто-то трогает ее за плечо, и Ева оборачивается.

– Давай сюда. – Кейли забирает бокалы, хотя Ева даже не помнит, как их взяла.

Она идет за подругой назад к столику.

– Зачем он женился на мне?

– Он любил тебя. – Кейли ставит коктейли, берет ее за руки. – Знаю, сейчас все запуталось, но прошу тебя, милая, не забывай – он действительно любил тебя. Джексон был от тебя без ума.

– Очередная ложь?

– Он любил по-настоящему.

– Я ведь даже не знаю, кто он такой, Кейл, – говорит Ева, убирая руки. – Все оказалось выдумкой. Джексон был женат, он украл прошлое у брата. Я во всем сомневаюсь.

– В смысле?

– Не знаю. – Ева качает головой. – Не могу отпустить его. Ни прощания, ни тела – ничего. Когда он умер, я думала… что это и есть самое ужасное – потерять человека, с которым хочешь провести всю жизнь. Что хуже и быть не может… Но нет, самое ужасное, – говорит она, сжимая кулаки, – что теперь я потеряла не только будущее, но и прошлое.

Ева не помнит, сколько она выпила коктейлей; раз она выходит на танцпол, видимо, немало.

Вместе с Кейли она танцует в центре толпы; стробоскопические огни выхватывают то серебристые туфли, то развязанный галстук, то взгляд из-под накладных ресниц. В душном зале стоит запах пота и пива. Ева крутится на месте: платье развевается, бедра обдает потоком воздуха.

Когда она в первый раз увидела, как танцует Джексон, то от изумления рассмеялась – так он был хорош. Джексон двигался уверенно, словно его тело наполнялось музыкой. Мать всегда говорила: «Если мужчина хорошо танцует, это подозрительно».

А Джексон казался ей подозрительным? Мама вроде бы искренне радовалась, узнав об их помолвке, хотя, возможно, расположенность к Джексону была лишь следствием ее чрезмерной любви к дочери. Неужели кто-то заметил то, чего не уловила Ева?

Басы вибрацией отдают в груди, и Ева поддается ритму. Кейли что-то говорит ей, но Ева отворачивается, растворяясь в толпе.

Алкоголь помогает забыть о плохом, и Ева, окутанная музыкой, танцует легко и свободно.

Кейли наблюдает за подругой: Ева явно перебрала. Каждый раз, отправляясь к стойке за коктейлями, она выпивала стопку чего покрепче.

Двое мужчин оценивающими взглядами следят за Евой, покачивающей бедрами. Господи, она так прекрасна и в то же время так печальна! Будто кто-то погасил свет, горевший у нее внутри.

Когда начинается следующая песня, Кейли протискивается к Еве и кричит на ухо:

– Пора домой!

– Домой? Нет! – Она проскальзывает мимо Кейли к бару.

Надо увести ее отсюда. Взяв Еву под руку, Кейли предлагает:

– Тут рядом есть еще один клуб, может, заглянем туда?

– Ладно, – соглашается Ева, и подруга уводит ее к выходу.

По сравнению с душным и липким воздухом бара на улице очень свежо. Они не спеша идут по тротуару. Доносится чей-то смех: вокруг скамейки собралась компания подростков, у каждого в руке банка пива.

Кейли замечает такси и выходит на дорогу, подняв руку. Когда машина останавливается, она говорит Еве:

– Залезай.

– А как же клуб? – запинаясь, спрашивает Ева.

– Да мы прошли его, там было закрыто.

– Ты врешь! – Ева вырывает руку.

Мимо проезжает машина, и в свете фар Кейли замечает, какой злобой горят глаза подруги.

– Ева, послушай…

– Ненавижу, когда мне врут! Чертово вранье!

– Ладно, ладно! Не было никакого клуба, я просто хотела увезти тебя домой. – Кейли кивает на такси. – Прошу тебя, Ева. Машина ждет.

Ева отшатывается от подруги и, громко стуча каблуками, неуверенно идет в обратном направлении – к бару. Затем останавливается, опускается на колени и начинает копаться в сумочке. Рассыпая мелочь, достает мобильный.

Кейли отпускает такси и бросается к ней.

– Что ты делаешь?

– Звоню Солу.

– Что?

– Все мне врут. Ложь, сплошная ложь!

– Боже, милая, – говорит Кейли, замечая слезы в глазах подруги. – Не надо.

– Я должна поговорить с ним. – Дрожащими пальцами Ева пролистывает номера в списке контактов.

Кейли потирает лоб.

– Слушай, может, лучше позвонишь Солу утром? Сейчас уже поздно.

– Я поеду назад.

– Куда назад?

– В Тасманию. – Ева нажимает «набрать».

Кейли отнимает у нее телефон.

– Ты что, отнимаешь мой мобильный? – гневно спрашивает Ева.

– Подожди до утра. Не надо звонить в таком состоянии.

– В каком «в таком»?

– В пьяном. Тебе нужно домой.

– Ты просто не хочешь, чтобы я с ним общалась, – говорит Ева, поднимаясь, – потому что мы целовались, а это, по-твоему, неправильно.

Нет смысла говорить с Евой, когда она пьяна, но Кейли срывается:

– Конечно, неправильно, он ведь брат Джексона!

– А то я не знаю! – отвечает Ева, стиснув зубы. – Не смей меня судить. Я никогда не высказывалась о твоих мужчинах.

– Я и не сужу…

– Вот Дэвид, например, вечный холостяк. Ты встречалась с ним только потому, что он не собирался жениться, не хотел детей. – Кейли в изумлении замирает: ничего себе поворот. – Тебе так легче, – продолжает Ева, – ведь ты боишься сблизиться с человеком, который захочет большего. Захочет завести семью. – У Кейли будто выбили почву из-под ног. Пусть Ева и пьяна, но ее слова больно ранят. Кейли отворачивается, лишь бы не вспылить. – Ты просто возьмешь и уйдешь? – Кейли едва не плачет, на нее вдруг навалилась вся скопившаяся усталость. Больше нет сил. – Я же веду себя как стерва! И ты промолчишь? Скажи мне, какая я стерва! Ну, скажи!

Кейли делает глубокий вдох, поворачивается к подруге.

Ева стоит посреди тротуара, опустив руки и чуть наклонившись вперед. Лицо в слезах, слева растеклась тушь. Вид у нее измученный.

Кейли подходит и проводит руками по ее заплаканному лицу.

– Ты моя лучшая подруга, и тебе сейчас ужасно тяжело. Что бы ты мне ни наговорила, я тебя не брошу.

Ева тяжело дышит, но поддержка подруги придает ей силы. Она кивает и практически шепотом говорит:

– Спасибо.

Ева просыпается измученная, как будто ночью ее тело скрутили, выжали из него всю жидкость, и теперь суставы со скрипом трутся друг о друга. Она подходит к окну, поднимает жалюзи, и утреннее солнце обжигает глаза. Слышно, как открывается дверь, поскрипывают кроссовки. Наверное, вернулась с пробежки Кейли. Хлопает дверь ванной, течет вода. Сделав глубокий вдох, Ева решает переодеться в футболку и шорты. Платье, которое она взяла у Кейли, валяется на полу. Ева поднимает его, встряхивает и вешает на спинку стула.

Она идет на кухню, открывает холодильник.

Когда заходит Кейли – с мокрыми волосами, приятно пахнущими шампунем, и безупречно одетая, – Ева уже приготовила фруктовый салат, сварила крепкий кофе и достала круассаны с джемом.

– Выглядит аппетитно, – говорит Кейли.

– Заглаживаю вину. – Ева ставит два стакана яблочного сока.

– Тебе нечего заглаживать.

Они садятся друг напротив друга. Ева наливает кофе, добавляет молока и подает Кейли кружку.

– Прости за вчерашнее. Я ужасно себя вела.

– Ничего страшного, не волнуйся, – говорит Кейли, не глядя на подругу.

– Чувствую себя отвратительно.

– Да, лучше и не вспоминать. – Кейли улыбается, но улыбка кажется слегка натянутой, и Ева оставляет эту тему.

– Ну, как побегала?

– Хорошо. На улице уже жарко, отличная погода для выходных.

– Здорово.

Ева накладывает себе немного фруктового салата, но его сладкий запах вызывает тошноту, и она прикрывает рот рукой.

– Все так плохо?

Ева кивает, шумно выдыхает через нос и отставляет тарелку.