Никита Немцев

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОЙ ПУСТОТЫ

Посвящается моим

матушке и тётушке

СОДЕРЖАНИЕ

1. Фантики

2. Такая фольклористика

3. Русский мужик (воспетый)

4. Восток/Запад

5. Корень всех вещей

6. В начале были скифы

7. ПЁТР ГУЛЯЕТ

8. Конечно же, заговор!

9. Камчатка чёрная

10. №10

11. Теплоход «Генон»

12. Смерть романтика

13. Stranno

14. Глазатые, Дремучие, Боо

15. Как кукушка на юру

16. Глухая исповедь

17. Стоп, камера!

18. Дураки и дороги

19. Путь в Беловодье

20. мөрөөдөл

21. Ништяки

22. Октябрь в Октябре

23. Искусство не быть роботом

24. Вечность пахнет нефтью

25. Курорты Дудинки

26. Л#@#*

27. Русь, бля!

28. Немать

29. Мама Всех Мам

30. Детина тчк

31. Колыма вольная

32. Иуда угощает

33. Русское ничто (вечное возвращение)

Фантики

Туда можно пойти, сюда можно пойти, затуда и растуда! там туда-претуда повернуть, засюда заглянуть, по коленке хлопнуть и ваще вон туда уйти! – такая Москва огромная.

Ходила по бульварам и всё наглядеться не могла – Ишь.

Сластёна знатная эта Ишь! С Пензенской области сама: всех медведей довела там – ест мёд и ест (уже пчёлы петицию подписывали). Мишки её поначалу пожалели – девчонка, как-никак, – а потом как не выдержали, как собрались, как пенделя ей дали – ажно в Москву улетела!

В слезах, с горящей попой – Ишь потёрла глаза кулачками, поправила сарафан и пошла сладкую столицу изучать – Москву, бишь (конечно, можно бы в Стамбул махнуть, – но туда ведь загранпаспорт надо). Идёт и облизывается: так сладко всё, так вкусно, что улицы сворачиваются в крендель. А прилавки-то какие! Ммм!! И не то чтобы еда (хотя еда-то – объяденье полное), а так, вообще, полный комплект – заведения, машины, фонари, экраны, вывески, брусчатка, витрины, газировки – всё такое сочное, всё такое аппетитное, и как бы сдобрено какой-то сахарной посыпушкой…

Ну а Ишь – знай, облизывается, ходит. День целый прогуляла, голод одолел её, в ресторан зашла – «Прага» (круглый как пирожное, припасённое Арбатом под чаёк). Сама Ишь ростом-то пустяк! – так что под юбками официанток она ловко проскочила и сразу в кухоньку, на табуреточку, – а там торт стоит нарядный: как для неё. А в торте том – шоколад, бисквит, малиновый сироп, грильяж, орех грецкий, марципан красный-красный (как вульгарная кушеточка), виньетка-сердце из карамели и голубичные ягодки впридачу. Ишь на табуретке качалась-качалась, на торт смотрела-смотрела – и проглотила… Жуёт, довольная – с улыбкой как арбуз. Ну а как дожевала, как оглянулась кругом, – а там другой торт, ещё краше, пышнее! Ну что поделаешь – его тоже умяла. Руки все в креме: жуёт, давится, снова жуёт. Круглая как колобок, попыталась Ишь выйти с кухни, – а там у двери стоит: помпезный, трёхъярусный, свадебный торт…

Когда официанты застали её с руками по локоть в шоколаде, бордовым лицом и неспособную на человеческую речь, – Ишь постиг второй пендель: он был так крепок и сердит, что долетела она до Лубянки. Там Ишь встала, пальцы облизала, сарафан оправила – и поняла: надо менять стратегию.

Пошарила глазами по Мясницкой, по Арбату, по Ордынке, по Тверской, по Таганской, по Крылатским, по Пречистенке и Пятницкой – глядь, видит: завод пыхтит. Подходит – шоколадом пахнет. Читает – завод конфетный, «Рот-Фронт». Зашла, расплакалась, заревела, взмолила:

– Пожалуйста, можно у вас порабо-отать!!

Охранники лбы свои почесали и прямо со лбами направились к администраторам. Те Ишь вдумчиво обсмотрели, на калькуляторе что-то там посчитали и вручили ей листочек трудовой.

Каждый рассвет, каждый полдень, каждый полдник и каждую ночь Ишь благодарила Бога за то, что с карьерой ей так свезло. Работала она на конвейере по заворачиванию в фантики, и набивала конфетами – чистый шоколад!! – карманы, носки, подмышки, трусы (тут попа в самом деле начала слипаться). А уж сколько на рабочем месте заточила – о-о-ой-ё!..

Комнату сняла тут же, на «Новокузнецкой». Когда на работе сладкого не хватало – догонялась пастилой, шоколадками, ореховой пастой: а потом ещё халву с чаем!.. Эх, жисть!

Ходить ещё любила, гулять – особенно по бульварам, вязким как мармелад. Вот и ходила раз по Тверской, вдруг видит – витрина: а там ничего в витрине этой, зеркальная пустота, софиты как на театре и в бархатной подушке обручального кольца лежит волшебное какое-то пирожное (спиралью вьётся – прямо башенка). У Ишь аж сердце подскочило: подходит она, влепляется носом в стекло – читает:

ПИРОЖНОЕ ИТРЕМС

2 000 000 руб.

И отлепилась она от стекла, и двинулась дальше по бульварам кружить. Сначала нос повесила и так ходила, – потом подобрала. И без всяких этих ИТРЕМСов у Ишь сладкая жизнь!

Да только живёт она сладкую жизнь эту, а коллеги её по цеху – как фантики какие-то: шелестят пожухлыми глазами, катаются туда-сюда от ветра, шуршат чего-то там на перекурах. И никто-то кроме неё даже конвейер не объедает! Ишь не то чтоб стыдно было, – так, неудобно как-то, неловонько.

Раз она поймала одного и прицепилась:

– Дядь, а почему вы не подъедаете ничего сладенького?

– Да как-то наелся, – ответил он, прячась в смурное пальто и поскорей на улицу (там уже падал лист).

Ишь не отчаивается – подходит к другой, спрашивает:

– Тёть, а почему?

Та наклонилась сочувственно и улыбнулась как лимон:

– Ты слышала про сахарный диабет?

– Нет…

– Профессиональная болезнь. Каждый второй болеет на заводе.

И ушла.

Ишь задумалась в какую-то грустную бяку. А что если она тоже диабетом заболеет? И вообще, такая странная штука… Вот шоколадка. Первый кусочек всегда такой вкусный, так эта шоколадка тает и щекочется во рту… Второй кусочек хорош, но с первым уже не сравнишь. Тогда она пытается поправить всё третьим кусочком, но он такой гадкий, такой приторный, что тут же нужен четвёртый кусочек, от которого живот бурчит и топочет ногами, и вот – она уже сожрала целую шоколадку и не понимает зачем…

И такая вдруг грустная грусть охватит, что ничего не остаётся как бежать на улицу и снова кружить бульварами.

А Москва такая пышная, такая нарядная, такая накрашенная – ножку показывает, улыбается плотоядно, берёт за руку и давай отчебучивать! кинотеатры, гирлянды, торговые центры, уличные музыканты, теплоходы, офисы, парки, тусовки – лепота!.. И кружится-кружится в вихре этом, всех тащит в хоровод свой: э-ге-гей, давай, скорей! запрыгивай на карусель! ха-ха-ха! ха-ха-ха! – и все крутятся, раззев рты, покуда не потянет на блёв.

Ишь сидела на скамейке Страстного бульвара, мутно ткнувшись в коленки и проклинала эту фатальную шоколадку. Фантиками катились осенние листья, хотя вечер был тёпл. Ишь сидела и думала: уж раз ей уже так плохо от этой дурацкой шоколадки – то, наверное, лучше избавиться и от второй, завалявшейся в кармане. Тогда у неё не останется искушений и завтра она проснётся и начнёт чистую жизнь.

Так рассудив, Ишь зашуршала фольгой, надкусила плитку… Тут взгляд её упал.

Тоще-сутулый, похожий на какую-то веточку, в порядочно драном костюме в полоску: бледный, с гордой осанкой, в усах и пенсне – седой человек ходил, тыкая тросточкой, по брусчатке. То и дело – придерживая фалду – он элегантно наклонялся и очень сосредоточенно прятал фантики в отваливающийся карман.