– И вы всё это предвидели? – любопытствую я. – Заранее знали, что… бессмертны?

– Да, я всегда чувствовал, что не похож на других, – кивает он. – Не такой, как все. Прародители будто готовили меня для особой цели. И люди это поняли. Они сами сказали, что я заново рождённый Святой, что я несу им новую эру надежды, силы и перемен.

Люди действительно говорили что-то такое во время выборов мэра, да и потом тоже. И я чувствовала тогда что-то похожее. Дэн Лонгсайт дарил ощущение перемен к лучшему. Когда-то я его за это обожала. Сказать бы, что даже тогда я видела его истинное лицо, предчувствовала обман, но к чему врать? Я поддалась общему настроению – Лонгсайтом восхищались все. Точнее, почти все. Вóроны всё видели и понимали: Коннор, Оскар, Обель и другие повстанцы. И папа. Почему он тогда ничего мне не сказал?

– Джек, а помнишь, как ты пытался меня отговорить? – вдруг спрашивает Лонгсайт. Минноу молчит, и мэр с улыбкой продолжает: – Когда я поделился с тобой своим планом – завлечь Сану, позволить ей нанести удар, о котором она так отчаянно мечтала, – ведь ты был потрясён? – Минноу на секунду приподнимает брови.

«Неужели он действительно был потрясён? Вроде бы Сана упоминала, что они с Джеком всё сделали вместе?»

– Я увидел в твоих глазах сомнение, – отвечает мэр на немой вопрос Минноу. – К чему звать врага к себе на порог? Зачем облегчать пустым задачу? Почему я выбрал смерть? Но теперь-то ты понимаешь. Я занял высокое положение, возглавил город, потому что я настойчив, умён и не трачу времени на жалость.

– А ещё вы особенный и необыкновенный, – вкрадчиво напоминаю я.

– Конечно. – Он улыбается. – Мы знали, что Сана не откажется покрасоваться на публике, и буквально скормили информацию вóронам, сообщили, где и когда я обращусь к народу. И Сана не устояла. Разве можно упустить такой шанс захватить противника врасплох. По её мнению, конечно. Ей представилась возможность не просто сразить вражеского лидера, но и сделать это на глазах его подданных.

Мне почти – почти! – жаль Сану. Её обманули. Осталось только выяснить как.

– На ноже, который я обнаружила в Фетерстоуне, были следы крови, – говорю я.

– Конечно, – соглашается Лонгсайт, – она воткнула лезвие мне в бок. Никаких фокусов. И кинжал был настоящий, и кровь, и смерть. У меня и сердце остановилось. Люди через несколько минут после нападения узнали правду – мэр расстался с жизнью. Моё тело даже выставили для прощания, и люди два дня приходили, чтобы выразить соболезнования. Меня натёрли благовониями, обернули в синюю ткань – подготовили тело к встрече с обрядчиком.

Уставившись на Лонгсайта, я выдавливаю сквозь зубы:

– Однако мёртвые, как правило, не оживают.

– Верно. Обычные люди не оживают.

И с этими словами мэр Лонгсайт отворачивается и идёт дальше по коридору. На мгновение мне кажется, что Джек бросает вслед мэру хмурый взгляд. Он смотрит на правителя не как на воскресшего Святого или чародея-чудотворца, а будто бы на дурака. Однако выражение лица Минноу тут же меняется, и он снова толкает меня в спину, приказывая следовать за Лонгсайтом.

Мы идём вперёд, спускаемся по лестнице в цокольные этажи. Здесь пахнет иначе. Воздух как будто старый, из прошлого. И в этом подвале, глубоко под землёй, я вдруг вижу двухстворчатые деревянные двери. Это вход в тайное крыло мэрии, о существовании которого я и не подозревала.

Мел, рассказчица Сейнтстоуна, ждёт нас. Она с уважением кивает мэру, наши взгляды на мгновение встречаются, и я, как и прежде при встречах с Мел, ощущаю исходящий от неё мощный заряд энергии. Рассказчицу ни с кем не спутаешь. Каштановые кудри Мел заколоты на затылке. Искусные татуировки на её коже напоминают о детстве, когда я слушала наши истории. И хотя сейчас рядом с Мел мне скорее неуютно, всё же она напоминает о доме, и я тихонько вздыхаю с облегчением.

– Твоя новая подопечная, – сообщает рассказчице Минноу, указывая на меня преувеличенно театральным жестом.

– Ей не сделали татуировку? – Мел потрясённо оглядывает меня с головы до ног и задерживает взгляд на моей левой руке. – Но почему? Она преступница, и её следует отметить.

Лонгсайт недовольно поджимает губы: мэру не нравится, когда его решения не принимаются беспрекословно. Однако отвечает он спокойно и непринуждённо:

– Боишься, что я встану на пути справедливости? Поверь, рассказчица, преступница не избежит наказания. А пока Леора на твоём попечении.

Мел открывает было рот, но потом молча кивает.

Лонгсайт крепко сжимает ей руку:

– Я очень рассчитываю на тебя, Мел. И ценю твою преданность.

Мэр Лонгсайт и Минноу уходят, прикрыв за собой деревянные двери. Мел молча провожает их взглядом.

– Что ж, тебе, по крайней мере, не пришлось побывать в тюрьме. – Она смотрит на меня непроницаемым взглядом. Не поймёшь, что у Мел на уме. – Преступникам наносят метки неподалёку от тюремных камер. Оттуда доносятся не самые приятные звуки.

– Обель сейчас там? – Я всматриваюсь в длинный тёмный коридор, который, скорее всего, ведёт в тюрьму.

– Наверное. Если он жив, – отвечает Мел.

В следующую секунду она отворачивается и быстро направляется по коридору. Мне лишь остаётся шагать следом и стараться не потерять рассказчицу в полутёмном лабиринте, пробегая мимо зловещих закрытых дверей.

Наконец я вижу знакомые места и понимаю: мы прошли под землёй в здание на противоположной стороне площади и добрались до кабинета Мел в цокольном этаже музея. Я и не знала, что все административные здания соединены подземными переходами. Надо было следить, куда и когда мы поворачивали, может, удалось бы найти выход.

Я оглядываю кабинет Мел. Повсюду – полки с книгами, на полу – потёртый ковёр, на письменном столе – кипа бумаги. Сюда я приходила, чтобы узнать о результатах экзаменов. Здесь мне сообщили, что я стану ученицей в студии Обеля. В этот кабинет я бегала за помощью и советом к Мел, когда считала рассказчицу своей наставницей и думала, что я ей небезразлична. В прошлый раз я видела здесь воспитанницу Мел, девочку по имени Изольда. Интересно, где она теперь?

Мел показывает на две двери. За одной – маленькая ванная комната, за другой – спальня рассказчицы.

Кивнув на матрас и подушки в углу, Мел сообщает:

– Ты будешь спать здесь. Удобно, бока не отлежишь.

Окон нет, и, взбивая подушки, я с трудом соображаю, который сейчас час. Рядом с Лонгсайтом время всегда течёт очень странно.

«Долго ли мы сегодня разговаривали? Несколько минут? Или целый час? Как я устала…» Ведь мы с Галл всю ночь пробирались по лесу, в город пришли на рассвете.

«Бедняжка Галл, – закрыв глаза, я думаю о ней. – Она сейчас совсем одна, быть может, в тюрьме. Или в больнице, – нашёптывает злобный голосок. – Или мертва. Нет. Лонгсайт обещал, что с ней ничего не случится. По крайней мере… пока».

И я отчаянно цепляюсь за эту мысль.

От стола Мел доносится шелест бумаги, карандаш, убаюкивая, скребёт по странице. И я засыпаю.

Мне снится, что настала ночь. Кто-то зовёт меня по имени. Я бегу на звук, но никак не могу приблизиться к тому, кто зовёт на помощь. В спину мне впиваются острые пальцы, я бегу изо всех сил, но никак не могу вырваться, спастись. Преследователи не отстают, и я оборачиваюсь, чтобы взглянуть им в лицо. У них серая кожа, сквозь трещины в которой пробиваются лучи света. Я будто смотрю на разбитые глиняные фонари, испускающие свет. Их пальцы хватают меня и царапают, как сухие ветки, и я не знаю, бороться ли с ними или сдаться, сделать их трещины шире, выпустив больше света, или залепить те, что есть, закрыть путь ярким лучам. Там, где меня коснулись, моя кожа сереет. Однако боюсь, что во мне свет не разгорится.

Я просыпаюсь от собственного крика.

– А ты ворочаешься и бормочешь во сне, – говорит Мел из-за стола и придвигает к себе книгу.