– Ты их убивал? – голос малька дрогнул.
– Бывало и такое. Но только исполняя приказ, – эта тема для Эйтфула неприятна.
– А отчего ты стал осьминогом? Если был когда-то человеком? Ведь предназначение любого из животных – подняться на уровень человека, стать человеком? Ты же сам так объяснял!
– Объяснял… А почему сам стал осьминогом? Имел глупость напортачить не по-детски, находясь в физическом теле человека. Видишь ли, самоутверждался, завидовал, мстил, жадничал, подличал и всё такое… Впрочем, вёл себя, как сейчас ведёт себя большинство людей. Ладно, тебе ещё рано об этом… Короче, животный мир объявляет Мораториум, или Мораторий, кому как нравится.
– А почему Мораториум? Что это?
– Мораториум – это добровольный отказ от совершения вполне определённых действий, объявляемый на определённый срок или бессрочно. В данном случае – отказ от нападений на людей и причинения им какого бы то ни было ущерба. Таким образом, охота на людей теперь временно запрещена. Все планы подобного рода должны быть отсрочены, все мероприятия приостановлены. До тех пор пока Великие Божественные Силы не примут решения о дальнейшей судьбе людей, недопустимы все действия, которые могут нанести ущерб человеку. Уверен, в сложившейся обстановке звериный мир меня поддержит. Типа теперь людей не трогать. Под страхом мучительной и позорной казни. Подождём, пока Силы определятся…
– Дедуль, как я понял, Высшие Силы решают судьбу людей. А мы-то, осьминоги, здесь при чём? Да и вообще, звери, птицы и остальная живность! Мы-то ничего не нарушили? Мы-то можем жить, как жили!?
– Как при чём!? Это же Великие Божественные Силы! Тут кто попадёт под горячую руку – тому несдобровать! Малейшее неловкое движение со стороны животного мира может повлиять на решение Высших Сил – не в нашу пользу, разумеется. Уж лучше переждать, потерпеть, затаиться… Иначе потом будем стенать, жаловаться, клясть свою судьбу, но будет поздно.
– А чем люди плохи сейчас?
– Ты как будто нездешний, малёк… Воюют друг с другом, государство против государства, немцы против русских, русские против американов, англосаксы против всех, двор на двор. Уничтожают себе подобных, а это неэтично, как минимум. Загубили природу, земля больше не родит. Загнали животный мир в стойло – посмотри на коровок, барашков, козочек! Тебе их не жаль?
– Жаль… – после недолгого размышления признался Эйтфьючер. Но Мудрёному этого было мало.
– У людей, можно сказать, руки по локоть в крови животного мира! Вспомни про всех этих коровок, барашков, свинок! Люди создали огромные отрасли, нацеленные на как бы законное убийство! И как хитро назвали эти отрасли! Животноводство, свиноводство, птицеводство!
– Это значит, люди разводят этих животных?
– Вот именно, что разводят! А потом забивают, да ещё кошерно! С разными изощрениями и ухищрениями готовят разные блюда и съедают! И это безобразие происходит у них три, а то и четыре-пять раз в день! Огромное количество мяса животных так и остаётся невостребованным, они его утилизируют!
У Эйтика на глаза навернулись слёзы.
– А охотники?! Для убийства животных ради трофеев и статуса создали целый арсенал! У них и ружья, и автоматы, и арбалеты, и капканы, не говоря уже о западнях, загонах, ловчих ямах, силках! Чего только ни придумали эти люди-звери для убийства животных!
Малёк чуть не заплакал от жалости.
– Ну-ну, почему глаза на мокром месте? Ты же мужчина!
– Не буду больше, – малёк уже умел держать слово. Эйтфул удовлетворённо продолжал:
– И точно так же люди ведут себя в отношениях друг с другом. Обманывают себе подобных, мошенничают, грабят, убивают! Олигархи жиреют, а простой народ мрёт, как мухи. Правительства имитируют управление государством, единственным мотивом их деятельности стала личная выгода. Это что, нормально? Это что, образец для животного мира?
– Это несправедливо! – возмутился малёк.
– Придумали себе деньги, якобы всеобщий эквивалент, дурят друг друга. Особенно банкиры, это вообще особый вид – рептилии в человеческом обличье.
– А мы, осьминоги? Может, нам тоже надо? Иметь эквивалент? – в эмоциональном порыве малёк всплеснул всеми щупальцами сразу.
– Что мы? Мы тоже в состоянии взять раковины, или клешни краба, или хвосты уклеек – и присвоить им статус денег.
– И что? Зачем всё это?
– А то… Кто накопит больше всех раковин или соберёт, тот станет якобы самым богатым. То есть, якобы исполняющим волю Бога.
– И?.. – никак не мог понять маленький, – при чём же здесь воля Бога?
– И сможет купить на них саму красивую маленькую осьминожку! – нашёлся, наконец, мэтр. Малёк разочарованно засмеялся. Будущий мужик!
– I will be back![1] – любил говаривать Леон Танзанийский, альфа-самец львиного прайда, направляясь в тенёк после краткого, но энергичного свидания с очередной пленившей его клыкастой красавицей. Он действительно возвращался, и в тот же день, и по нескольку раз. Львицы находили его очаровательным, между собой они называли его «дерзкий». Все, кроме Леониды, наиболее приближённой к нему молоденькой львицы. По её версии, этот самец просто хулиган, хотя и фартовый.
Другие львы Леона практически не беспокоили, он ведь Танзанийский, а в мир львов давно проникли бренды.
Леон Танзанийский проникновенным рыком объяснял гарему:
– Дорогие мои, будем говеть. Перейдём на лечебное голодание, вам всем надо худеть, дорогие. Natürlich…[2] – его галантность сводила львиц с ума.
– С каких это пор ты предпочитаешь худышек? – бесцеремонность Танзанийского вызвала вполне законное возмущение Леониды. Леон высоко ценил её за некоторые анатомические удобства. – И потом: если мы исхудаем, не сможем охотиться. Тебе же жрать нечего будет.
«Это чистой воды шантаж! – подумал Леон. – И кого шантажируют? Меня, Танзанийского!» – он и не догадывался, что снова стал объектом всего лишь неловкого флиртового заброса. Между тем, ведомый собственным, львиным видением мира, Леон спохватился, ведь всем известно: из того, что мурлычат самки, имеет мизерный смысл не более трети озвученного, а раз так – не следует и заморачиваться. Леон снисходительно пояснил:
– Дорогие, в Тонком мире идут оргштатные мероприятия. Держим паузу…
– Нельзя кусать и жрать вообще никого или только человека? Если вообще никого, нам, львам, долго не протянуть, – не хотели отстать львицы.
– Сам знаю. К счастью, объявлен мораторий только в части охоты на человека.
– Кто придумал этот нелепый Мораторий? – ворчали львицы. – Ханжи! Того кусай, этого не кусай. Того ешь, этого не ешь, голова идёт кругом! Можно запутаться! Это самодурство!
Леон безуспешно пытался их урезонить:
– Amigos[3], да будет вам известно, мир стоит на пороге глобальных изменений, – как будто Леон наслушался радио или насмотрелся телевидения. – Похоже, Высшие Силы намерены вернуть Золотой век и при этом сместить человечество с его ключевых позиций в этом лучшем из миров.
Львицы только казались мускулистыми дурами, мимо их внимания не ускользнула его последняя фраза:
– Послушай, Леон, а что если наше, львиное, племя займет место человечества? Зебры и антилопы сами станут приходить к нам на обед? Было бы совсем неплохо! – подначивала красавица Леонида.
– Чушь не говори, – оборвал Танзанийский, но сам замер в предвкушении рая.
– И надолго эта хрень? – роптали львицы. Леон с трудом вышел из эмоционального ступора:
– По любасу, когда-нибудь это кончится! Ладно, команды «базарить» не было. Разойдись! Рай еще не наступил!
В эту ночь Леон спал сладко как никогда. Ему снились зебры, буйволы, антилопы всех мастей, томящиеся в очереди к нему на обед. Что самое приятное, взрослые буйволы в очередь допускались исключительно с затуплёнными предварительно рогами, за этим следили специально надрессированные молоденькие львицы из соседнего прайда. Особенно внимательная, тактичная и, главное, аппетитная антилопа гну угодливо крутилась перед Танзанийским, выспрашивая не без игривости, как ей повернуться и что подставить, чтобы ему было приятнее и удобнее начать трапезу. С чего ему предпочтительнее было бы начать – со спинки, потрошков, бёдрышка или, может быть, с филейной части? И не надо было всё время отгонять этих надоедливых гиен, к ним выстроилась отдельная очередь из всякой мелочи – бородавочников, мелких антилоп и всяких сурикатов вперемешку с тушканчиками.
