Мы промчались мимо остатков этого блокпоста, оставив искореженные обломки горящего микроавтобуса с одной стороны и разорванный пулями остов «Датсуна» с другой. Я почувствовал сумасшедший прилив эйфории, когда мы это сделали. Пошли они к черту! Они поймали нас на том блокпосту. Именно там они должны были остановить нас и убить или захватить в плен всех нас. Вместо этого Джейс убрал микроавтобус с дороги и повел нас в совершенно неожиданном направлении. Если они действительно нацелили свои пушки на брешь, мы аккуратно обошли их стороной.

И все же я не мог до конца поверить, что мы справились с этим. Когда мы выбрались из дыма и пламени, я заметил два бункера недалеко от дороги, впереди ведущего Пинки. Мгновение спустя они открыли огонь, поливая машину Джейса. Внезапно меня осенило, что, возможно, блокпост был уловкой, призванной отвлечь нас от реальной угрозы — нашего прибытия во второе крупное поселение, расположенное вдоль трассы № 7.

Эти два бункера послужили спусковым крючком для полноценной засады. Когда тамошние стрелки открыли огонь по машине Джейсона, весь склон холма позади них покрылся мощной волной огня. По какой бы то ни было причине, они знали, что мы приближаемся; мы ближе к иракской линии фронта (хотя мы приближаемся с тыла!); у них здесь были лучшие солдаты, стрельба была более точной, чем когда-либо, и ее было даже больше. Это было настоящее гребаное убийство.

Джейсон больше не бросал дым, так что я решил, что либо у него закончились гранаты, либо он был серьезно ранен или мертв. Как у последней машины, у нас теперь не было другого выбора, кроме как устроить эту засаду, не имея никакого прикрытия из виду. Я заставил себя сосредоточить огонь на ближайших позициях, потому что они должны были представлять наибольшую угрозу. Я навел прицел пулемета и начал обстреливать бункеры, которые находились в 100, 200, 300 метрах впереди нас, по всей обочине дороги, одной длинной очередью прицельного, точного огня.

Я видел, как пустые гильзы вылетают из казенника пулемета, пока держал палец на спусковом крючке, досылая патроны. Они, кувыркаясь, упали под ноги одним длинным каскадом горячей дымящейся меди. Внизу было море стреляных гильз, и мне приходилось постоянно отбрасывать их, чтобы сохранить хорошую точку опоры. Я мог только представить, что наш фургон был изрешечен вражеским огнем, но шум от единого пулемета, плюс грохот.50 калибра над моей головой были настолько оглушительными, что я не мог сказать, что нам разнесло.

Я был на ногах, поводя пулеметом из стороны в сторону, стреляные гильзы хрустели под ногами. Время превратилось в медленную, тянущуюся, мучительную петлю, в которой, как мне казалось, я мог почти видеть пули, вылетающие из ствола моего оружия. Я был погружен в замедленное, подпитываемое адреналином, туннельное видение полномасштабного боя, где секунда, казалось, длилась целый час.

Мой разум чувствовал себя кристально чистым, поскольку он обрабатывал зрение, звук и обоняние со скоростью света, и, казалось, у него было на это все время в мире. Мой мозг выдавал миллион мыслей в секунду, мое тело мгновенно реагировало на каждую из них: угроза; цель; огонь; угроза; цель; огонь; угроза; цель; огонь; угроза; цель; угроза; цель — ОГОНЬ!

Мышцы моих плеч горели от боли и напряжения, когда я перебрасывал пулемет из стороны в сторону, пока всаживал пули в эти мишени. Но как бы сильно я ни уничтожал этих бойцов противника, огонь по нам просто продолжал идти. Я видел, как эта волна пуль врезалась в дорогу прямо на пути нашей машины и срикошетила высоко в воздух. Я почувствовал резкий удар волны, обрушившейся на нас. Я был наполовину ослеплен трассерами, вспыхнувшим, как разъяренный костер, прямо перед нашими колесами.

Я привык видеть и слышать трассеры на тренировках, но никогда не знал ничего подобного. Это было похоже на то, что мы въезжали в самое сердце вулкана сплошного огня. Я почувствовал, как пули разрывают металл вокруг меня и вонзаются в сталь. Я подумал, что из Пинки делают фарш, и просто молился, чтобы он, черт возьми, продолжал двигаться. Если мы остановимся здесь, то мгновенно умрем.

А потом стало только хуже.

Высоко на гребне, в добрых 800 метрах от нас, виднелся силуэт чего-то поистине ужасающего. В нашу сторону было направлено большое многоствольное оружие — такая штука, которая должна быть направлена в небо, чтобы сбивать военные самолеты союзников. Вместо этого она была выведена на самую низкую траекторию, чтобы ее четыре зияющих ствола могли быть направлены прямо на наши машины.

Дула достигли горизонтального положения, а затем начали выбрасывать длинные языки пламени, один за другим. Ритмично: «Бабах! Бабах! Бабах! Бабах! Бабах!» Большие, длинные грязные струи дыма сопровождали каждую вспышку, как будто приземистое, уродливое оружие было каким-то первобытным монстром, который ел и изрыгал дым и огонь.

Это должен был быть ЗПУ-4 или что-то подобное. ЗПУ-4 — это буксируемая четырехствольная зенитная установка, которое выпускает сокрушительный шквал 14,5-мм бронебойных снарядов. При использовании по наземным целям ее прицельная дальность достигает 2000 метров. Мы были в пределах ее досягаемости. Если бы она попала в нас, то разорвала бы в клочья.

Я прицелился в гребень холма, где эти четыре дула извергали дым и огонь, я стрелял и молился. Пули из единого пулемета нащупывали цель, но 800 метров приближались к пределу точной дальности стрельбы, и это было похоже на смертельную дуэль между мной и расчетом ЗПУ.

Я видел, как пули из ЗПУ вонзались в пальмовую рощу прямо перед нами, разрывая стволы надвое, как будто там собиралась поработать гигантская бензопила. Я решил, что наводчики ЗПУ переоценивают скорость нашей машины и стреляют чуть дальше, чем нужно, перед нами. Но они не стали бы продолжать делать это очень долго. Рано или поздно они скорректировали бы направление своего огня и прижали бы нас.

Я удержал пулемет неподвижно, скорректировал прицел с учетом расстояния и увидел, как мои первые пули вонзились в четырехколесное орудие. Пули, искрясь, отскакивали от металлической брони, рикошетя высоко в темное ночное небо, и я понял, что нашел свою цель. Я крепко держал палец на спусковом крючке и подлил масла в огонь.

Как раз в этот момент я почувствовал, как что-то ударило меня в ногу с пугающей силой. Это было на уровне моей левой лодыжки, то есть со стороны пушек противника. Учитывая всю мощь огня, обрушившегося на нас, я предположил, что кто-то в моем фургоне неизбежно получит пулю. Вероятно, у нас в машинах были раненые парни. И теперь попали в меня.

Я попытался перенести весь свой вес на левую ногу, но у меня был такой выброс адреналина, что я не чувствовал боли. Я просто надеялся, что это был не пуля из ЗПУ, тогда не было бы моей ступни и половины голени. На мгновение я задумался: не случится ли так, что я всю оставшуюся жизнь буду ковылять на одном костыле. Смогу ли я когда-нибудь повести свою дочь к алтарю? Это если бы я дожил до того, чтобы завести собственных детей…

В любом случае, я заставил себя не обращать внимания на полученную травму и продолжать выпускать патроны из своего оружия. Я разберусь с этим позже, если мы когда-нибудь выберемся из этой дерьмовой драки. Через прицел пулемета я увидел фигуры, выпрыгивающие из огневой точки с мешками с песком по обе стороны от ЗПУ. Я последовал за ними со стальной буквой «V» на стволе, крепко держа палец на спусковом крючке, и увидел, как они спотыкаются и тяжело падают.

Четырехствольный монстр перестал выпускать в нас свои смертоносные 14,5-миллиметровые пули. Наконец, невероятно, но мы выскочили из засады. Я едва мог поверить, что мы все еще движемся, и что я все еще на ногах и жив. Я рискнул отвести взгляд от своего оружия и увидел Трикки, склонившегося над крупнокалиберным пулеметом, прикрывающим тыл, и Стива, крепко вцепившегося в руль.

Стив был на 100 процентов сосредоточен на дороге, и ему ни разу не удалось открыть ответный огонь. Быть водителем означало, что ты был лишен возможности использовать оружие для самозащиты, что, должно быть, было совершенно чертовски ужасным способом отправиться на войну. Я увидел, как Стив убрал одну руку с руля и взметнул ее высоко в воздух.