Взлетно-посадочная полоса находилась глубоко в тени затонувшей долины и была скрыта из виду, именно так, как мы и хотели. Высоко надо мной орел издал одинокий, пронзительный крик. Вихрь пыли пронесся над кустарником, поднимая сухую траву и мусор, когда он пронесся по взлетно-посадочной полосе. Сцена была настолько пустынной, что едва ли можно было представить, как все спрятавшиеся бойцы лихорадочно готовились в последнюю минуту.
Вы можете выполнить задачу воздушного десантирования практически с любого пригодного для эксплуатации участка взлетно-посадочной полосы, от лондонского Хитроу до пострадавшего в боях международного аэропорта Багдада или заброшенного аэродрома посреди буша. В основном, обычные военные действия проводятся с одной из крупных авиабаз, и нет особой необходимости скрывать их. С такими задачами, как наша, нам нужно было находиться подальше от пристального внимания общественности и любопытных объективов средств массовой информации.
Эта взлетно-посадочная полоса была именно тем, что мы искали. Она была настолько древней, что на ней даже не было работающей диспетчерской вышки. Там был только потрепанный, выгоревший на солнце, тускло-оранжевый флюгер, безвольно висящий в воздухе, плюс пара полуразрушенных ангаров. С момента его прибытия предыдущей ночью под покровом темноты на стоянке также виднелась толстая, мощная фигура транспортного самолета C130 «Геркулес», выглядевшего совершенно неуместно рядом с изрытой ямами взлетно-посадочной полосой, наполовину заросшей сорняками.
В одном из двух ангаров размещались наши машины — пара укороченных «Лендроверов», ощетинившихся пулеметами, которых мы ласково называли Пинки. Здание было построено в 50-х годах, с кирпичными стенами, увенчанными провисшей крышей из гофрированного железа. Ржаво-красный металл был залатан множеством заплаток, похожих на тусклый серебристый пластырь. Тем не менее, оно прекрасно послужило нашим целям. Оттуда мы могли бы погрузить Пинки на борт C130 для дальних операций или на тяжелый транспортный вертолет «Чинук» для операций на меньшую дальность.
В дикой, пустой тишине я воспользовался моментом, чтобы поразмыслить о том, что меня ждет впереди. Совсем недавно я занял пост заместителя командира нашего подразделения, Следопытов, и вот мы были готовы прыгнуть во тьму и неизвестность. У многих ребят было гораздо больше опыта, чем у меня: без сомнения, я должен был подвергнуться испытаниям, как никогда раньше.
Говорят, что война — это долгие периоды скуки, прерываемые периодами интенсивных действий. Мы ждали добрых несколько дней, пока этот план получит зеленый свет. Но даже сейчас, когда до отключения тормозов осталось два часа — час взлета самолета, — нас все еще могут остановить. На самом деле, нас могли отозвать в любой момент, прежде чем мы бы спрыгнули с открытой рампы самолета «Геркулес», высоко над местностью, занятой противником.
Как только бы мы спрыгнули самолета, мы бы достигли точки невозврата. Никто не мог нас отозвать. Вы не можете использовать радио во время затяжного прыжка с большой высоты, который мы и планировали сделать. Не было никакой возможности услышать радиосообщение или говорить в микрофон при свободном падении с экстремально большой высоты и стремительном падении на землю со скоростью свыше 100 миль в час. В любом случае, поток воздуха сорвет любой наушник или гарнитуру.
Падая, мы были лишены связи с внешним миром. Как только мы окажемся на земле, то окажемся посреди занятой противником территории, поэтому радиомолчание будет иметь первостепенное значение. Самое раннее, когда мы смогли выйти на связь, было бы во время нашего первого «сеанса», одного из двух ежедневных радиосообщений, которые мы должны были делать в штаб операции. Наше первое сообщение должно было быть передано в 08.00 на следующее утро, к этому времени мы достигли бы нашей цели и завершили ближнюю разведку цели (БРЦ), так каковы были шансы на то, что нас тогда отзовут?
Если бы мы могли просто оторвать свои задницы от этого «Геркулеса» и оказаться в воздухе, то могли бы беспрепятственно добраться до цели. Это было потрясающее предложение, и я почувствовал, как у меня учащенно забился пульс при одной мысли об этом. Я направился к «Герку». Том, пилот C130, служил в 47-й эскадрилье Королевских ВВС, их крыла специального назначения. Я хорошо знал его по предыдущей работе, и мы несколько раз ходили вместе по пиву. Он был большим любителем выпить и жизнерадостным человеком, плюс он был превосходным пилотом спецназа — королем в том, что он делал, а именно летал с такими парнями, как мы, глубоко в тыл врага.
При моем приближении он откинул боковое стекло в кабине гигантского самолета и высунул голову наружу.
— В последней метеосводке все в порядке, приятель. Никаких изменений в погодных условиях на аэродроме, и никаких изменений в ТВ, которую мы выбрали.
ТВ была точкой выброски, точным местом приземления, которое мы предварительно определили по картам и фотографиям со спутника.
Я не смог подавить усмешку.
— Похоже, мы договорились?
Он взглянул на часы.
— Отрыв шасси в минус девяносто. Я думаю, что этот вариант прошел.
Отрыв шасси означал время взлета самолета. Я порылся в левом нагрудном кармане своего смока и вытащил компакт-диск. Это был альбом AC/DC «Лезвие бритвы». Я бросил диск ему.
— Третий трек, приятель…
Он закатил глаза.
— Опять, черт возьми, «Сражен громом»? Сколько раз мне еще придется слушать этот грохот, пока вы, ребята, будете вылезать из моей задницы? Разве мы не можем поставить что-нибудь более классное — может быть, «Полет валькирий» Вагнера?
— Придурок из Королевских ВВС, — перебил я. — В любом случае, ты знаешь порядок. Мы всегда выходим под «Сражен громом». Это традиция Следопытов.
Он пожал плечами и повернулся к второму пилоту, стоявшему рядом с ним.
— Пит, ты можешь вставить это дерьмо в проигрыватель и проверить, работает ли система трансляции?
Я поспешил в ангар. Предстояло еще чертовски много сделать, прежде чем мы поднимемся в воздух. Когда я приблизился к зданию, то услышал, как гремит музыка. Трикки, скорее всего, включил тяжелый рок «Foo Fighters» на своем портативном плеере. Здесь, посреди пустынного буша, не имело значения, сколько шума мы производили: единственное, кого мы могли потревожить, — это местных страусов.
Этот высохший до костей горный регион славился своими стадами страусов. Мы видели, как они в диком смятении носились по долинам, размахивая толстыми ногами и хвостами с перьями, когда пытались убежать от одного из наших «Чинуков», летевшего со скоростью 180 узлов на уровне верхушек деревьев. За последние несколько недель наш квартирмейстер стал очень искусным в приготовлении стейков из страуса на импровизированном барбекю, которое мы соорудили в задней части авиабазы. Они были вкусными.
Я шагнул в относительную темноту ангара. Парни были заняты последними приготовлениями. Я в последний раз проверил свое оружие, магазины с патронами, карманы смока и подсумки своей разгрузки. Последнее, чего вам хотелось, — это чтобы один из них раскрылся во время прыжка и жизненно важные вещи для ведения боевых действий выпали на землю. Я засунул свой пояс и нагрудник в свой объемистый рюкзак и закрыл клапан, затянув ремни по максимуму.
Сбоку от меня Джейсон Диккенс, заместитель командира моего патруля из шести человек, запихивал свой массивный рюкзак в большой матерчатый чехол. Он повернулся, чтобы заговорить с высокой, неуклюжей на вид фигурой, стоявшей рядом с ним. Нам было поручено доставить на парашюте дополнительное тело для этой миссии. Он не был Следопытом. Он был каким-то хитроумным таинственным типом, которого мы прозвали Призраком.
— Ты подготовил свой рюкзак, приятель? — спросил он.
Никто из нас не испытывал особой симпатии к Призраку. С тех пор как он присоединился к нам несколько дней назад, он обращался с Джейсоном и другими рядовыми так, как будто они были лишь на шаг дальше от мышей и других паразитов, наводнивших ангар. Ему удалось обменяться со мной несколькими вежливыми словами, но только после того, как он понял, что я офицер и выпускник Сандхерста. Следопыты не носят нашивок подразделения или знаков различия, поэтому чтобы это сделать, ему потребовалось некоторое время.
