Нам также выдали новую часть экипировки, L17A1 UGL (подствольный гранатомет), который крепился к нижней части наших штурмовых винтовок. Мы отрепетировали стрельбу с 40-миллиметровым подствольными гранатами, и как только заработали полигоны Кэмп-Тристар, мы отправились туда для тестовых стрельб из этого оружия. Мы изучили карты южного Ирака и наметили возможные маршруты через границу и на север, к цели, Багдаду.
Во время всей этой деятельности Стив остро осознавал, что прямо через дорогу от нас находится лагерь Армейского воздушного корпуса, что означало женщин-пилотов. Всякий раз, когда у него появлялась возможность, он снимал верх, надевал темные очки и выходил ловить солнечные лучи, позируя перед девушками. Я не ожидал от Стива ничего другого, но был один член моего патруля, который невзлюбил его за это: Джейсон.
Джейсон был сержантом взвода следопытов и моим заместителем. Они со Стивом были похожи на пресловутую кошку с собакой. Я чувствовал, как напряжение между ними бурлит где-то под поверхностью, плюс я боялся, что у Джейсона были проблемы с моим командованием.
Имея в составе Следопытов всего тридцать шесть бойцов, мы были необычайно сплоченным подразделением. Мы знали друг друга очень близко, тем более в каждом патруле из шести человек. Как и во всех семьях, личностные конфликты могут вызвать реальные проблемы. Мы были на грани отправки в Ирак, и моему патрулю абсолютно необходимо было взять себя в руки. Было крайне важно, чтобы мы начали функционировать как одна хорошо отлаженная машина для ведения войны. Я боялся, что это не так, и что такого рода напряженность может в конечном итоге разлучить нас.
Мы пробыли в Кувейте неделю и хорошо адаптировались к окружающей среде. Мы акклиматизировались к жаре и стали серьезно небритыми, грязными и волосатыми. Было очевидно, что война вот-вот разразится, и мы изо всех сил старались пересечь границу. Мы убивали время, занимаясь интенсивными тренировками по перемещению на автомобилях в пустынной местности вокруг базы. Это было не только для того, чтобы научиться наилучшим образом использовать машины и оружие в такой враждебной среде: это было также для того, чтобы заставить нас работать как команду в таких условиях.
Однажды вечером мы отправились в длительную ночную поездку. Я опустил очки ночного видения с крепления на шлеме, пока двойные кожаные чашечки не легли на мои глазницы. ПНВ напоминал маленький бинокль, и весили они примерно одинаково. Он работал, усиливая окружающий свет луны и звезд. В ту ночь облаков было мало или вообще не было, и небо над нами было усыпано звездами. В таких условиях ПНВ функционировали исключительно хорошо. Куда бы я ни посмотрел, он окрашивал пустыню в это странное туманно-зеленое свечение, которое давало такую же видимость, как будто езда была при дневном свете.
Но при опущенном ПНВ было невозможно носить защитные очки от песка, пластиковые защитные очки, похожие на те, что используют сварщики, которые предназначены для защиты глаз во время песчаных бурь. Вы не смогли бы поместить их под ПНВ. Погода в Кувейте была практически одинаковой каждый день: днем было невыносимо жарко, а ночью пронизывающе холодно, плюс часто бушевали песчаные бури. Некоторые были незначительными порывами ветра, через которые можно было проехать. Другие были чудовищами, громоздящимися, как темные грозовые тучи на горизонте, и вываливающими половину пустыни вам на голову.
Единственным выбором, когда на вас обрушивался один из таких штормов, было держаться стойко, что означало поиск какого-нибудь подходящего укрытия. Наша стандартная оперативная процедура заключалась в том, что машина Джейсона ехала впереди, а мы следовали за ним до любого места днёвки, которое он мог найти. Мы оставались в до тех пор, пока шторм не утихал, после чего воздух прояснялся, и мы снова могли ориентироваться. Но во время ночных упражнений на подвижность у нас не было такой роскоши, как возможность пользоваться защитными очками от песка.
Мы ехали уже пару часов, когда разразился шторм. Это был не монстр, и я решил, что мы можем продолжать в том же духе. Потом я почувствовал, как что-то вонзилось мне в глаз. Я почувствовал, что мой глаз начинает закрываться, а затем из него потекла жидкость в шемаг, арабский платок, которым я обернул лицо. Мы последовали за Джейсоном на участок холмистой местности и нашли укрытие. К этому времени я мог видеть только одним здоровым глазом и терял пространственное восприятие, способность оценивать расстояния и азимут по зрению.
Я был смертельно перепуган. Если бы травма оказалась вообще необратимой, то это означало бы, что я выбыл из строя на предстоящую войну. Это также стало острым напоминанием о том, насколько мы уязвимы. Следопыт я или нет, но внезапно стал обузой для своей команды. Хуже того, был поврежден мой стреляющий глаз. В таком состоянии я ни за что не смог бы выстрелить из оружия или отправиться на войну.
Стив был патрульным медиком, что означало, что он прошел углубленную подготовку по оказанию первой помощи, а также отвечал за аптечку, которая имелась в каждой машине. Он добровольно согласился на эту роль, потому что это давало широкие возможности для связи с медицинским персоналом, где бы мы ни находились, — а это означало медсестер.
Он взглянул на мой глаз, но почти ничего не смог разглядеть в темноте. Затем он достал из аптечки флакон с глазными каплями и выдавил несколько капель в мой поврежденный глаз, но я все еще не мог заставить его открыться. Неподалеку находился американский полевой госпиталь, и Стив предложил нам отправиться туда за помощью. Но Джейсон начал корчить рожу, как собака, писающая на заросли чертополоха. Он явно думал, что все это было большой суетой из-за пустяков.
— Это всего лишь какой-то чертов песок попал ему в глаз, — начал бормотать он. — Нам, черт возьми, следует поторопиться.
По правде говоря, я действительно чувствовала себя чем-то вроде хлюпика, когда моя рука зажимала глаз, а из него текли слезы. Будучи патрульным медиком, Стив отменил приказ Джейсона, и мы направились в полевой госпиталь. После короткой поездки мы добрались до американской базы. Пока я ждал, когда меня осмотрит врач, Стив занимался своими делами с американскими медсестрами, так что никаких сюрпризов не было.
Доктор хорошенько промыл мой глаз с помощью глазной ванночки, и из него высыпалась целая куча песка. Он осмотрел глазное яблоко и сказал мне, что оно сильно поцарапано. Он дал мне несколько рецептурных глазных капель и сказал, чтобы я продолжал обрабатывать ими глаз ежечасно. Сделай я это и избегай новых песчаных бурь, все должно восстановиться, сказал он мне. Но если бы я его не обработал, это превратилось бы в сепсис, и это стало бы концом моей поездки на войну в Ирак.
Стив не был самым крутым медиком в Следопытах, но он отлично справился с моим поврежденным глазом. Когда дело дошло до дела, он справился. На мой взгляд, именно Джейсон хотел проигнорировать это и «продолжать». Тем не менее, я знал, что Джейсон обладает уникальным набором навыков, которые могут внести свой вклад в работу команды, и мы должны были попытаться заставить это сработать. Большая часть жизни была такой: пытаться сплотить команды, заставить их работать. Разница заключалась в том, что когда вы были в Следопытах, вы находились в скороварке, находясь в такой непосредственной близости друг от друга двадцать четыре часа семь дней в неделю.
Плюс к этому у нас был дополнительный стресс в виде усталости, обезвоживания, истощения и предстоящих боевых действий.
Глава 3
Джейсон «Джейс» Дикинс был приземистым, невысоким, компактным солдатом. В нем было около пяти футов семи дюймов роста, и на как-то раз ему выбили два передних зуба во время игры в регби. Предполагалось, что он будет носить пластиковую пластинку с двумя вставными зубами, но он редко это делал. В результате он выглядел как бедуинская версия моряка Попая, когда был полностью облачен в свое снаряжение для войны в пустыне. А еще у него был этот пронзительный смешок придушенного цыпленка, который, как я понял, парни находили чертовски раздражающим, как и я.
