- Откуда же ты знаешь, что он монах? Он был одет, как монах?
- Не знаю... он мне напомнил одного... другого монаха... брата Мефодия... - Володя тихо улыбнулся чему-то своему. - Он, правда, не матерился, но... вёл себя... и говор у него такой характерный...
- Так что же сделал этот "монах"? - поднажал нетерпеливый Артемьев.
- Они меня отправляли сюда... к вам... и как бы инструктировали перед дорогой... И "мо-нах" сказал... Льву Васильевичу... что, мол, это его, Льва Васильевича, последний шанс... И что если это тоже сорвётся, то нужно будет уходить. Чем скорее, тем лучше...
- Где мой портсигар? - Князев огляделся, нашёл искомое на столе, рядом с "мышкой" и, словно законченный наркоман, вцепился в него заметно дрожащими пальцами.
Даже без лупы было видно, насколько Князев возбуждён. Он быстро прикурил, затянулся и спросил Володю:
- А что-нибудь ещё этот "монах" говорил?
- Говорил. Но я не помню.
- А ты постарайся вспомнить!
- Не давите на него, Ефим Алексеевич, - предостерёг Зак. - Парень ещё в шоке.
- Я не в шоке, - заступился Володя. - И я всё понимаю... Но они ушли, потому что этот "монах" был главным... Наставник... Лев Васильевич... он перед ним... с ним... держался... как-то услужливо... и смотрел на него... Если "монах" сказал, нужно уходить, они ушли.
- Это нам понятно, - сказал Князев. - А вот скажи, пожалуйста, в диалоге между Львом Васильевичем и "монахом" упоминались спецслужбы?
Володя задумался.
- Что-то такое... да, было... "Монах" сказал, что Лев Васильевич и так уже наделал оши-бок. Что его чекисты уже ищут...
- Так и сказал "чекисты"?
- Да... чекисты... Что он перегнул... И с Гусаком каким-то перегнул... И с реликвией по-другому надо было...
Князев, Зак и Артемьев переглянулись.
- ...Он сказал, что это его последний шанс...
- Интересная картинка вырисовывается, - заметил Сергей Фёдорович. Скоблика вы-говаривают. Скоблику дают понять, что он не оправдал надежд. Хотел бы я знать, что это за "монах".
- Рано, - сказал Князев. - Выводы пока делать рано.
Они так и не решились выйти из дома ночью. И только дождавшись восхода солнца и убедившись, что действительно новых атак не будет, они покинули дом. Зак ковылял на своём обрубке, Артемьев помогал ему, а рядом шёл Володя с ножом в руке, и, чуть приотстав, - Ефим Князев с газовым пистолетом.
Долго искать им не пришлось. В сорока метрах от дома, за обгоревшим сараем, они об-наружили успевшее остыть тело.
Убитый лежал, раскинув руки. Череп его был раскроен.
Но, не смотря на чёрную кровь, загустевшую на лице убитого, Зак и Артемьев узнали его. Перед ними в траве лежал глава военизированной секты "Меч Христа", учитель истории сред-ней школы номер три, Лев Васильевич Скоблик.
Рядом валялся окровавленный топор с зазубренным от сильного удара лезвием. Зак при-сел над топором, но взять в руки побрезговал. Вместо этого выпрямился и изрёк, пожав плеча-ми:
- Хоть убей не понимаю, при чём тут топор?
Глава двадцатая
Последний вопрос
1.
Они собрались на квартире у Князева поздним вечером следующего дня. Собственно, на идее встречи настоял Сергей Фёдорович, а Артемьев его поддержал. Князев высказал своё особое мнение по этому вопросу, но отказать другу и столь своеобычному новому знакомцу не смог.
Первым заявился, конечно же, Артемьев. Князев ждал его, по своему обыкновению сидя в кресле с очередным детективным романом в руках. Роман, как заметил Артемьев, назывался "Охота на Джокера" - тоже не самое оригинальное название. Ну хоть и не "Капкан для...".
- Как рука? - заботливо спросил Кирилл.
- Нормально, - Князев пошевелил пальцами забинтованной руки. - Видишь, шевелят-ся!
- Значит, всё будет хорошо, - сказал Артемьев.
Он помог Ефиму справиться с кофейным агрегатом, и они поболтали о том, о сём, о ни-чего не значащих вещах. Артемьев рассказал о своей недавней поездке с семейством в Москву к троюродной тётке, о том, как водил Коленьку в московский зоопарк и что из этого вышло. Кня-зев в свою очередь поведал анекдотическую историю, случившуюся с ним в зоопарке Восточ-ного Берлина.
Минут через пятнадцать после Артемьева пришёл Зак. Он заметно прихрамывал - не успел ещё привыкнуть к новому протезу.
- Как там Володя? - поинтересовался Артемьев, стоило Сергею Фёдоровичу присесть и вытянуть ноги.
- Спит, - отозвался Зак. - Ничего, оклемается.
- Когда придёте писать заявление?
- Завтра. Но лучше, конечно, послезавтра.
- Жду вас послезавтра, в одиннадцать.
- Условный гарантируешь?
Артемьев кивнул.
- Тогда придём.
- Интересно, - сказал с усмешкой Артемьев, - а если бы я не гарантировал условный срок, вы не пришли бы?
- Не пришли бы, - ответил Сергей Фёдорович прямо.
- А как же тогда?
- Что-нибудь придумалось бы...
- Ну, знаете! - Артемьев захлопал своими длинными, как у девушки, ресницами.
Зак проигнорировал его возмущённое восклицание.
- Итак, - сказал Князев, невозмутимо наблюдавший за этой сценой, начнём. Мы со-брались здесь по вашей просьбе, Сергей Фёдорович, поэтому первое слово за вами.
- Спасибо, Ефим Алексеевич, - кивнул благодарно Зак. - Я настоял на необходимости проведения этого собеседования с тем, чтобы прояснить один вопрос. Последний вопрос...
Он сделал паузу, посмотрел на Артемьева, посмотрел на Князева и сказал так:
- На месте убийства Скоблика мы видели топор. Значит, кроме мальчишек из секты, са-мого Скоблика и бандитов Стрельцова там был ещё кто-то. Кто-то, кого мы не знаем. Кроме того, Володя постоянно твердит о каком-то монахе, зарубившем авторитета по имени Виктор. Я вижу определённую связь между убийством авторитета и убийством Скоблика. Думаю, это мог сделать один и тот же человек. Причём, его хорошо знал и Скоблик, и авторитет Виктор. Во-прос сформулирую так: кто этот "монах" и монах ли он?
Зак замолчал и перевёл дух.
- Что скажете? - спросил он после естественной паузы.
- Выводы правильные, - отозвался Князев. - И вопрос сформулирован блестяще. Од-нако, как мне кажется, ответа на него нет.
- Почему же? - удивился Сергей Фёдорович.
- Хотя бы потому, что имеющихся в нашем распоряжении фактов недостаточно для полноценного ответа. Топор - да, это факт. Рассказ Володи - да, это факт. Но если говорить серьёзно, то настоящий ответ могли дать только два человека. И оба эти человека мертвы.