Эти учёные считали, что не индивид, а семья, с её важными процессами взаимодействия, выстраивает контекст, внутри которого может происходить лучшее лечение психологических проблем. Новая идея исследователей из MRI входила в противоречие с психологической культурой того времени, которая была основана на индивидуалистических принципах психоаналитической теории, и всё ещё была под её сильным воздействием. Эта теория искала решение проблемы в её происхождении и «проводила раскопки» в глубине личности, выдвигая гипотезы и интерпретации в поисках изначальной причины. Команда MRI, переработав теорию коммуникации и теорию конструктивизма (Watzlawick, Beavin, Jackson, 1967 ⁄ Вацлавик, Бивин, Джексон, 2000), совершила революцию в перспективе, которая прежде была обращена к интрапсихическим процессам. Эта группа исследователей обратила внимание на индивида в его контексте. Для них объектом терапии стал не субъект в своей индивидуальности, который всё же не терял своей важности для терапии, а взаимодействие и контекст отношений, внутри которых могут формироваться проблемы человека. Исследователи из MRI, изучая человеческое страдание, обратились к кибернетике[6], теории информации[7] и теории систем[8] (Ray, Nardone, 2009). Они разработали интеракционистский подход, который в качестве метода изучения отдавал предпочтение наблюдению за человеческим взаимодействием в соответствии с принципами антропологии. Также они указывали на то, что следует избегать поиска причин проблемы в прошлом, так как это всего лишь предположения, а потому они почти бесполезны для решения большинства проблем. По сути, использующие эту модель учёные оставляли теоретические позиции и делали выбор в пользу эмпирического наблюдения за тем, что происходит в реальности и является плодом взаимодействия человека с самим собой, другими и миром.

Как будет объяснено далее, обрели жизнь и концепции, связанные с исследованиями по коммуникации и межличностному взаимодействию. Обозначился переход от линейной научной модели, основанной на аристотелевской причинно-следственной логике, принятой наукой XVIII века, к интерактивной модели, основанной на логике циркулярной причинности: вместо того, чтобы поддерживать линейное влияние между двумя и более субъектами, считая «А» прямой причиной «Б», внимание сосредотачивается на взаимодействии «А-Б», на взаимном влиянии индивидуумов. Применение этого подхода, очевидно, снижало сопротивление изменениям, поскольку прекращалась игра в виноватого и обвиняющего, а также улучшалась функциональность взаимодействия каждого из субъектов, вовлечённых и заинтересованных в процессе (Crispiani, Papantuono, 2014).

Пример

Мать жалуется на то, что сын грубо отвечает на её просьбы навести порядок в своей комнате. Несмотря на все справедливые причины и благие намерения, отношения между матерью и сыном зайдут в тупик: жалобы и агрессивность будут пропорционально расти.

Своим способом действия и ответного реагирования каждый человек влияет на другого и, в свою очередь, оказывается под его влиянием. Запускается процесс взаимного обусловливания, в котором каждый приписывает другому ответственность за эскалацию конфликта. Пример матери и сына определяет простую систему взаимодействия. Если повторять её или воспроизводить в других контекстах, то это приведёт к её закреплению и жёсткости, а предпринятые попытки решения с обеих сторон способствуют усугублению и без того проблематичной ситуации. Такая система взаимодействия является дисфункциональной и, следовательно, не приносит пользы. Исследователи из MRI считали любое взаимодействие полезным, только если оно функционально. В ином случае его нужно было «сломать» как раз для того, чтобы способствовать процессу желаемого изменения.

Книга состоит из трёх теоретических и одной практической части. В первой части мы представим теоретические базы нашей работы. Во второй – расскажем об основных типах сложностей, с которыми обычно сталкиваются учителя. Третья часть посвящена диагностическому процессу, то есть модели решения проблемы, и тому эффекту, который используемый язык оказывает на коммуникацию и установление отношений сотрудничества. И, наконец, в четвёртой части мы приведём примеры конкретных случаев и применённых вмешательств для того, чтобы наглядно показать работу терапевтов и преподавателей, которые используют Краткосрочную стратегическую модель.

Это короткое описание нашего учебника, адресованного тем, кому нужна помощь, чтобы помогать другим.

Глава 1. Новый взгляд на проблемы возрастного развития

В первой главе будет предложен новый взгляд на то, как понимать и справляться с трудностями у детей и подростков. Мы расскажем, с какими сложностями сталкивается преподаватель в его многозадачной роли и о том, какие инструменты он может использовать для решения сложных ситуаций и для профилактики собственного выгорания. На примере клинических случаев мы проиллюстрируем используемый подход и, ссылаясь на некоторые традиционные теоретические модели, подчеркнём его отличия и особенности. Таким образом, читатель начнёт формировать представление о логике, которая лежит в основе Краткосрочной стратегической модели и тех аспектов, которые отличают её от других направлений.

Глава 2. Школа как многообразие сконструированных реальностей

Главный процесс, необходимый для понимания данной работы и для успешного вмешательства в решение проблем, касается конструирования реальности. В этой главе мы уделим внимание многообразию реальностей и эффектам, которые производит использование языка. Чтобы обозначить основные элементы, характеризующие вмешательство, мы обратимся к важным темам коммуникации и аксиомам коммуникации, описанным в работе «Прагматика человеческих коммуникаций» (Watzlawick, Beavin, Jackson, 1967 ⁄ Вацлавик, Бивин, Джексон, 2000). Также мы уделим внимание концепции сопротивления изменениям в его различных формах. Перечислив основные из них, мы укажем, как справляться с ними для создания сотрудничества. Сопротивление, если уметь им управлять, может трансформироваться в эффективный инструмент, создающий ситуации взаимного выигрыша (win-win situation) (Papantuono, 2007).

Глава 3. Переход от нозографического диагноза к диагнозу операциональному

С тех пор, как Исраэль Уэкслер (Israel Wechsler) опубликовал работу «Неврозы» (The Neuroses, 1929), в которой описал примерно двенадцать психических расстройств, в нозографии произошло множество изменений. За это время произошёл настоящий взрыв количества диагностических категорий. Различные научно-исследовательские сообщества, работавшие над составлением DSM-5 (2013) внесли более двухсот новых диагностических определений. Их работа по исследованиям новых диагнозов кажется неостановимой. Для Паркера (Parker, 2001) формулирование новых диагнозов вызывает спорный интерес с этической точки зрения. Научные сообщества исследуют человеческие страдания, распознают их, но дают лишь общую идею о том, что с ними делать. В этой главе читатель найдёт практические указания для эффективного вмешательства для решения проблем и познакомится с альтернативными, по отношению к привычным диагностическим моделям, методами. Мы обозначим и укажем, как распознавать «ловушки», спрятанные за диагностическими ярлыками. Читатель сможет понять, как формируется операциональная диагностическая гипотеза, как возможно эффективно подходить к проблеме и достигать желаемых решений. Действительно, операциональный диагноз предлагает учителям, воспитателям и родителям более функциональный и менее детерминистский взгляд на человеческие проблемы, в том числе связанные со школьной жизнью.