– Какие?

– Любые.

– Поднимающие вверх и опускающие вниз?

– Для этого имеются рули. Так же управляют с их помощью поворотом влево и вправо. Можно сделать и с крылышками. Наш дирижабль будет летать, как самолёт. При этом он сможет останавливаться и зависать в воздухе. И что самое интересное… Ну, сдохли двигатели. Ладно. Починим, подождём. Прилетит вертолёт, новые двигатели поставим, – полетим дальше. Никаких проблем. Слышал последние новости? Грохнулся гражданский самолёт, не хватило топлива долететь до аэродрома. Наш дирижабль не грохнется. Топливо дирижаблю нужно только для двигателей управления. Понимаешь, – это же революция! Замена водороду и гелию! Как говорят: «Почему до этого никто не додумался?». Этот вопрос постоянно всех терзал и не оставлял в покое. Кто-то берёт и объявляет мысль. И все думают: «А почему раньше никто до этого не додумался? Ведь всё ясно, понятно».

– Но это технически возможно?

– Элементарно. Я же всё-таки методист технического творчества. Есть такой закон: «Была бы идея, а средства её реализации могут быть самые разные». Ты ведь знаешь, что первый телевизор был механический?

– Вы говорили. Если честно, с трудом представляю, – усомнился я.

– Была лампочка, через линзу свет. И этот свет управлялся механикой. То свет есть, то его нет. То ярче, то тусклее. И возникала картинка.

– Забавно. А чего вам эта мысль в голову пришла? – вернул я Боева к его изобретению.

– Я Циолковского смотрел, а там как раз рассказывали о проблеме водорода, о дороговизне гелия. О трудностях создания дирижабля. Почему не могли запустить? Не было подходящего материала.

– А сейчас же и материалы новые появились.

– Я же и говорю, появились пластики, из которых мы можем спокойно делать вакуумные шарики. Тут одно условие, пластиковый шарик должен сохранять форму. Нужен прочный пластик, такие теперь есть.

– А этот пластиковый шарик будет подниматься?

– Если мячик мы опустим в воду, – он всплывёт?

– Всплывёт.

– Тут – то же самое.

– Я, собственно, интересуюсь, способен ли вакуум поднять этот пластиковый шарик?

– А вакуум не поднимает. И водород, и гелий, – они тоже не поднимают. Просто воздух тяжелее и плотнее, он выдавливает. И чем больше разность в плотности, тем больше скорость и высота подъёма. Согласись, Сергей, хорошая мысль – «вакуумный дирижабль».

– Ещё бы. К тому же сразу вы придумали инженерное решение.

– А ты знаешь, как поднимают затонувшие корабли?

– Кранами, лебёдками?

– Делают проще. Берут обыкновенные пластиковые шарики с воздухом и загоняют их в утонувший корабль. И он сам всплывает.

– Ах, вот как.

– А потом его цепляют и транспортируют куда угодно. Он хорошо держится на плаву и никаких кранов и лебёдок. Зацепил и буксиром в ближайший порт оттащил.

К нам приблизился Станислав Мазаевич Беридура подслушавший наш разговор и сделал важное сообщение:

– Космонавты в этом году собираются соединить лифтом орбитальную станцию «Мир» с Землёй.

– Ну, это сказки, – парировал я.

– Поживём-увидим, – прокомментировал услышанное Родион Борисович, – И ежели они это сумеют сделать, то мы вакуумный завод прямо в космосе разместим. А продукцию будем опускать на лифте.

– Возможен ли такой лифт с технической точки зрения? – усомнился я.

– Это было придумано уже давно, – ошарашил меня Боев, – Это ещё Артур Кларк придумал.

– Земля наша вертится. Что же, и корабль станет крутиться вместе с Землёй?

– Да. Это называется геостационарная орбита. Не только «Мир», много и других станций на этой орбите и крутятся вместе с Землёй.

– Как самолёты будут облетать этот лифт? И потом молнии станут бить, уходя по нему в Землю.

– Знаешь ли, ты хорошую мысль подал, – сиял Родион Борисович, – Мы с этого лифта станем ещё и электричество извлекать, которое, только для начала, осветит нам всю Сибирь. Понимаешь ли, если удастся построить эту штуку, то можно сразу пять глобальных задач решить. Тут проблема не в самом соединении. А в том, чтобы это соединение не оборвалось. Вся эта «фигня» будет такая тяжёлая, что будет рваться под собственным весом.

– А ведь это «вавилонская башня», – засмеялся я.

– Совершенно верно. В чистом виде «вавилонская башня», – согласился со мной Боев.

Беридура отошёл, оставив нас. Кто-то позвал его пить пиво. Станислав Мазаевич не мог игнорировать такое приглашение.

– Надо сделать даже не дирижабль вакуумный, – продолжал Боев, – Это пустяки. Следует сделать вакуумные шарики. Если такую штуку изготовить, то мы сможем делать всё, что угодно. Маленькие платформы, летающие в воздухе столы, кровати, летающие машины. Всё, что угодно.

– То есть сама возможность использования «приручённого» вакуума, больше и значительнее дирижабля?

– В принципе – да!

Тут, чёрт меня дёрнул, сказать Родиону Борисовичу о том, как Сорванцова схватила в магазине меня за руку и долго не отпускала.

Боев покраснел и принялся расхваливать супругу:

– А какая жёнушка у меня умница, такой знатный ужин мне вчера устроила! Как же она меня любит.

– Знамо, как. Помнишь, в постели со студентом застал? – припомнила Боеву Зинаида Захаровна Медякова.

– Это же было всего один раз, – стал оправдываться Родион Борисович. – И потом, жёнушка обещала мне, что подобное больше не повторится. Я ей поверил и простил.

– Не надо тебе было на красивую и молодую зариться. Сам-то, поди, не Аполлон Бельведерский. Впрочем, я тоже в юности ветреной была, – стала вслух вспоминать Зинаида Захаровна. – Ветрена и красива. Кудри спадали мне на спину и доходили до коленных изгибов. На высокую грудь мою можно было положить томик Большой Советской Энциклопедии, а на книгу поставить до краев наполненный стакан с водой. И представь, грудь всё это держала.

– Где же хотя бы остатки от всей этой роскоши? – ответил любезностью на любезность кормилец кошек.

– Старость, Родион. Этим всё сказано. Годы хоть какую красоту исказят.

– А какие твои годы? Ты же меня на десять лет младше, а выглядишь так, словно мы сверстники, – поддел Боев.

– Я ведь женщина, – не обидевшись, парировала Зинаида, – а бабий век короток.

Медякова фантазировала, художественно описывая свою ослепительную прелесть в молодости. За три десятилетия, что жил я в одном подъезде с ней, она ничуть не изменилась. Ничего из того, о чём она так красочно словесно живописала, у неё в действительности не было.

И вот в этот момент из подъезда во двор вышла настоящая красавица с карликовым пуделем абрикосового цвета. У неё были длинные густые волосы пшеничного цвета, синие глаза, аккуратный, чуть вздёрнутый носик. Обаятельная улыбка. Чёлка. Она напоминала французскую актрису Катрин Денёв в молодые годы. Только была ярче последней. Девушка была одета в джинсы, заправленные в синие резиновые сапоги и голубую вельветовую куртку. Незнакомка со всеми вежливо поздоровалась и пошла по своим делам ровной уверенной походкой.

– Это Танька, – заметив мой интерес, пояснила Зинаида Захаровна, – Ерофея Владимировича внучка. Старик прихворнул, так она приехала по хозяйству ему помочь. Дочка Даши Ермаковой, покойницы. Трудная судьба у девчонки. Я Таньку имею в виду. Проституткой работала, теперь вот, вроде как образумилась, пошла на исправление. За дедом больным ухаживает, ждёт смерти его, чтобы квартиру захватить.

– И всё-то вы знаете, – попенял Медяковой Боев.

– Да, согласен с вами, – невольно вырвалось и у меня, – не хочется верить…

– Хороша девчонка, – не унималась Зинаида Захаровна. – И наш участковый, Игнатьев, на неё глаз положил, предложение руки и сердца сделал.

– Ну, и как? – осведомился я, слыша учащение ударов собственного сердца и понимая, что в случае положительного Таниного ответа участковому миокард мой может не выдержать и разорваться.

– Отвергла, – успокоила меня Медякова, – жидковат он для Таньки. Деньги большие обещал. Но я так думаю, если бы её интересовали деньги, то она бы занятия проституцией не бросила.