Море глухо рокотало, и волны вспыхивали на солнце холодными искрами, украшая путь одинокой лодки, постепенно исчезающей из виду.

Глава 22

СКАТЕРТЬ-САМОБРАНКА

- Скатерть принес? - огорошил Дунаева резким вопросом Поручик, как только тот вернулся в Избушку.

- Что? - переспросил Дунаев. - Скатерть? Да зачем она нужна? Не до разносолов заморских сейчас. Пусть ребята пользуются - им ведь в катакомбах теперь жить надо будет.

Дунаев вернулся из Одессы довольный собой, гордый тем, что недаром потратил время - проделал большую и важную работу, можно сказать, за неполные сутки заложил основу партизанского подполья в Одессе, боеспособного, с налаженными потайными связями, хорошо вооруженного. Он чувствовал себя настоящим бойцом. Но Поручик смотрел на него как-то странно, прищурившись, без улыбки.

- Эх, парторг, много я на тебя сил потратил, думал, воина из тебя сделаю, а теперь вижу, что зря старался. Как ты был тетерей, олухом Царя Небесного, таким и остался. Я ведь в Одессу тебя не на митинг посылал, не на партсобрании выступать. Я тебя за скатертью посылал. А ты: "разносолы", "разносолы"! Ничего в деле не понял. Неужели ты думаешь, что такая страшная вещь ради французских паштетов существует? Она - САМОБРАНКА, сама на бранное дело ходит, в брани смертные вступает, сама врагов одолевает, в узел стягивает и хозяину подносит. Впрочем, парень этот, Бадай, хоть и мелкая шпана, а все же, гляжу, смекалистее тебя. - С этими словами Поручик вытащил из кармана Дунаевского пыльника свернутую скатерть. Один резкий взмах - и Скатерть развернулась в затхлом воздухе Избушки. На этот раз на ней не было ничего - ни яств, ни вин, ни столовых приборов, - только посыпалось на пол что-то вроде горстки старых сухих крошек. Скатерть уже не казалась белоснежной, как в первый раз, напротив, она была какая-то захватанная, грязная, жеваная, с пятнами. Дунаев удивленно уставился на нее.

- Может, это не та? - неуверенно спросил он. - Другую подсунули?

- Она, она, родимая! - радостно причмокнул Поручик. - Так-то она лучше, мощнее. Ты еще увидишь, на что она способна. Ну ладно, рассказывай, кого в Одессе видел?

- Да там немало отличных ребят, - приосанился парторг. - С Сеней Головные Боли встретился, с другими. Но самый надежный - Молодцов-Бадаев. Я сразу, как увидел его, понял - будет руководитель партизанского отряда. И другие ребята что надо - Шоня, Зусман, Макарон. Бывалые, решительные, храбрости не занимать. У них фактически подпольная сеть уже налажена - и связь, и оружие, и убежища...

- Ладно вздор городить! - неожиданно прервал его Поручик и нахмурился. - Ты лучше скажи, такого человека не видел: пожилой, лысый, в мешковатых штанах, лицо болезное, похож на кладовщика?

- Нет, такого не видел, - оторопел Дунаев.

- А железку ржавую, несмазанную, которая сама собой скачет и топориком помахивает? А? Не видел?

- Нет.

- А маленькую девочку с черной собачкой не встречал? А на ногах у нее...

- Какие там на хуй девочки! Весь город как мертвый, только шпана лихая по улицам шляется.

- Шпана, говоришь? - усмехнулся Поручик. - Есть шпана пожестче твоих друзей с Молдаванки. Скажи, такого не видел ли случаем: мягкий, пухлый, весь в соломе, ноги подгибаются, то и дело падает, из жопы трава торчит?

- Да не видел я таких! - вскричал Дунаев, но вдруг засомневался: Впрочем, погоди. Как ты говоришь: "весь в соломе и то и дело падает"? Да, вроде видел "то-то такое, на пляже в Аркадии. Дело было перед рассветом, темень, так я толком не разглядел. Вижу только, какой-то хуй сверху по обрыву бредет, голова качается, сам весь словно бы в перьях и по земле валяется.

Поручик встал и в волнении заходил по комнате. Он сосредоточенно думал о чем-то своем, даже покусывал губы.

- Теперь Черноморскому флоту пиздец! - пробормотал он, нахмурясь. Внезапно он резко обернулся к Дунаеву и гаркнул так, что затряслись стены Избушки: "Ты понимаешь, что теперь Черноморскому флоту - пиздец!"

Дунаев встал с лавки. Почему-то он еле стоял на ногах. Его шатало, а голова сильно кружилась. Было непонятно, то ли это дает о себе знать усталость после одесской экспедиции, а также заявившееся похмелье, вызванное большим количеством выпитого на Молдаванке алкоголя, то ли так выглядит приток новой нечеловеческой мощи. По этому поводу в голове Дунаева вспыхнуло мутным каламбуром откровение: "Мы - в руках интересных сил!"

- Полетели! - прохрипел он изменившимся голосом. -Полетели, отомстим фашистским опарышам за наших моряков!

- Вот таким ты мне нравишься! - неистово закричал Поручик. - Аида на Черное море! Аида на курорт! Не все же нам вкалывать на синих червей, надобно и отдохнуть! А ну, парторг, держи хуй пистолетом! В Крыму еще бархатный сезон! Щас позагораем, искупаемся, сыграем в бильярд, в преферанс, в гигантские шахматы! Смотаемся в Ласточкино гнездо! Найдем себе двух молоденьких ласточек-смуглянок! А, парторг, нахлестывай сильнее, и посвистели в заслуженный отпуск!

Поручик пронзительно, по-бандитски, засвистел, засунув два пальца в рот. после чего схватил со стола Скатерть-Самобранку, в одно мгновение свернул ее жгутом и стал, словно на хлыстовском радении, стегать себя ею по всему телу, стремительно вертясь вокруг своей оси и повизгивая. Поддавшись этому экстазу, Дунаев рывком выдернул из штанов ремень и тоже стал охаживать себя со всех сторон, забыв о всяком сострадании к своему телу. Они вращались все быстрее и быстрее, обжигая себя ударами и постепенно теряя сознание от ветра, боли, восхищения и невольного смеха, смешанного с невольными слезами. Вокруг все подхватило этот свист и повизгивания. Все завертелось. И развернулась, как хвост гигантского, расстрелянного из пушек павлина, радостная и неистовая Прослойка.

Когда наступило изнеможение и пришло время падать, Дунаев ощутил, что падает в теплый песок. Сознание вернулось не скоро. Вернувшись, оно застало обоих томно распластанными на пляже под жаркими лучами крымского солнца. Пляж был пуст. Поручик вскочил, скинул с себя свое тряпье и, оставшись в черных трусах до колен, стал бегать по полосе прибоя, смешно задирая ноги и шлепая себя ладонями по груди и животу. После самобичевания на теле его не осталось никаких следов, напротив, тело казалось молодым, сильным и странно контрастировало с морщинистым бородатым лицом. Скатерть-Самобранка, все еще свернутая жгутом, валялась рядом в песке. Побегав, Поручик вошел в море и поплыл. Дунаев последовал его примеру и, сбросив одежду, вошел в море. Ласковое море обняло его. окружило сверканиями солнечных бликов, опьянило свежим запахом йода и соли.