— Сто верблюдов? — Скобелев встал с тахты. — Всего сто верблюдов? Да вы что, смеяться надо мной вздумали, пристав?! Да мне же не сегодня завтра грузы надо перебрасывать в Бамп! Идите и подумайте, где вам взять шесть тысяч верблюдов!

— Слушаюсь, господин генерал-адъютант.

Караш вышел, и Скобелев сразу сказал Студитскому:

— Вы тоже слоняетесь где-то. Отряд следует в Бами, а вам и дела нет.

— Но ведь планом предусмотрено войти в Ахалтекинский оазис только через три года! — возразил капитан. — До того времени мы должны заниматься благоустройством опорных пунктов и все конфликты решать мирным путем.

— Обстановка изменилась, капитан. Я строю свои планы и меняю нх, исходя из обстановки.

— Господин генерал, но я тоже хорошо изучил обстановку.

— Я читал вашу записку, — с легкой усмешкой сказал Скобелев. — Позволю вам заметить, это не деловая записка, а жалкий бред гимназиста, не выросшего из фланелевых штанишек.

— Для чего же вы назначили меня начальником мирной миссии?

— Не я вас назначил, доктор, а Обручев. Это он рекомендовал вас Милютину. И попрошу говорить со мной согласно вашему чину. Иначе я прогоню вас прочь от себя!

— Да, господин генерал, вероятно, так и случится. К сожалению, власти старшего по званию не может противостоять никакая логика. Но я хотел бы воспользоваться своим правом. Я ведь со своей миссией не вхожу в состав вашего отряда. Я подчинен непосредственно военно-ученому комитету и потому выполняю инструкции Обручева. Не смогли бы вы, господин генерал, на время забыть о моем звании и говорить со мной, как с начальником русской миссии, параллельно действующей с вашей колонной?

Скобелев хмыкнул, помолчал, посмотрел на штабистов. Свита, молча следившая за словесным поединком командующего и доктора, зашевелилась. Скобелев угадал по глазам Петрусевича, Гродекова и других, что будет лучше, если острая беседа не перерастет в перепалку.

— Хорошо, капитан, — миролюбиво сказал Скобелев. — Ответьте мне на вопрос: почему вы считаете, что в Кизыл-Арвате моему отряду стоять можно, а в Вами — нет? Но прежде чем услышать от вас ответ, я постараюсь ввести вас в курс своих замыслов. Итак, я исхожу из того, что, заняв передовые позиции в Вами, в непосредственной близости от Геок-Тепе, ставлю английские отряды Робертса и Барроу в самое затруднительное положение. Теперь уже, в случае конфликта с Англией, я первым подхожу к Геок-Тепе, а не они, поскольку их отряды стоят от Ахала дальше. Я закрепляюсь в Вами и не предпринимаю никаких военных действий, то есть веду себя так, как бы вел, живя с отрядом моим в Кизыл-Арвате. Теперь отвечайте, почему вы так боитесь моего похода в Вами?

Доктор, высокий, худощавый, с гордым достоинством стоял у двери. Скобелев, разговаривая с ним, даже не предложил сесть, и это оскорбляло Студитского.

— Господин генерал, — сказал он. усмехнувшись, — поскольку беседа наша ведется на равных, то позвольте и мне сесть?

Офицеры на тахте легонько засмеялись. Скобелев двинул бровями и указал место на тахте. Капитан сел. Командующий спросил, ухмыльнувшись:

— Может быть, подушку под локоть изволите?

— Спасибо, господин генерал, обойдусь.

— Ну, так отвечайте на мой вопрос: почему вам не угоден мой поход в Вами?

— Отвечу, конечно. Дело в том, господин генерал, что, переступая границу Ахала, да еще с крупным вооруженным отрядом, вы недвусмысленно заявляете текинцам: я иду на вас войной. Далее уже ни о каких мирных делах говорить с ними нет смысла. Если сейчас текинские ханы в растерянности — одни хотят мира, другие зовут на помощь англичан, — то с приходом вашего отряда в Вами они все объединятся, чтобы Дать вам отпор. Логично?

— Логично, с вашей точки зрения, — согласился Скобелев. — А теперь выслушайте меня. Если я поставлю свой отряд в Кизыл-Арвате и займусь мирным устройством прикаспийской территории, то сразу же по всей Средней Азии разнесется молва: Скобелев боится текинцев, боится англичан, шаха и всех прочих. Логично? — подчеркнуто жестко выговорил он.

— Логично, но тоже — с вашей точки зрения, — отозвался капитан.

— Как вам известно, капитан, когда сталкиваются две точки зрения, то это мешает друг другу и играет на руку неприятелю. Может, вы уступите мне? Все-таки я командующий, — сказал он, посмеиваясь.

— Вы нарушаете, господин генерал, утвержденный план экспедиции. Я не уступлю вам. Я обязан сообщить о ваших действиях генералу Обручеву и генерал-фельдмаршалу Милютину. Если вы войдете в Ахал — мирные устремления моей миссии обречены на провал.

— Вы свободны, капитан, — с вежливой злостью сказал Скобелев. — Идите.

— Честь имею, — сказал Студитский и, встав с тахты, направился к двери.

— Кстати, капитан, — бросил вслед Скобелев, — вы встречались с Тыкмой-сердаром… Он что — просил у меня мира?

— Нет, господин генерал. Он жаждет бросить весь свой народ против ваших штыков. Именно поэтому необходимо добиться мирного договора. Воюют генералы и ханы, а гибнут солдаты и дехкане. Но разве они повинны в чем-то?

Студитский попросил часовых, чтобы открыли ворота. Оказавшись вне крепости, он почувствовал, как тяжело навалилось на него черное небо с крупными блещущими звездами. Ночь была на редкость черна, а звезды так близко, что физически ощущалась высота плоскогорья, на котором расположился скобелевский отряд. Освоившись в темноте, капитан направился к месту, где развьючил верблюдов Худайберды. Его он нашел сидящим на кошме. Около кошмы дымил костерок и разговаривали джигиты.

— Ай, доктор, чем не угодил Худайберды ак-паше? — пожаловался хан. — Зачем не захотел со мной говорить?

— Ничего, ничего: завтра примет, не переживай, — успокоил его Студитский. — Дел у генерала много.

— Садись, доктор, чай пить будем.

— Худайберды, мне хороших людей повидать надо. Ты не жди меня, ложись. Завтра увидимся.

Капитан пожелал хану спокойной ночи и направился к шатрам Красного Креста. Надя сидела у того же костра с морским офицером, вороша прутиком жаркие угли. Студитский окликнул ее. Она встала и, видя, как пытливо заглянул ей в глаза доктор, смущенно сказала:

— Лев Борисыч, это наш… моряк из Кронштадта… Мичман.

— Очень рад, — сказал Студитский.

— Доктор, Елизавета Дмитриевна ждет вас. Я сказала о вашем приезде, — тут же сообщила Надя. — Вы будете жить во втором шатре: там князь Шаховской и какой-то акционер. Графиня сейчас у них.

Надя проводила Студитского к шатру, отодвинула полог и доложила:

— Ваше сиятельство, доктор…

— Ах, Надежда Сергеевна, как вы любезны! — воскликнула графиня и позвала капитана: — Доктор, голубчик, заходите поскорее, мы так соскучились по вас!

— Добрый вечер, господа, — кивнул Студитский и поцеловал графине руку. — Здравствуйте, ваше сиятельство.

— Слава богу, что приехали. Мы думали, вас похитили кочевники, — в шутку сказала Милютина.

Шаховской и Эльфсберг улыбнулись. Оба подали капитану руки. Графиня тотчас усадила его на раскладной стул и встала напротив, скрестив на груди руки.

— Ну-ка, рассказывайте, где же вы были? У вас такой утомленный вид. Вы, вероятно, очень устали, доктор?

— Нет, нет, ничего. Просто я весь день провел в седле и запылился. Дел много, Елизавета Дмитриевна. И перспективы наметились самые прекрасные. Но увы! Все может рухнуть за один день, за час. Командующий принял решение изменить маршрут экспедиции, а это значит, изменится и обстановка в здешних местах. Если загремят выстрелы — мирный покой этого края будет нарушен, и тогда долго нам придется добиваться того, что уже успели сделать.

— Доктор, ради бога, не говорите загадками, — попросила графиня. — В конце концов, я должна знать — что происходит! Отец меня предупреждал, чтобы мы вели себя с аборигенами по-человечески.

— Произошло непредвиденное, Елизавета Дмитриевна, — сказал капитан. — Скобелев пересмотрел свои планы. Отряд отправляется в Ахал на два года раньше предусмотренного срока.