Но вот наконец получено разрешение на вылет. Партизаны сообщили — площадка для приема самолета у немцев отбита. Мы с Николаем втискиваемся в маленькую кабину. У-2 спокойно тарахтит в темном небе. Вдруг очередь трассирующих пуль едва не срезала левое крыло нашего самолета. А мы беззащитны. Только переглянулись с Николаем, словно попрощались. У-2 скользнул к земле, выровнялся и понесся над самыми верхушками деревьев. Фашистский истребитель скрылся.

Вскоре мы увидели внизу желтые огни сигнальных костров. Летчик, сделав круг, посадил самолет на лесную поляну.

Мы на земле Белоруссии, в Ушачской партизанской зоне.

Нас окружают плотным кольцом партизаны. Они шутят, смеются. Нас удивляет их спокойствие. На Большой земле предупредили: в партизанском крае обстановка сейчас очень опасная.

Нас направили в бригаду Алексея Федоровича Данукалова. Размещается бригада в деревне Великие Дольцы. Алексей Данукалов — еще молодой человек, волевой, быстрый, цепкий.

— Снимайте, что хотите, — говорит комбриг. — Вот с Зюковым держите связь. У него в отряде всегда много боевых дел.

Утро уже по-весеннему солнечное. С небесной выси доносятся трели жаворонка. Тихо, мирно. Какая там война?! Идем по лесной дороге. Деревушка. На огородах крестьяне роют ямы — прячут свои немудреные пожитки. Почему люди покидают деревню? Ведь даже признаков приближения немцев нет.

Ближайший лес ожил, зашумел — прямо цыганский табор. Люди готовят еду, доят коров, стирают белье. Но вот со стороны солнца появляется самолет — и лес затаился. По самолету не стреляют — не фронт.

Самолет сделал круг и сбросил листовки. Покачиваясь, они медленно опускаются в лесную чащу, белыми птицами рассаживаются на голых ветках деревьев. Содержание их известно: белорусы, братья и сестры, не оказывайте сопротивление «законным властям». Едва скрылся немец-пропагандист, как появилось звено «юнкерсов». Их «агитация» оказалась более весомой: бомба за бомбой ложились на улицы, во дворы оставленной деревушки. Съемку мы вели среди грохота разрывов и пламени пожара. Это были горькие, жестокие кадры разрушения.

На передовую выбраться так и не успели. Передовая — это кольцо обороны вокруг партизанской зоны. Там шел бой. Однако к вечеру все притихло. Потемневшее небо перечеркивают немецкие осветительные ракеты. В этот день был убит Зюков…

Партизанские разведчики взяли «языка». Им оказался ефрейтор-власовец. Власовцы воюют против партизан. В моем сознании это никак не укладывалось.

— Ведь свой же, русский! — говорю я Николаю.

Писарев, всегда немногословный, бросает только:

— Сволочь!

Одиннадцатого апреля 1944 года немцы нанесли мощные удары по всему партизанскому району Полоцко-Лепельсой зоны. Против партизан действовали пехотные дивизии, танки, артиллерия и авиация. Конечно, обо всем этом в то утро мы еще не знали, когда шли на передовую.

Мы уже давно слышим трескотню пулеметов, винтовочную стрельбу. Грохот нарастает, становится ближе.

— Чуете? Жмут! — говорит бывалый партизан, который ведет нас на передовую.

Я улегся за холмиком рядом с пулеметчиком. Из дальнего кустарника появляются фигурки. Немцы! Они неприцельно, на ходу, палят из автоматов. Грохоту много, но и только. Партизаны ответного огня по немецким автоматчикам не открывают.

Мы с пулеметчиком держим фашистов на прицеле. Только партизан смотрит сквозь прорезь прицела пулемета, а я через визир кинокамеры. Киноаппарат и пулемет заработали почти одновременно, когда по всей линии обороны открыли огонь пулеметные расчеты. Наступающая цепь сломалась. Кто-то упал, кто-то по инерции продолжает бежать, кто-то повернул назад, спасаясь от партизанских пулеметов. Вдруг тишина. Почему?

Опустились сумерки. В тяжелых, набухших от влаги шинелях возвращаемся в лагерь. Горящий лес бросает отсветы на низко плывущие облака. Эта картина свинцовой тяжестью ложится на душу…

Близкий взрыв сорвал нас с постелей. Домишко качнулся, жалобно звякнули оконные стекла. Полуодетые, схватив кинокамеры, мы выскочили на улицу. На востоке небо чуть розовело. Утренний холод пронизывал до озноба.

И тут шум моторов и резкий скрежет заставили меня оглянуться. Я увидел танки. Первая машина, развернувшись, своротила угол дома. Ее широкие траки безжалостно смяли еще голые и беззащитные фруктовые деревья. Немецкие танки выползли на деревенскую улицу. Люди поспешно покидали свои дома и бежали вниз, к реке, за которой темнел спасительный лес. Мы побежали со всеми.

Пушки танков в упор расстреливали бегущих. Осколки с визгом резали воздух.

Укрываясь за домами, сараями, мы снимали ползущие стреляющие танки. А положение между тем складывалось нешуточное. Гитлеровцы заняли деревню. Партизаны начали отходить на новые позиции. Мы заняли оборону в районе озер Тетча и Березовое. Здесь в жестоком ночном бою удалось разгромить карательный отряд и даже захватить трофеи: минометы, пулеметы, автоматы.

Тогда немецкое командование решило крупными силами пехоты и танков нанести удар с юга. С утра до вечера бомбежка. Гул от разрывов бомб стоял непрерывный. Мы с Николаем много снимали. И вместе со всеми держали оборону.

Кольцо окружения сжималось. Партизанам не хватало оружия и боеприпасов. Поэтому все недостающее добывали в бою. Вчера я снимал орудие, которое партизаны сняли с подбитого немецкого танка. Его поставили на самодельный лафет, приладили к нему колеса от сеялки. Это было здорово.

Гитлеровцы под прикрытием артиллерии вышли к реке Шоша. Партизаны, экономя боеприпасы, подпустили их на близкое расстояние и встретили дружным огнем из пулеметов и автоматов. Бой длился около часа. Бросив на поле боя убитых и раненых, враг отошел.

И снова бой, долгий и тяжелый. Партизаны сражались самоотверженно, героически. Но с каждым днем, даже с каждым часом положение становилось все более тяжелым. Ряды партизан таяли. Все больше было раненых. В отряде один врач и несколько санитарок. Им помогали, как могли, местные жители. Нет медикаментов, бинтов. Эвакуировать раненых на Большую землю невозможно.

Иногда из-за линии фронта прилетали самолеты. У каждого на буксире было по два грузовых планера. Самолеты, не имея посадочной площадки, отцепляли планеры и, развернувшись, улетали. А планеры садились. Они доставляли боеприпасы и немного медикаментов. Партизаны быстро разгружали планеры и тут же сжигали их.

Однажды с Большой земли пришла радиограмма: «Зажгите костры по всему переднему краю. Поможем с воздуха». И костры зажглись. Ночь выдалась темная. Ждали. Наконец послышался отдаленный гул. Сначала мы увидели вспышки, затем донеслись и звуки разрывов. Горизонт был охвачен заревом.

А днем в небе появилась фашистская авиация. На израненную землю снова посыпались бомбы. В ушах звенело, стоял такой грохот, что не было слышно собственных голосов. Ударила вражеская артиллерия. Надо было предпринимать решительные меры.

К исходу дня 1 мая был получен приказ: прорываться из окружения. Прорываться решили в северо-западном направлении на участке железной дороги Полоцк — Крулевщизна. Из добровольцев были сформированы штурмовые группы. Все ждали наступления темноты.

И вот выступили. Бесшумно идут колонны партизан, за ними обозы и тысячи мирных жителей. В ночь на 3 мая к участку прорыва подтянулись повозки с ранеными. Всю ночь партизанские бригады пробивались через фашистские заслоны. На рассвете вышли к деревне Рожновщина.

Деревня пуста. Вдруг я слышу отчаянный детский плач! Вбежал в избу — на полу сидит малыш. Зовет мать. Огляделся — никого. Я протянул крохе кусок сахара. Что дальше? Куда девать малыша? Выручил Вася Стремович — парень, скорый на решения. Он ворвался в дом с ручным пулеметом, долго не размышлял — сорвал с себя куртку, завернул в нее малыша, выскочил на улицу…

Сделали привал в лесу. Хоть и весна, но сыро, холодно. Костров не разжигали. Люди, выбившись из сил, падали на землю и тут же засыпали. Лошади грызли ветки с набухшими почками.

Весь день дождь. Немцы бомбят лес, с бреющего обстреливают все, что можно обстрелять. Идем по болоту. Артиллерии по топи не пройти — орудия пришлось взорвать. В сумерках двинулись в сторону большака Ушачи — Кубличи. Отряд шел всю ночь. На рассвете остановились в редком лесу на высотке. Заняли круговую оборону.