— Мы обязательно что-нибудь выберем, — с неохотой отрывая взгляд от сладких сокровищ, пообещал Марк, — но сначала позвольте мне выполнить свой долг, иначе я просто позабуду об этом.

— Что ж, у вас будет повод вернуться вновь, — игриво заметила пряничная барышня слева.

— Я и без того вернусь, — усмехнулся Марк. — И не раз. А пока, помогите мне, прекрасные дамы, выяснить то, что мне нужно.

— Ты пока обсуди это, — небрежно кивнул ему Филбертус и отошёл туда, где на многоярусных резных полках стояли тарелочки с конфетами.

— Скажите мне, дамы, не заходил ли к вам бедняк в простой одежде, высокий, светловолосый, с неровной кожей на лице.

— Ах, этот… — хозяйка недовольно поджала губы. — Заходил какое-то время назад, может, с неделю. Таращился по сторонам, нюхал так, что казалось, втянет в себя всю присыпку с печенья. Я выгнала его, пригрозив позвать стражу.

— Он ещё раз заходил! — воскликнула барышня слева. — В прошлый тёмный вечер. Мы уже начали закрывать ставни, когда он ввалился. Мама хотела снова его прогнать, но он вытащил из кармана горсть золотых монет. У нас остались пирожные, которые на следующий день мы не смогли бы предложить нашим дорогим посетителям, потому и продали ему несколько штук.

— «Подвязку фрейлины»?

— Да, пару, они уже начали подсыхать. И конвертик конфет с лещиной и изюмом.

— И больше он не приходил?

— Сказал, что зайдёт, — усмехнулась барышня справа, — но, к нашему облегчению, так и не явился. Голодранцам не место в нашей кондитерской, здесь бывают господа из дворца. Что они скажут, если увидят такого грязного бедняка в нашем заведении!

— Да, — гордо кивнула хозяйка. — К нам часто приходят знатные господа. В другие лавки они посылают прислугу, но к нам приходят лично, благо, их дома расположены неподалёку, да и до дворца рукой подать. Ведь так приятно самому выбрать лакомство для себя и своей дамы? — она улыбнулась.

— Безусловно, — согласился Марк. — Надеюсь, сегодня у вас пирожные «Подвязка фрейлины» не подсохшие?

Хозяйка тут же клятвенно заверила, что всё, что выставлено на столах, совершенно свежее, и он выбрал сладости для жены и сына, после чего расплатился и велел доставить покупки в свой дом. После этого ему пришлось ещё задержаться, поскольку Филбертус с видом знатока выбирал конфеты и печенье в таких количествах, словно собирался подкупить всю женскую половину дворца.

Когда молодые люди вышли на улицу, уже начало темнеть и в воздухе появилась неприятная морось.

— Значит, он был здесь, — проговорил Филбертус, потирая руки. После посещения кондитерской его настроение улучшилось, и он явно предвкушал приятный вечер в компании с бокалом вина и вазочкой с конфетами. — Возвращаемся во дворец?

— Вовсе нет! — воскликнул Марк, с удивлением взглянув на него. — Нужно пройтись по лавкам и поговорить с прислугой и сторожами, может, ещё кто-то видел его здесь. Мы уже выяснили, что он тут бывал, а, стало быть, его заказчик живёт здесь или на соседних улицах. Нужно выяснить, где, и сделать это лучше поскорей, а то, как бы у нас аристократы не начали бродить по улицам в виде мертвецов!

— Опрашивать всех этих… слуг? — ужаснулся Филбертус. — Но, может, более уместно будет поручить это вашим сыщикам?

— Начать лучше сейчас, пока не закрылись лавки. Сделаем так: оруженосцы пройдут по лавкам, а мы с тобой обойдём особняки. Их не так много. К темноте успеем обойти всю улицу, а потом уж вернёмся во дворец и отправим на поиски сыщиков.

— И то верно, — подтвердил его правоту Эдам. — По особнякам лучше пройти вашей светлости и вашему сиятельству, потому что сыщиков там могут и на порог не пустить, не то что отвечать на их вопросы.

— Ты смеешь встревать в разговор господ? — высокомерно поджав губы, уточнил оруженосец Филбертуса, разряженный как кукла и блиставший кружевным жабо и перстнями на руках.

— Ты должен обращаться ко мне «ваша светлость», — фыркнул ему в ответ Эдам.

— Он прав, мой милый Персиваль, — Филбертус похлопал своего оруженосца по плечу. — Его имя барон Аларед, господин Дарси тоже не на конюшне родился, так что будь учтив и постарайся с ними подружиться, это тебе пригодится в будущем. Иди с ними, смотри по сторонам, может, что-то заметишь.

— Идёмте, господин Персиваль, — вежливо позвал его Шарль, и тот хмуро взглянул на него.

— Для вас, господин Дарси, я господин де Ланьяк, — заявил он, но всё же пошёл следом.

— Он сын маркиза де Ланьяка? — удивился Марк, глядя ему вслед.

— Бастард, хоть и признанный, его мать — камеристка старушки Инес, так что парень сам не знает, кто он: аристократ или плебей, потому и ведёт себя так.

— Ну, это до первой попойки с Эдамом, — усмехнулся Марк и направился к крыльцу соседнего дома.

Маркиз де Вард тем временем сидел в своём кабинете возле камина и жестоко страдал. Будущее представлялось ему в весьма мрачных тонах, потому что, с одной стороны, перед ним снова в полный рост встал вопрос, как вернуться ко двору, а, с другой, он вдруг понял, что времена изменились, теперь во дворце заправляют совсем другие люди, и ему, чтоб удержаться возле трона, придётся быть учтивым с ними. Он особенно остро почувствовал это сегодня во время визита барона де Сегюра. Он помнил его не только нагловатым юношей, который вечно был где-то рядом и от него приходилось ждать глупых шуток и всяких оскорбительных выходок, но и маленьким озлобленным ребёнком, который вечно таскался за инфантом Арманом и свирепо посматривал на всех, кто смел приблизиться к его хозяину. Он напоминал тогда дикую зверюшку, на которую принц то и дело покрикивал, видимо опасаясь, как бы его питомец кого-нибудь не искусал. Де Варду тогда казалось, что он водит с собой везде этого волчонка для того, чтоб эпатировать приличную публику. С тем же успехом он мог водить на поводке настоящего медвежонка или носить на плече енота, который срывал бы с дам понравившиеся ему броши и ленты. Он даже объявил его бароном, подобрав ему имя бесславно погибшего обнищавшего аристократа, могила которого затерялась где-то на просторах королевства. Подлинный де Сегюр уже не мог защитить своё имя, и принц, став королём, без дальнейших проволочек приказал оформить права своего любимчика на имя и титул.

И вот теперь этот самозванец, как равный, явился в дом маркиза, и ему пришлось принять его если не с почётом, то с должным уважением, говорить с ним в своём кабинете, и терпеливо отвечать на его нелепые вопросы. И сколько там теперь таких? Провинциальный барон Делвин-Элидир вдруг стал маркизом и правой рукой короля, и в окружении Жоана много подобных выскочек, не говоря уж об истинном позоре: в его ближний круг вошёл бастард графа де Жуайеза, который до сих пор известен под прозвищем Нуаре. И с этими людьми ему, маркизу де Варду теперь придётся общаться каждый день и при этом быть любезным.

Не менее маркиза тревожило и то, что он так и не получил изумруд, который обещал Хуану. Впервые тот, кажется, был действительно заинтересован в его подарке, и вдруг всё сорвалось. Что будет теперь? Он обидится и исчезнет, или всё-таки останется и потребует что-то взамен? Де Вард был готов на всё, лишь бы его золотой юноша вернулся и остался с ним. Он сидел, прислушиваясь, не раздадутся ли сзади тихие уверенные шаги, а потом он появится рядом, и при одном взгляде узких зелёных глаз маркиза снова проберёт сладкая дрожь.

Но было тихо, время шло. На улице начинался дождь и его крупные капли стучали по жестяному карнизу. Он может придти позже или даже завтра. Тёмное время суток тянется долго, и у де Варда тоскливо сжималась сердце от предчувствия того, что он будет сидеть в тишине, ожидая звука этих шагов весь оставшийся день, всю ночь, и снова день, и снова ночь, когда надежда на то, что они всё-таки прозвучат в анфиладе пустых комнат, станет отчаянной и оттого ещё более болезненной. А он может и не придти в этот раз, его иногда не бывает несколько дней. Чем он занят в это время, с кем живёт, с кем встречается? Может, с ними он куда более ласков и податлив? Де Вард почувствовал удушающую волну ревности, накрывшую его с головой. Кто это? Мужчина или женщина? Они в родстве или друзья? А, может, любовники? Он ничего не говорит, не даёт ни единого шанса узнать что-то о его жизни, что-нибудь такое, что помогло бы приблизиться к нему и хоть в малой степени привязать его к себе. Ему не интересно! Он ничего не должен своему случайному знакомому! Он просто делает ему милость, когда вот так является среди ночи и опутывает его своими золотыми сетями! Зачем это ему? Чего он хочет на самом деле? Что задумал?