– До моего пострига в монахини осталось меньше месяца, – послышался спокойный голос Марии, и Кассия, оторвав взгляд от изумрудной травы, густо пробившейся с южной стороны территории аббатства, посмотрела на подругу: светлое лицо той было преисполнено мира и какой-то благодати.

– Ты действительно хочешь стать монахиней? – прошептала Кассия. И как только она озвучила этот вопрос, очередная волна сомнений сковало сердце девушки, отдаваясь колкой болью в нем.

– Да, – Мария мечтательно улыбнулась, – для нас, женщин, это – лучшее. А ты, что же, сомневаешься?

Она внимательно посмотрела на Кассию, и тут же нашла ответ на свой вопрос.

– Даже не сомневайся, – Мария сжала ладошку подруги, – раз мы здесь – значит, так захотел Бог.

С этим невозможно было поспорить. Кассия, соглашаясь, кивнула головой. Вместе с Марией они начали спускать по холму, ближе к каменной стене – там, у ее основания, виднелись синие головки пролеска. Их колокольчики яркими пятнами контрастировали с серым укреплением, воздвигнутым для защиты священной обители.

– Весна, – выдохнула Кассия, присаживаясь на корточки и срывая три цветка – большего ей было и не надо. Она поднесла пролески к носу и втянула в себя аромат, исходящий от них. Они пахли жизнью – вкусно, так, что хотелось дышать и дышать ими. Их аромат так отличался от запаха, витавшего в стенах монастыря – там он был сырой, тяжелый и такой холодный. Эту зиму особенно было непросто переносить – Кассия болела почти месяц, мучаясь от кашля. Благо, монахини врачевали ее не только молитвами, но и целебными травами, поэтому девушка встретила весну уже здоровой.

Кассия и Мария продолжали гулять вдоль каменной стены около часа. Воздух, прогретый весенним солнцем, приятно ощущался, ласково касался лица и рук. Гулять бы, да гулять. И подруги бы сделали это, если бы не громкий крик одной из монахинь.

– Кассия, дочь Эдмонда! – звала она, повторяя и повторяя эти слова до тех пор, пока девушка не услышала ее и не поспешила на встречу.

Подхватив свою юбку, Кассия стала стремительным шагом подниматься по холму, и каждый шаг ее отзывался странным, доселе неведомым волнением в груди. Что это все значило? Увидев обеспокоенное лицо монахини, девушка еще больше занервничала. Обычно, служительницы монастыря были всегда спокойны и умиротворенны.

– Дочь Эдмонда! – щеки монахини покрылись красными пятнами, а брови сошлись на переносице.

– Да, – только и смогла выдохнуть Кассия.

– Пришли вести с твоего дома, – монахиня шумно вздохнула, – ты возвращаешься домой.

Эти слова подействовали на молодую девушку оглушающее. Она, замерев, стояла – не в силах ни пошевелиться, ни что-либо сказать. В висках лишь стучало сладкое, оказывается, столь долгожданное – «домой».

– Ну, что же ты стоишь? – монахиня схватила девушку за запястье и потянула на себя. – Тебя ведь уже ждут. Торопись. Ты уезжаешь.

Наконец, до Кассии стало доходить, что, быть может, причина ее возвращения домой – совсем нерадостная. Девушка, вскинув голову, устремила вопрошающий взор на монахиню и спросила:

– Дома что-то случилось? Мои родители…?

– Живы и здоровы, – закончила за Кассию монахиня. Женщина расплылась в довольной улыбке, затем добавила:

– И, поверь, весть, которую мы получили, обрадует тебя. Ты выходишь замуж.

– Замуж? – повторила подоспевшая Мария.

А Кассия, вновь ошарашенная, стояла и молчала. Ей казалось, что происходящее – всего лишь сон, и совсем скоро он закончится.

– Замуж, – громогласно так, сказала монахиня, привлекая этим внимание других послушниц – и те стали обступать кольцом Кассию.

– Как такое возможно, – наконец, немного придя в себя, произнесла девушка, – это – ошибка.

Она говорила, а в груди уже забилась птица, одно крыло которой был страх, а другое – надежда.

– Никакой ошибки нет, – монахиня протянула свиток, в самом низу которого стояла печать отца Кассии, лорда Эдмонда.

Кассия быстро пробежалась взглядом по витиеватым буквам. «А посему прошу немедля собирать мою дочь в дорогу, дабы будущий муж не ждал ее слишком долго»…

– Это правда, – не скрывая своего удивления, произнесла Кассия. И тут же, на лицах послушниц, в том числе и Марии, отразилась гамма чувств: смятение, сомнение, тревога. А дальше – у кого-то и зависть, а кого-то – грусть.

– Торопись, дочь Эдмонда, – сворачивая свиток, прогремела монахиня.

– Я помогу тебе с вещами, – положив на руку подруги свою ладонь, сказала Мария.

Как Кассия собрала в холщовый мешок свои вещи, девушка не помнила – она делала все механически, руки работали, а голова и сердце были уже в пути. Волнение, непонятное в душе предчувствие и сладкое ожидание встречи с родными, все окутало Кассию. Лишь когда на плечи был накинут дорожный плащ, в котором девушка приехала в аббатство, до нее, наконец, дошло. Она покидает святую обитель. Не быть ей невестой Христовой, а быть женой.

Странно, но некогда унылый серый коридор аббатства сейчас был залит солнечным светом, проникающим через аркообразные, тянущиеся к высокому потолку, окна. Будто знак с небес, лучи выстроили светящуюся дорожку для Кассии, обещая ей счастливое будущее. Ах, если бы все хорошие знаки сбывались!

Провожать послушницу вышла даже сама аббатиса. Низкая, широкая женщина, от строго взгляда которой, всегда хотелось спрятаться, величественным шагом приблизилась к Кассии. Девушка заметила, как смягчился взор аббатисы, когда она посмотрела прямо на нее. В серых глазах, напоминавших льдинки, засияло тепло.

– Дитя мое, – добрым голосом начала женщина, – будь хорошей женой. Ступай с миром и не держи на нас зла.

Вздохнув, аббатиса порывисто обняла Кассию – жест, который был так несвойственен, казалось бы, строгой женщине.

– Ты всегда сможешь найти здесь приют, – прошептала аббатиса, – но я буду молиться, чтобы у тебя не было для этого причин.

Искренность, звучавшая с уст этой суровой женщины, едва не заставила Кассию разрыдаться. Она обняла аббатису в ответ, затем, пришел черед прощаться с другими. Особо было грустно расставаться с Марией – за это время девушка успела привязаться к ней, как к сестре.

– Раз это случилось – значит, так захотел Бог, – на прощание, произнесла Мария.

Слова, сказанные ей, придали Кассии сил и решительности. Смахнув со щек капельки слез, девушка, сопровождаемая монахинями и аббатисой, направилась к воротам, где ее ждали…

Кассия испугалась. Подумать только. Ее ждали. Но кто? Это не были люди отца. Десять всадников на крупных, без сомнения, породистых конях – все, как на подбор, были черной масти. Их волнистая, длинная грива доходила им до середины ног. А сами всадники – высокие, темноволосые, со смуглой кожей, не внушали никакого доверия и желания присоединиться к ним. Хоть одежда на них была и богатая, и выглядели они не как проходимцы, их вид пугал Кассию.

Девушка нервно сжала ладошки – единственная возможность поддержать саму себя. Меж тем, Кассия ощутила на себе изучающие взгляды. Она не посмела поднять глаз – ей было стыдно, тревожно. Захотелось развернуться и убежать.

Александр смотрел на свою будущую жену, пытаясь отыскать в этой невысокой фигурке, укутанной в плащ, что-то, хотя бы напоминавшее ему женщину. Увы, это ему не удалось – она затерялась среди складок этой одежды. Мужчине даже не получилось разглядеть лицо своей невесты – все из-за накинутого на голову капюшона. Закравшаяся противная мысль «а не уродина ли она?» добавила очередную порцию раздражения в сердце Александра. Мало того, что он был вынужден в кратчайший срок покинуть родной замок, отправиться на корабле, да еще, не зная отдыха, с самого рассвета быть верхом, так теперь ему предстояло лично сопровождать будущую жену, даже не зная, как она выглядит.

Хотя это не могло уже изменить принятого решения – приказа отца, которому Александр был вынужден подчиниться. И все это – собственная покорность, быть может, даже слабость, выводило из себя молодого мужчину. Он не привык так жить. Но, видимо, пришло время повзрослеть.