Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Нет, нет.

- Уверяю вас. Я верю, что еще будут летать в небесах ангелы и что небо будет в алмазах.

- Ну, не в алмазах, так хотя бы в приличных звездах, - замечает кто-то будничный, в сером макинтоше и в галошах.

Погода стоит пасмурная, дождливая, в саду пахнет грибами, небо в одной сплошной серой туче.

* * *

Там же.

Молодая красивая лохматая, вечно заспанная и вечно зевающая женщина. Говорит мало, но на каждом шагу:

- Анег-дот!..

* * *

Девочка Вика (Виктория) девяти с половиной лет. Кормили мы с нею после обеда приблудных собак, которых так много здесь, возле Дома творчества.

Вика:

- Говорят: культура! культура! Надо раньше, чтобы нищих не было... и чтобы собаки голодными не бегали.

Насчет нищих это, конечно, с чужих слов, а о собаках - сама.

* * *

В Федосьинской сельской школе. Мальчик по моей просьбе рассказывает сказку:

- У одного старика был ковер. А ковер этот мог летать, как все равно самолет. Он так потому и назывался: "ковер-самолет".

* * *

Переделкино. Чудесный осенний день. Пруд и берега его, плотина, ветлы над ней, старый парк и деревня на противоположном берегу - все это и всегда хорошо, а сегодня - особенно. Тишина. Зеркало воды, и в нем - все это великолепие.

Стою, любуюсь. Шел через мост над плотиной немолодой демобилизованный, в обмотках, в стеганых ватных штанах, в замызганной пилоточке. Остановился в пяти шагах от меня, под серебряной ветлой и - в совершенном восторге, обращаясь, наверно, ко мне, но не глядя на меня:

- А? Смотри!.. Был бы я настоящий человек, не пьяница такой, нарисовать бы такую картинку.

Вздохнул, покачал головой:

- Да-а!..

И пошел не оглядываясь.

* * *

Видел двух собак - черную и светло-рыжую, которые прилежно охотились за мышами, что ли. Рыли передними лапами ямы, зарывались мордами в землю, нюхали и продолжали лихорадочно копить.

Я подошел ближе. Свистнул. Черная зарычала, подбежала ко мне, стала лениво лаять. Я цыкнул на нее. Она залаяла громче, несколько раз оглянувшись в сторону подруги и как бы зовя ее на помощь. Но та была увлечена охотой, отмахнулась хвостом и даже, как мне показалось, тявкнула:

- А ну его!..

Черная несколько раз гавкнула, исполнила свой собачий долг и побежала обратно по (черному с желтизной) жнивью.

* * *

Стригся и брился в быковской парикмахерской. Вышел оттуда и не понимаю: почему так тоскливо, так тягостно на сердце. О чем говорили с парикмахером? Ах, да. Он рассказывал о своих военных делах. Как ему повезло. У командира батальона прикомандированный к нему парикмахер "стала пухнуть" ("Вы понимаете? Да?"). Ну и он спешно откомандировал ее в другой батальон. И вот эта "пухнущая", давно уже разродившаяся и уже давно отстрадавшая женщина (я даже имени ее не знаю) прибавила горечи к моему и без того горькому дню.

А еще что? Ах, да. Спросил:

- Где же тот старик еврей, который работал здесь прошлым летом?

- Ах, Ефим Исаич! А он умер. Поехал к себе на родину, на Украину, и - в дороге умер.

- Он ведь, кажется, и жил здесь - на чердаке?

- Да, летом жил. У него там и кроватка осталась - хорошая, железная. И тюфячок.

И вот опять - кроватка и тюфячок, стоящие на чердаке этого деревянного дома в Быковке, долго не выходят у меня из памяти.

И по-настоящему больно.

Меня давно уже спрашивают: почему вы такой молодой и седой? Потому и седой, что...

А что за этим "что"? Добрый? Добрый ли? Не знаю, не уверен. Но где-то во мне сидит очень чувствительная мембрана.

* * *

Ивы (ветлы) над плотиной у пруда. Сперва они были зеленые, потом серебристо-серые, потом покраснели, а сейчас опять в серебре (снег и иней).

* * *

Бунин в стихотворении (прекрасном стихотворении) "Художник", посвященном Чехову:

Он, улыбаясь, думает о том,

Как будут выносить его, как сизы

На жарком солнце траурные ризы,

Как желт огонь, как бел на синем дым...

Это - неправда, неверно, неточно. Чехов так думать не мог, уже по одному тому, что он черно-белый, как кинематограф. Это Бунин живописен и красочен, это его палитра и его поэтика.

* * *

Уже четыре месяца ношу в бумажнике вырезку из "Ленинградской правды". Любуюсь и не могу налюбоваться, радуюсь и не могу нарадоваться маленькой заметке, напечатанной под рубрикой "Происшествия":

Чемоданы в подъезде

Младший сержант милиции Н.В.Трифонов в подъезде дома № 8 по Садовой улице обнаружил два неизвестно кем оставленных чемодана.

Подождав некоторое время, сержант вынужден был отправить вещи в отделение милиции до обнаружения владельцев, а сам, находясь на посту, наблюдал за подъездом.

Только к вечеру он увидел у дома двух подростков. В руках у них были покупки, они с растерянными лицами тревожно смотрели по сторонам.

Владельцы чемоданов, приехавшие в ремесленное училище из Кировской области Аркадий Пожарицкий и Владимир Беспалов, решили посмотреть город. Они оставили свои вещи в подъезде и ушли гулять.

Явившись к дому, ребята и не знали, сколько тревоги они причинили постовому милиционеру.

Не знали эти милые, чистые деревенские мальчики из далекой Кировской области, сколько радости доставили они - уверен в этом - многим, читавшим газету.

А напиши об этом рассказ - получится или слащаво или смешно.

* * *

Замоскворечье. Надпись на заборе:

СПАРТАК ПРИПУХ

* * *

Последняя хохма Светлова:

Жили-были дед да баба

На девятом этаже.

Так как лифт работал слабо,

Оба умерли уже.

* * *

Стою в очереди в булочной Филиппова на улице Горького.

- А зачем же вы, раб божий, курите?

Вздрогнул, обернулся. Молодой человек, бледный, с усиками, в кожаной тужурке. Робко улыбается.

- А вам, - я говорю, - откуда известно, что я курю?

- Я видел... на улице.

Убеждает бросить курить.

- Не выйдет, дорогой. Пороха не хватит. Пробовал.

- Надо просить помощи.

* * *

Саша Черный. Какая метаморфоза произошла с ним в эмиграции! На родине он, захлебываясь желчью, издевался даже над тем, что и в малой степени не заслуживало иронии.

А вот его стихи "В Булонском лесу":

...Жестянка мокрой жести

Сверкнула под кустом.

То есть консервная банка, следы мещанского пикника. Сколько яда было бы пролито на эту ржавую банку из-под килек, если бы стихи назывались "В Екатерингофе" или "На Островах" и если бы помечены они были не 1930-м, а 1908-м, скажем, годом!

А тут:

Ну, что ж, тут были люди,

А людям надо есть

В зеленом этом чуде

Пускай цветет и жесть...

* * *

Хорошенькая восьмилетняя девочка говорит захлебываясь, пуская пузыри.

* * *

В интеллигентной семье дети положили в карман пальто нелюбимого, надоевшего им гостя записку:

"Незваный гость хуже татарина".

Он не перестал ходить. Может быть, не знал, в каком доме опущена записка.

* * *

Сознательные девочки написали мелом на дверях квартиры подруги:

"Ни открывайти Нине у ние восем двоек".

* * *

Стиль дома Смирновых-Халтуриных. Веру Васильевну Ваня называет "мадам". Она его - "Халтурин" ("Халтурин, не пора ли обедать?"). Вова называет отца "отцом", да еще на древнерусский лад.

"Отче, вы пойдете на французскую выставку?"

"Отче, вы не брали моего Вальтера Скотта?"

* * *

Иринка Карасева, московская жительница трех лет от роду, из служащих, свободная от каких-либо церковных или провинциальных, диалектных влияний, говорит вместо "руки" и "ноги":

- Руци и нози.

Свидетельствую. Сам слышал.

* * *

Маленькая девочка мечтает, когда вырастет, сделаться продавщицей соленых огурцов. Именно почему-то соленых.

1947

Ишь ты какой испанский дворянин! Дон Сезар де Базар!..

* * *

58
{"b":"82612","o":1}