– Виталий, ты забыл у меня в номере.
Вытаскивает из кармана очечник, протягивает. Боковым зрением видит молодого человека в начищенных ботинках. Успевает шепнуть: «Виталий, атас!..» Следом левое запястье обхватывает чужая ладонь.
– Спокойно, Аркадий Федорович! Спокойно…
Его подхватывают с двух сторон, ведут к выходу из гостиницы. Следом ведут Арона Семеновича с лицом, как у линялой белой рубашки, потом Таранова. Сажают в разные машины.
В изоляторе временного содержания тщательный обыск одежды, осматривают рот, вставляют аноскоп в задний проход. Затем Цукану выдают подушку, матрас, отводят в камеру.
– Дайте наволочку и полотенце, – требует Цукан.
– Подследственным не положено, – отвечает надзиратель. – Вот осудят лет на двадцать, тогда получишь. И магазин разрешат, начнешь шиколад лопать.
Смех надзирателя напоминает лай собаки.
Одиночка без окна, тусклая лампа «в наморднике» под потолком, металлическая шконка, умывальник в углу у двери. Подобие унитаза без смывного бачка. Смыв вручную с помощью алюминиевой миски. Цукан осматривается и на выдохе:
– Таранов, сучара, продал!
Следственная группа из трех человек обыскивает гостиничный номер Цукана. Вспарывают чемодан, кожаную сумку, смотрят в ванной комнате, в смывном бачке унитаза. Простукивают полы, мебель. Пусто. Капитан Ахметшахов дает указания.
– Подоконник осмотрите…
Он старается не показать беспокойство.
– Васин, надо найти. Об операции уже доложили наверх.
Сотрудник разводит руки в стороны.
– Похоже, Тимур Фаридович мы «облажались», как любит повторять наш начальник.
Ахметшахов меряет шагами комнату из конца в конец, все еще не веря, что золота нет, а должно быть.
ИВС, административный корпус, узкая камера с канцелярским столом и табуреткой, привинченной к полу. Сотрудник КГБ Васин и Цукан смотрят друг другу в глаза.
– Мы все равно найдем золото…
– О чем вы? Не понимаю.
– Таранов дал признательные показания.
– У вас под палками немой заговорит…
– Глупости, городишь. Не тридцать седьмой. Факты налицо. Сберкнижки. Если минимально по рыночной цене, это пятнадцать тысяч рублей.
– Там что – есть моя фамилия?.. Нет. Ни денег, ни золота в глаза не видел. Дайте лист чистой бумаги, напишу заявление прокурору.
– Кончай цирк. У тебя расстрельная статья. Но если сознаешься, честное слово, переквалифицируем на статью 167 УК, нарушение правил разработки недр и сдачи драгметаллов государству. А это лет пять, не больше… Затем выйдешь по двум третям. Мы поможем.
– Это ошибка! Я настаиваю на незаконном задержании.
Васин хватает Цукана за грудки, встряхивает с исказившимся от злости лицом. Цукан вопит так истошно, словно всадили в грудь нож. Васин отскакивает.
– Ты это… ты свои лагерные штучки брось!
– А ты, начальник не борзей. Я тебе не пацан. Почему меня на прогулки не выводят? Это нарушение режима.
– Ладно, я переговорю с начальником изолятора. Но ты подумай. Хорошо подумай. Мы церемониться не будем.
Начальника оперативно-розыскного отдела уфимского управления КГБ, капитан Ахметшахов просматривает документы, собранные на Аркадия Федоровича Цукана. Рядом на стуле старший лейтенант Васин старательно морщит лоб, выписывая рапорт на имя начальника.
– Цукан с виду прост, но продумАн!… Анну Малявину трудно заподозрить. Я с ней беседовал.
Ахметшахов убирает документы в сейф. И тут же резко, напористо выговаривает Васину.
– На обыск в доме поедете с металлодетектором. Вот пособие для следственных работников: «Проведение обыска по делам о хищениях, скупке и перепродажи промышленного золота». Тебе знакомо?
– Нет. Впервые слышу.
– Вот и плохо, ознакомься. Читаю рапорт наружки: поездка Цукана на вокзал, потом пригородный поезд, остановка Правая Белая и снова гостиница… И не пойму, какой-то замкнутый круг. Зачем перед сделкой ехать на электричке?
– Может быть, он заметил наружку?
– Разумно. И тогда ушел к электричке. Но зачем на вокзал. Или у него там подельник. Приятель?
Звонит телефон.
– Да, понял, товарищ полковник. Через пять минут буду… Всё, Васин, работайте.
– Вазелин, не забудь… – Васин ухмыляется, делает непристойный жест.
Начальник управления КГБ кивком показывает на стул. Жестко стиснутые губы и барабанная дробь на столешнице, выдают крайнюю степень недовольства.
– Когда будет результат по незаконному обороту драгметалла?
– Директор кондитерки дал признательные показания. Но главный фигурант дела Цукан упрямо молчит. Тертый калач. Отсидел в лагерных зонах на Колыме.
– По какой статье проходил?
– Юнга на флоте, при заходе в порт Сан-Франциско вошел в контакт с иностранцем. При обыске обнаружили американские открытки, валюту.
– Сколько валюты обнаружили?
– Десять долларов… Осудили по тридцать второй статье УКа – восхваление американской техники.
– Какие дальнейшие действия?
– После обысков, допросов подозреваемых, и анализа данных служб оперативного наблюдения, наметилась версия: золото спрятано в багажном отделении или в автоматических камерах хранения… Разрешите, применить специальные методы дознания?
Полковник разглядывает Ахметшахова. Встает из-за стола.
– Риск существенный. В курсе, что случаются летальные исходы, что подозреваемые иногда несут чепуху?
– Знаю. Но пятьдесят на пятьдесят… Тут риск оправданный.
– Пробуйте. Только один сеанс, и всё под контролем врача. Из Якутска пришло сообщение, что артель «Звезда», где работал Цукан в разработке. Есть подозрение, что идет поиск канала сбыта драгметаллов. Надеюсь, Тимур Фаридович ты понимаешь глубину заплыва?
– Задача ясна, товарищ полковник.
Голос бодрый, костюм отглажен, ботинки начищены, любо дорого смотреть на такого сотрудника и думать о том, что за раскрытие преступления медаль не дадут, но похвалу выразят.
Тюремный санитарный блок.
Цукан сидит голый по пояс, на левом плече наколка: якорь и гюйсы школы юнг во Владивостоке. Рядом человек в белом халате.
– Вши не беспокоят? Покажи пах… У тебя прыщи на спине. Смажу йодом.
– Доктор, почему мне не выдают полотенце и наволочку?
– Хорошо. Я договорюсь. Пока сделаем укольчик…
Надзиратель прижимает Цукана к кушетке. Врач вводит в вену дозу барбамила. Входит Ахметшахов.
– Где спрятал золото?
– Сволочи! Не мучайте, я не виноват. Не виноват!.. Из-за острова на стрежень, на простор волны морской, выплывают расписные Стеньки Разина челны…
Цукан продолжает петь. Ахметшахов смотрит на доктора. Доктор пожимает плечами.
– Реакция непредсказуема…
– Зачем ездил на вокзал?
– Выпустите меня, выпустите!
– Где спрятал вещи, Цукан?..
– И за борт ее бросает…
– Где лежит золото?
– Обидела ты меня Анна, ох как обидела!
– Где золото? Номер ячейки!
– Ящик сто сорок девять… Я же люблю тебя, а ты!
Цукан плачет навзрыд. Изо рта слюни, пена. Тюремный врач вкалывает успокоительное. Дознание прекращают.
Оперативная группа выезжает на железнодорожный вокзал.
Цукан пошатываясь, ходит по камере-одиночке. Трет голову, морщится от головной боли. Ложится на матрас, вскакивает. Снова ложится. Перед глазами лицо сына и крик:
– А где ты был раньше! Раньше, раньше…
Цукана переводят в общую камеру. Камера небольшая – четыре шконки. Цукан бросает матрас на свободную – верхнюю. Оглядывает подследственных. Знакомится неторопливо с татарином Айдаром, недомерком лет сорока. Сергей молодой, разбитной парень, предлагает белый хлеб, сало.
– Спасибо. Изжога замучила. Пока потерплю…
– А по какой статье чалишься, брат?
– Я тут случайный пассажир. Обвинения нет. Мутят следаки что-то. Вешают на меня драгметаллы…