Литмир - Электронная Библиотека

С этими мыслями и встал он по окончании урока и посмотрел на Илонку. «Все кончено!» — сказал он себе и поспешил прочь. «Черт бы меня подрал! — решил он. — Сам виноват…» Мгновение спустя, словно все это происходило во сне, декорации переменились, он был уже в прихожей.

3

Ощущение «все кончено!» продолжалось, как казалось Мартону, страшно долго, хотя прошло всего лишь пять секунд. Илонка проводила потрясенного юношу в переднюю и сказала ему на прощание: «До свидания!» Мартон не мог ответить и не рассердился даже, когда она добавила: «Носите всегда коричневый костюм».

Закрывая дверь, мальчик видел сквозь быстро сужавшуюся щелку, что Илонка все еще стоит в прихожей, но смотрит уже не ему вслед, а в сторону вешалки. Что это значит, Мартон не понял. По лицу девочки разлилась блаженно-мечтательная улыбка. «Странно!» — подумал Мартон, совсем сбитый с толку.

А между тем, будь он в состоянии думать, вспомнил бы, что под вешалкой в прихожей висит зеркало.

Сразу же после ухода Мартона Илонка пожелала убедиться, что она красива (не могла же она это сделать во время урока, как ей этого ни хотелось, что Мартон не зря в нее влюбился и будет влюблен и впредь, — ведь вот зеркало тоже подтверждает это).

Не торопилась она и с чтением письма. Нарочно тянула время, чтобы подольше наслаждаться предстоящим волнением. Илонка не сомневалась, что в письме любовное признание, но какое, какой силы, вкуса, аромата?.. «Подожду, еще подожду!..»

Девочка зашла в столовую, схватила книжку, в которой лежало письмо. Теперь она уже не следила за своими движениями (даже очень хорошо воспитанные девочки ведут себя иначе, когда остаются одни). Илонка побежала к себе в комнату, но все еще не бралась за чтение. Танцевала, испытывала свое терпение, желая насладиться волнением и блаженством ожидания. Они ведь уйдут, как только прочтется письмо. Того напряжения уже не будет.

И все-таки не выдержала — прочла. Потом еще раз. Спрятала письмо под сорочку. Ощутила прохладу бумаги. Уголок письма нежно кольнул ее в грудь. Илонка покраснела. Подвинула дальше бумагу. И даже хлопнула ее. И вдруг, чтобы больше не вспоминать об этом, захотела восстановить в памяти: «Как же там было написано?» — и не могла. Снова вытащила письмо. Разыскала те строчки, потом прочла письмо от начала до конца и засунула обратно за пазуху. Подошла к зеркалу поглядеть, не видна ли бумага сквозь кофточку, не заметят ли ее. Поправила. Снова покраснела и, насупив брови, так строго передернула плечами, будто призывала письмо к порядку, выносила ему порицание. Потом, утомившись от переживаний, сказала с легкой грустью Илонке, отразившейся в зеркале: «Ты, ты, ты!..» — и затем: «Хороша!»

Теперь это относилось уже не только к ней, но и к Мартону.

Она стояла перед зеркалом, немножко грустная, притихшая; и оживилась лишь тогда, когда, разглядывая отражение своих губ, шепотом произнесла: «Мартон!» Это слово стало теперь волнующей явью, плотью, мальчиком, мужчиной — и девочка содрогнулась. Погрозила своему отражению в зеркале. От этого движения письмо опять тихо зашуршало, и девочка снова, но беззвучно, одним только движением губ повторила: «Мартон!»

И, вспомнив тетку Магду, которая ничего не знает — и не узнает никогда, — Илонка торжествующе засмеялась.

Села за маленький письменный стол и, по-детски поджав одну ногу, опять вытащила письмо. Уже не читала, а только разглядывала буквы, как они, взявшись под ручки и обнимаясь, бегут, бегут, все, все к ней! «Мартон!..» — громко воскликнула девочка. И испугалась. Прислушалась: нет ли кого в соседней комнате? Опять спрятала письмо за пазуху. Встала, подошла к кровати, бросилась на нее и зарылась горящим лицом в подушку, оглушенная, усталая, счастливая и несчастная, потому что не знала, что будет дальше.

Потом соскользнула с кровати. Подсела к письменному столику. Лицо у нее стало серьезным, задумчивым, и за несколько минут без всяких помарок она написала ответ. Первые слова звучали так: «Ваша любовь во сто раз меньше моей…»

Точка. Подпись. Не перечитав письма, вложила его в конверт на голубой подкладке и, словно пробуя что-то вкусное, послюнила кончиком языка краешек конверта. Заклеила его и сунула за пазуху, к письму Мартона. «Будьте вместе!» — пробормотала она. Потом подошла опять к зеркалу, и теперь уже медленно, по-женски покачивая бедрами, строго и придирчиво оглядела себя с головы до башмаков, и тысячи чувств и мыслей зароились в ее головке между двумя закрученными над ушами косичками.

4

— Что с тобой? — спросила у Илонки на другой день в школе ее «лучшая подруга».

Глаза Илонки блестели, губы загадочно улыбались. Вчера она дала себе клятву скрыть все от подруги, и сейчас Илонку чуточку мучила совесть. Ведь совсем недавно пообещали они «под честное слово» ничего не скрывать друг от друга, и «лучшая подруга», казалось, сдержала свое обещание: болтала без умолку, рассказывала обо всем, «только тебе, Илонка!», в том числе и о мальчиках. «Что ж, это ее дело! — решила накануне вечером Илонка и прищурилась. — Она еще, чего доброго, попросит познакомить с ним. Кукиш!»

— Что с тобой? — ревниво повторила «лучшая подруга».

— Ничего! — ответила Илонка, надув губы, но глаза ее еще ярче сверкнули, и улыбка стала еще более загадочной.

— Неправда! И вовсе не ничего! Вижу! Постыдись! Мы же дали зарок. Так-то ты держишь свое обещание? Это нечестно!

— Я получила письмо… Мой… папа возвращается домой из Перемышля.

Подруга пытливо посмотрела на Илонку. Сперва поверила даже. Но так как Илонка улыбалась еще загадочней и даже с оттенком презрения, опять усомнилась.

— А еще что?

— И мама с ним приедет, — рассмеялась Илонка.

— А еще что?

— Еще? Еще?.. Ничего!

Однако на последней переменке рассказала обо всем. И весь последний урок они шептались. Под конец Илонка вытащила даже письмо.

— Илонка Мадьяр! — послышался голос учительницы. — О чем ты там болтаешь? Что у тебя в руке?

Илонка встала и, не моргнув глазом, сказала, что получила письмо от отца и прочла его своей подруге.

— Где твой отец?

— В крепости Перемышль.

Илонке повезло. Слово «Перемышль» оказало волшебное действие. Учительница вздохнула.

— Перемышль… Ну ладно. А все же на уроке ты не должна читать его. Убери письмо.

5

Супруг тети Магды адвокат Иштван Мадьяр вернулся с фронта в долгосрочный отпуск по вызову коллегии адвокатов и при содействии камергера его величества короля и императора, начальника штаба Будапештского гарнизона капитана Лайоша Селеши. Известному адвокату надлежало изучить вместе с другими юристами материалы процесса «обманщиков армии» и «способствовать действенной защите».

Г-жа Мадьяр представила Мартона супругу. Адвокат, сидевший в расстегнутом кителе, протянул мальчику руку. Он сидел, а Мартон стоял. Но Мартон не увидел в этом ничего особенного хотя бы уже потому, что Иштван Мадьяр приходился дядей Илонке.

Адвокат задал несколько вопросов про школьные дела. Он был рассеянно любезен и даже не слушал ответов мальчика. Илонка сидела потупившись, усердно теребя бахрому скатерти. Г-жа Мадьяр как ни в чем не бывало, будто в отсутствие мужа это занимало половину ее времени, рассказала о том, как она учила Мартона музыке. «Очень талантливый мальчик! — воскликнула она с чрезмерным воодушевлением и добавила, обращаясь к мальчику: — Мы непременно будем продолжать занятия!» Г-н Мадьяр пробормотал что-то одобрительное и поблагодарил жену за то, что в его отсутствие она отдавала свое время столь благородному делу. Слова адвоката звучали холодно и отчужденно.

Мартон ни за что на свете не проговорился бы о том, что они уже несколько месяцев и не присаживались к роялю, что в той комнате, где стоит рояль, творились совсем другие дела…

Илонка подняла глаза на Мартона, в них не было ни капельки смущения. Они, казалось, говорили: «Мы-то знаем кое-что, но кому какое дело!»

64
{"b":"826062","o":1}