Почти все, участвующие в гонке автомобили, с оголтелым сумасшествием стремились к одной общей, находящейся примерно в центре пересекающихся дорог точке и, судя по всему, достичь её намеревались в одно и то же решающее мгновение.
За секунду до, казалось бы, неминуемой катастрофы, Андрей сжался, обреченно закрыл глаза, и…
Как прокомментировал бы, наверно, эту ситуацию Юрий Владимирович Никулин, светлая ему память, не судьба.
Отчаянно сигналя друг другу, милицейские авто, на грани невозможного разъехались, как в каскадерском трюке «строй-сквозь-строй» и сердито завизжав по асфальту шинами, начали неловко, суетливо вклиниваться в нужный поворот.
«Если нас все-таки сегодня не пристрелят, – подумал Андрей, глядя на, уже через минуту выстроившийся за ними, воющий сиренами, предупреждающий, угрожающий и просто матерящийся в мегафоны эскорт, – завтра же утром пойду в церковь и поставлю Николаю Чудотворцу, самую дорогую свечку!».
– Таврическая! – закричал вдруг Антон.
Андрей понял, что его друга , творящаяся за их спинами коррида, волнует гораздо меньше чем… чем что-то ТО – ДРУГОЕ!!!
– Где эта долбанная Таврическая?!
– Ну там, впереди, мы правильно едем.
– Я знаю что правильно! Точнее! Как быстрее?!
– Пока прямо, перед следующим светофором направо. А какой дом?
– Дом? Не знаю, – и обращаясь уже к тому третьему, – какой дом, милая, ну не молчи.
… Таврическая, какое неприятное, омерзительное слово: Та-ври-ческая. Я его не любила давно. Может чувствовала что-то роковое, зловещее для себя? И кто его придумал? Таврический был князь Потемкин. Григорий Потемкин, любовник Екатерины Великой. А почему Таврический?
Ах, да, была такая область Таврида, где-то возле Черного моря, и императрица назначила Гришу туда своим наместником. Вот и стал он Потемкин-Таврический. Наверно произносил свой титул по слогам, наслаждаясь и смакуя: Потемкин-Та-ври-ческий. Неужели ему не резало слух такое отвратительное, похабное сочетание звуков?
А этот жалкий уродливый червь копошится своей мелодичной железкой где-то там, наверху, внизу моего живота. И копошение его, без всякой боли, доходит до сознания каким-то непонятным, чуть щекочущим ощущением, словно рвется непрочная, гнилая материя: хруп-хруп-хруп. Так деловито и размеренно…
С легким всхлипнувшим звуком, словно вытягивая из меня саму душу, потекло что-то вниз, по солнечному сплетению, по груди, задержалось на мгновение и растеклось по подбородку, мягко, тепло, прильнув к вискам. Наверно кровь. Но сколько её!
Страшно, дико, словно заживо терзаемый на куски зверь, Антон закричал вдруг, и неимоверным усилием воли загнав этот животный, полный страдания и боли крик назад, вовнутрь, сумев низвести его до судорожного, почти плачущего стона, упал головой на руль, сжимая руками живот.
Сразу обеими ногами, почти до пола, вдавил педаль тормоза. Истерично клюнув носом, «пятнашка», уже который раз за вечер, завизжала всеми своими измученными шинами.
Андрей инстинктивно схватился за руль. Совершенно автоматически удержал машину от заноса и только когда движение прекратилось полностью, понял, что именно такая реакция и была единственно верной.
Справившись с собой, Антон поднял голову, с каким-то волчьим оскалом оглядел окружающую их, наперебой мигающую карусель, и голосом, ледяным, спокойным, совершенно не гармонирующим с бешеным выражением глаз, посоветовал:
– Ехали бы вы ребята. Без вас тошно.
Выскочившие было милиционеры, все как один, вдруг как-то обмякли, попрятали назад свои пистолеты, поставили на предохранители автоматы, беззаботно переговариваясь между собой о чем-то постороннем, начали не торопясь рассаживаться по машинам.
Смиренно замершая на обочине «Лада» их, почему-то, больше не интересовала.
– Антон, что?!
– Сука, кромсать начал. Сядешь сейчас за руль. Да не сейчас, подожди, отъедут. Сядешь за руль и жми на Таврическую. Таврическая 23… а-а, черт!
Новый приступ боли согнул его пополам.
С трудом, дождавшись, когда отъедет последний экипаж, Андрей выскочил из легковушки и, обежав её кругом, впрыгнул за руль.
Антон, не смотря на жуткие мучения, уже успел перелезть на пассажирское сиденье…
Глава 13
Чего же медлит эта гнида? Чего ковыряется там, звеня своими адскими инструментами, все оттягивая и оттягивая момент наступления новой боли? Действует по принципу: ожидание всегда хуже? Ну что-ж, пусть. На самом деле секунда без боли, почти вечность блаженства для меня.
Это ЧТО-ТО, противное, скользкое и тягучее продолжает сползать вниз, словно огромный слизняк, пульсируя и чавкая, облепив живот, давя на горло, перехватывая дыхание, заставляя прилагать последние, уходящие куда-то силы, на каждый, такой необходимый живительный вздох. ОНО уже на лице. Подожди ангел, сейчас я задержу, на миг дыхание, сэкономлю крупицы сил, для того, чтобы разлепить одеревеневшие веки и посмотреть.
Красная, почти непроницаемая пелена застилает глаза, но я начинаю видеть ЭТО: розовое, мокрое и… живое!
Я знаю что это. Я точно знаю, но не могу вспомнить…
Что-то ужасное…
НО ведь это…
О ГОСПОДИ!!!
Внезапно притихший было Антон, захрипел смертельно и страшно. Заметался, разбрызгивая кровавую пену, конвульсивным ударом колена разнес вдребезги панель магнитолы. Бешено и безумно забился головой о подголовник, стойку двери, боковое стекло…
Сжавшись в сплошной комок нервов Андрей пригнулся к рулю, стараясь не смотреть на друга, еще больше притопил педаль газа.
Где же этот, трижды проклятый дом?!
Семнадцатый, девятнадцатый, двадцать первый, двадцать… двадцать пятый! Стоп, а где же двадцать третий? Да будь проклят тот архитектор…
– Там, – сквозь невыносимые страдания прохрипел Антон, – в двадцать третьем арка, за ним.
Хрустом ломающихся костей откликнулась коробка передач на резкое включение задней скорости.
– Быстрей! – до по беления ногтей вцепившись в панель, чтобы удержать себя от следующих приступов эпилепсии, взмолился Антон. – Быстрей друг, пожалуйста, быстрей, не успеваем.
Спугнув целующуюся в темноте арки парочку, автомобиль влетел в следующий двор и скрипнув, обессилено, тормозами, замер напротив ступенек среднего подъезда, того самого, искомого и злосчастного строения под номером 23.
Открыв дверцу Антон буквально выпал из машины. Опираясь на порог салона с трудом поднялся. Безумным, диким взглядом окинул вздымающийся на девять этажей, оживленный почти всеми светящимися окнами фасад, нервно кивнул:
– Здесь. Андрей помоги, быстрей, быстрей, туда.
Подхватив друга под руку, Андрей с удесятерившимися от моря адреналина силами, потащил его в сторону начальных подъездов.
– Второй, – прошептал Антон, с трудом перебирая ногами, – Андрюха, брат, не успеваем…
Когда до нужного подъезда оставалось совсем немного, с Антоном опять, который раз за текущий вечер произошла разительная перемена. Внезапно окрепнув, он оттолкнул Андрея, кинулся вперед, в зияющий темнотой подъезд, перепрыгивая через несколько ступенек, понесся по этажам наверх.
Едва успевающий следом Андрей, уже не имел никаких сомнений к кому обращен этот жуткий, яростный полукрик, полустон, полупричитание:
– Сейчас, сейчас, уже рядом. Я здесь, я сейчас, я уже…
Но тут все кончилось. Андрей сразу понял – все!
Уже почти достигнув пятого этажа, Антон остановился вдруг, прямо посреди лестничного пролета, присел на корточки, обхватил и сжал голову руками, словно пытаясь защититься от чьего-то невыносимого, душераздирающего, предсмертного крика…
Притягательно алая, цвета спелой вишни, капля, скатившись по запястью, упала на желтоватую, плавно вогнутую фаянсовую поверхность, тут же разрисовав её в мельчайшие, беспорядочно рассыпанные крапинки.
