– Сидеть, Бут! Спокойно. Не сейчас.
Пёс замер, всем своим видом выражая молчаливый протест: нет, сейчас! Хвост вытянулся, не виляя, взгляд маленьких красных глазок…
…был недобрым, угрожающим. Из горла, прикрытого железным шипованным ошейником, вырывалось глухое рычание, с вспененных брылей текла слюна. Гор ненавидел собак. Весёлых, преданных и дружелюбных псов-приятелей в его жизни не было, были лишь вот такие: злобные, кровожадные, свирепые твари. Он напрягся в полуприседе, глядя псу в глаза. Гор был обнажён, только чёрная маска, простая и плотная, прикрывала верхнюю часть лица, оставляя открытыми только рот, сейчас оскаленный почти так же, как у пса, да подбородок. Тело было покрыто ореховой настойкой, превращая его светлую, не знавшую солнечного света уже почти десять лет, кожу в смуглую, соответствующую его прозвищу, и скрывая множество шрамов. И он, и здоровенный мастифф, в точности такой же, как у Госпожи, сейчас находились на небольшой, метров четырёх в диаметре, арене, посыпанной песком, уже обильно политом кровью – это был не первый поединок сегодня. На каменных ступенях вокруг арены, покрытых роскошными коврами и звериными шкурами, располагались зрители – все, как один, мужчины, тоже обнажённые и тоже в масках, только роскошнее. У одних маски были синие, с золотом, у других – красные с золотом, их было меньше всего, и у третьих – чёрные с золотом. Кто-то угощался вином, кто-то – подростками-полукровками. В основном, мальчиками.
Пёс, всё ещё стремясь инстинктивно избежать поединка и запугать противника, оскалился страшно, захрипел, сделав вид, будто сейчас бросится – и Гор тоже зарычал, почти, как зверь. И пёс бросился на него, целясь в горло.
Это был момент истины: успеет Гор, или умрёт. Он знал, чего от него ждут, ради чего зрители платят золотом и торчат здесь сегодня. Успел: перехватил оскаленные челюсти почти у самого лица, и зрители затопали, закричали, засвистели оглушительно, многие подскочили, в азарте наклоняясь вперёд и вниз, туда, где Гор боролся с псом, тоже отчаянно сражающимся за жизнь. Даже мальчишки, которых ненадолго оставили без внимания, тоже уставились на арену, азартно прикусив губы или напротив, приоткрыв рты. Пёс бесновался, вырываясь, его лапы яростно рвали тело Гора, оставляя глубокие порезы, голова извивалась в железном захвате. Гор исхитрился поудобнее перехватить эту голову, прижимая тело пса к себе и лишая того возможности царапаться; напрягся, лицо покраснело, мускулы на шее, руках, плечах и даже на спине вздулись и окаменели, перевитые венами. Пёс рвался, хрипел, наконец, заскулил и завизжал, как щенок, когда Гор победил, сломав ему челюсти. Закричал, как человек, когда Гор, зная, чего от него ждут, перехватил его поудобнее и сломал ему хребет о своё колено под восторженные рёв, свист и вопли. Животное агонизировало; не смотря на свою ненависть к собакам, Гор испытывал сильное желание прекратить его мучения, добив его, но он знал, что зрителям это не понравится, и просто стоял, зная до долей секунды, что теперь будет и как ему поступать. Картинно, играя безупречным телом, по которому ручейками текла кровь из порезов, он развернулся к чёрному провалу под арену, из которого в этот самый миг вышел ещё один полукровка, и тот час же арена начала заполняться водой, превращая смесь песка и крови в жидкую грязь.
Если Гор своим сложением оправдывал имя, данное ему в честь античного божества: был высоким, даже через чур высоким, на голову выше любого высокого человека и даже эльфа Ол Донна, которые считались самым высоким народом на Острове, но при том стройным, тонким в поясе, широкоплечим, скорее изящным, чем мощным, с мускулами не бугрящимися повсюду, а красиво играющими под кожей, то и Арес – так звали его нового соперника, – тоже в полной мере ему соответствовал. Он был ниже ростом, с более рельефной мускулатурой, не таким длинноногим: истинный бог войны, выточенный из мрамора. Каждая мышца его была безупречно вылеплена и отчётливо выделялась на его обнажённом теле, покрытом бронзовой пудрой.
– Что, – глумливо сказал Арес, двигаясь по кругу по колено в грязи и давая зрителям возможность полюбоваться собой, – »», за»чил пёсика и возомнил себя о»нно крутым? – Сквернословия от них тоже хотели зрители, которые насладились агонией и смертью пса и теперь жаждали зрелища полегче. – А с мужиком попробовать слабо?
– А не пойти ли тебе на «й, у»ок? – Сплюнул Гор, тоже кружа по арене. – Пока по матюгальнику не в»»ли? – Танец их тел, без всякого преувеличения и пафоса прекрасных, завораживал и возбуждал стремительно сомлевающих зрителей.
– Вали его!!! – Непонятно, к кому обращаясь, завопил кто-то, и Гор и Арес стремительно бросились друг к другу, сцепились, меся грязь.
– Хэ сказал, сегодня ты побеждаешь… – Быстро прошептал Гор. – Но не сразу, а после того, как вроде бы я…
– Понял… – Сквозь стиснутые зубы бросил Арес. Игра была им знакома и осточертела до «не могу». Они боролись, а зрители стремительно делали ставки, азартно подбадривали бойцов и наслаждались зрелищем. Очень быстро от коричневого и бронзового великолепия борцов не осталось и следа под слоем грязи, а у Гора – грязи, смешанной с кровью. Но, не смотря на кровь и боль, он побеждал – его физическая сила давно стала легендарной в Садах Мечты. Он осилил бы Ареса в первые две минуты, и они оба это знали, но Хозяин распорядился иначе, и они подчинялись. Гор практически взял верх, схватив соперника за горло и почти утопив в грязи, но Арес – вот неожиданность! – извернулся и бросил в грязь Гора, лицом вниз, для надёжности сев на него верхом. Стройный рыжеволосый кватронец пошёл по рядам с чашей, в которую дождём – золотым дождём, – сыпались монеты. Юноша был не менее красив, чем Гор и Арес, но иначе: он был явно моложе, ему было не больше восемнадцати, ниже ростом, чем Гор и Арес, не такой мужественный и брутальный, более гибкий, менее мускулистый. Но по своему и он был великолепен, что признавали все зрители, кидавшие ему монеты и норовившие потрепать его по какой-нибудь части тела, особенно по ягодицам. Локи – так звали рыжеволосого, – не обращал на это никакого внимания, захваченный происходящим на арене. Старшие в подоплёку своих боёв его не посвящали, и Локи искренне считал, что в этот раз победил Арес, чему был несказанно рад: Гора он боялся и ненавидел. Со злорадной дрожью во всех своих внутренностях Локи следил исподволь за тем, как Арес макает Гора лицом в грязь, вынуждая признать его победу, и слушал, как тот матерится и плюётся.
– Сука! – Очень натурально выругался Гор, который и вправду был в бешенстве – кому понравится глотать грязь?! – Сука, сука, сука! Да, признаю, победил, тварь, «уй с тобой!!! – И Арес спрыгнул с него, издав победный вопль.
В тёмном коридоре, уйдя, наконец, с арены, Гор пошатнулся и оперся о стену, и Арес подставил ему плечо:
– Чё, это, херово?
– Нормально. – Сплюнул, утирая грязный рот, Гор. – Сильный, сука »»», попался, чуть брюхо мне не вспорол когтями своими »»»». – Стянул грязную маску. – Чашка полная? – Он имел в виду чашку со ставками гостей.
– С горкой. – Шлёпая по камню босыми грязными ногами, юноши вошли в тёплое светлое помещение, полное звона воды и сладких запахов: мёда, цветов, каких-то косметических снадобий. На первый взгляд оно было очень красивым, и Гору, да и другим парням оно очень нравилось. Напоминало римские бани, с бассейном, колоннами, мраморным полом, выложенным из чередующихся и складывающихся цветочным узором плиток нордландского черного и зелёного мрамора с прожилками цвета слоновой кости. Стены были облицованы в половину человеческого роста красным, в искрах, гранитом, а дальше шли барельефы на светлом песчанике, и вот они-то разрушали первое впечатление напрочь – или могли бы разрушить, взгляни на них нормальный человек, потому, что на этих барельефах вереница монстров с телами людей и головами животных насиловала и истязала женщин, связанных самыми немыслимыми способами. Неведомый художник – кстати, довольно неплохой, – постарался, чтобы не оставалось никакого сомнения, что это именно насилие: у женщин были искажены лица и раскрыты в крике рты… Точнее, если приглядеться ещё, это была одна женщина, эльфийка, с повторяющимися чертами и одним и тем же телом, изображённым не без любования. Насилуя, вервольфы полосовали её когтями, минотавры рвали на ней волосы, и так далее, и тому подобное. Эти барельефы всё ставили на свои места: это не было римской баней, это было место насилия и ещё раз насилия. Несколько ступеней от бассейна вели к ряду дверей, точнее, решёток, с наружными засовами, за которыми находились узкие камеры с тюфяком на полу и котлом для естественных надобностей, которые сразу же недвусмысленно обозначали положение их обитателей, точнее, обитательниц. Сейчас все они были на оргии, которая началась после боя Гора с Аресом, и здесь было пусто, если не считать Доктора и трёх его беременных рабынь. Беременных девушек временно освобождали от основного занятия, и они становились служанками Доктора, моя, чистя, убирая, прислуживая ему – Доктор был маньяк чистоты и порядка, – и терпели его издевательства. На сленге обитателей Садов Мечты это место называлось Девичником, хотя Хозяин звал его Чистилищем. Он так ненавидел женщин и все женское, что в его замке не было даже животных женского пола. И все служанки были либо старухами, либо уродками, горбуньями, карлицами – кем угодно, кроме нормальных женщин, и даже они не допускались в чистые помещения замка и в покои Хозяина и его гостей.
