Тут интересно заметить, что после судов и множества расстрелов духовенства в 1922 году, обвиненного в сопротивлении изъятию церковных ценностей и в подстрекательстве к неповиновению властям, в течение дальнейших лет НЭПа духовенство всех рангов отправлялось в лагеря и ссылки административно, а не по приговорам гласного суда, что свидетельствует об отсутствии нарушения ими каких-либо статей даже такого растяжимого советского уголовного кодекса. Арестовывали наиболее популярных священников и епископов — проповедников, просветителей и миссионеров, чтобы

362

обезглавить Церковь. Административная ссылка не могла длиться более трех лет. Так что очень часто, особенно в отношении архиереев, отбывший срок тут же, по возвращении домой, снова арестовывался и отправлялся в новую трехлетнюю ссылку. Вернувшихся из ссылки епископов на кафедры, куда их назначал патриарх Тихон и его преемники, как правило, власти не отпускали из Москвы, так что, как говорили в России в те годы, Обновленческая церковь была администрацией без церковного народа, а Патриаршая — церковным народом без администрации.

Вот в таких условиях невозможности управлять Церковью Сергий и подписал свою злополучную декларацию, надеясь, как он писал об этом своим архиереям, что легализация даст возможность вернуть духовенство из лагерей и ссылок, возродить богословские учебные заведения, издавать церковную литературу. Ведь на дворе стоял еще НЭП, и такими возможностями еще пользовались другие религии, и Сергий надеялся получить те же права, что были, например, у баптистов. Но менее чем через два года началась ликвидация НЭПа, а с ним и частного предпринимательства, к статусу которого была приравнена церковь.

О 1929 годе можно говорить как о начале 3-го этапа советской антирелигиозной политики. Началось массовое закрытие церквей, особенно сельских, где духовенство, облагавшееся денежными и продуктовыми налогами, которые оно было бы не в силах вносить без помощи зажиточных крестьян. С ликвидацией частновладельческого крестьянства этот источник иссякал. За неуплату налогов, которые в 1930-е годы могли превышать годовой доход священнослужителя, поскольку, помимо основных налогов с духовенства как лишенцев, полагались налоги за неслужение в Красной армии^[8] «самообложение» на сельхозмеханизацию и т.д.^[9], десятки тысячи священнослужителей были отправлены в концлагеря, по обвинению в саботаже пятилеток и попытках их срыва. По мере

363

углубления террора в 1930-х годах многие тысячи священно- и церковнослужителей были расстреляны по ложным обвинениям в шпионаже то в пользу Японии, то в пользу Польши или Англии^[10]. Что касается мирян, погибших за исповедание веры в Бога, то число их подсчитать вообще невозможно, поскольку не было в уголовном кодексе статьи наказаний за веру в Бога. Верующих сажали и расстреливали за антисоветскую агитацию, за экономический саботаж (например, неявка на работу в дни главных религиозных праздников) и пр. Вот выписка из рапорта епископа Ижевского Синезия патриаршему местоблюстителю митрополиту Сергию (Страгородскому):

«Священники задавлены непосильными обложениями ... задушены принудительными работами ... обложение производится мясом, льном, маслом, яйцами, живностью, дичью ... денежные взыскания: сельхозналог, на индустриализацию, облигации госзаймов, на приобретение инвентаря, тракторизацию, самообложение и пр. За невыполнение в срок, часто исчисляемый часами, — опись имущества, выселение из домов, отдача под суд, ссылка и пр. Все духовенство, безотносительно к возрасту и здоровью, мобилизуется на лесозаготовки,

364

без оплаты труда».

Сам епископ при получаемом им содержании в 120 рублей в месяц обложен налогами на общую сумму в 10 703 рубля, каковую он должен уплатить в 2-дневный срок^[11].

Закон от 8 апреля 1929 года «О религиозных объединениях» и Постановление НКВД от 1 октября 1929 года категорически запретили Православной церкви и всем иным религиозным организациям какую-либо, даже чисто молитвенную, деятельность вне церковных стен. В храмах же разрешалось только отправление богослужений. Запрещались какие-либо кружки самодеятельности, беседы, прогулки с церковной молодежью и пр. Священнослужителям запрещалось проживание в домах государственного или муниципального жилого фонда. Квартплата и прочие коммунальные услуги взимались с церквей и их служителей в размере, в 2-4 раза превышавшем нормальные государственные тарифы. Чтобы их жены и дети не лишались жилья, многие священники были вынуждены фиктивно разводиться со своим женами.

1929 год был также апогеем Союза воинствующих безбожников (СВБ). Зарождение этого союза относится к 1922 году, когда под редакцией члена ЦК Емельяна Ярославского (Минея Губельмана) начала издаваться еженедельная газета «Безбожник» и при ней сформировалось Общество друзей газеты «Безбожник», переименованное в 1925 году в Союз безбожников. Уже I съезд в 1925 году СБ требовал превратить безрелигиозную школу в антирелигиозную, очистить ее от верующих учителей и заменить убежденными атеистами. Но устами Луначарского Союзу было отвечено, что в таком случае школа останется без 30—40% педагогов. Вопрос завис в воздухе до II и последнего съезда СБ в 1929 году, на котором «Союз безбожников» переименовывается в «Союз воинствующих безбожников», и требование изгнания из школ верующих учителей и превращения школы в воинственно-атеистическую является главнейшей резолюцией съезда. Но официально СВБ был негосударственной общественной организацией, так что его постановления, казалось бы, не имели никакой юридической силы. На самом деле создание СВБ было инспирировано

365

Отделом пропаганды и агитации ЦК, членом которого являлся председатель Центрального совета СВБ Ярославский. Иллюстрацией реальной власти СВБ в те годы является реакция представителя Главнауки на критику со стороны СВБ за недостаточно активную борьбу с религией. Он оправдывается, говоря, что за последние годы количество храмов и монастырей, охраняемых как памятники архитектуры и искусства, сократилось с семи тысяч до одной. Если мы взглянем на документы Антирелигиозной комиссии ЦК, то увидим в ее постановлениях требования создать ячейки СВБ в армии, школе, комсомоле, и чтобы повсюду обкомы и партячейки поддерживали и помогали СВБ. Но вот после II съезда СВБ начало твориться что-то, казалось бы, непонятное. Если в 1922 году членов СВБ было всего 87 тысяч, то в 1929 году СВБ хвастает полумиллионом членов и обещает к 1932 вырасти до 17 миллионов. В 1930 году II пленум ЦС СВБ принимает постановление о 5-летнем плане уничтожения религии в стране. Но в 1932 году число членов СВБ вместо 17 миллионов лишь немногим более 5,7 миллиона — и это его максимум. Затем число его членов резко уменьшается. В 1937—1938 годах не издается даже «Безбожник». Затем газета снова появляется, численность СВБ к 1941 году достигает 3,5 миллионов, а с началом войны СВБ de facto прекращает свое существование.^[12] Спрашивается, почему в самый разгар уничтожения Сталиным видимой религии (духовенства, храмов) СВБ чахнет, а не развивается? Потому, что Союз — порождение эпохи НЭПа, когда в обществе допускался относительный плюрализм, и такая организация, как СБ, организация апробированных хулиганов, могла существовать под видом независимого общественного объединения, за поведение членов которого правительство ответственности не несло. Когда же началось уничтожение религии подчистую, то никакие «общественные» организации уже нужны не были. Кстати, кровавая чистка партии и комсомола 1937-1939 годов не миновала

366

и СВБ, особенно его Московский комитет, который в своем антирелигиозном максимализме стоял в оппозиции к аппаратчику и оппортунисту Ярославскому^[13].

Вскоре после немецкого нападения на СССР прекратилось издание «Безбожника», прекратилась и деятельность СВБ, основатель которого Ярославский умер в 1943 году. Перед смертью он успел «перекраситься»: последние его статьи были о Достоевском и о сопротивлении христиан нацизму как в Советском Союзе, так и в Германии, и в странах, оккупированных немцами.