Бар обставлен мебелью красного дерева и залит неярким теплым светом. Здесь уютно и, к счастью, не слишком пафосно для человека, который не имеет обыкновения ходить по подобным местам.

– Типа того, – откликается Рассел, делает еще один глоток и ставит стакан на черную салфетку. – Рад тебя видеть. Тоже хочешь запить впечатления?

– О да! Что пьешь?

– «Виски сауэр».

Я прошу у бармена то же самое и чокаюсь с Расселом.

– За впечатления! – Под его удивленным взглядом я залпом выпиваю три четверти коктейля. Это оказывается ошибкой: горло жжет, словно от пачки кислого мармелада, и стакан воды, который подает бармен, оказывается очень кстати. – Даже не представляю, какой ужас ждет нас на работе в понедельник…

– Баллов на семьдесят, не меньше, – прогнозирует Рассел.

Сейчас он совсем не похож на аккуратно причесанного спортивного телекорреспондента: воротник рубашки расстегнут, волосы растрепаны. Всегда интересно общаться с человеком, которого знаешь по телевизионному образу – лицо то же, однако экранный персонаж всегда тщательно скрывает свои недостатки.

– В жизни не видел такого агрессивного «Белого слона». Да потом еще это… – Он неопределенно взмахивает рукой в сторону зала.

Разбитое окно. Статуэтка Сета. Попранные остатки приличия.

Я со стоном роняю голову на стойку:

– Давай поговорим о чем-нибудь другом!

Повисает молчание. На самом деле нам не о чем разговаривать, кроме работы.

– Ты сегодня одна? – неожиданно спрашивает Рассел, и я впервые в жизни радуюсь возможности поговорить о своем расставании. Хоть какая-то тема.

– Вот что бывает, когда жених разрывает помолвку на Хеллоуин. Одетый при этом как надувной человечек, вроде тех, что призывно машут руками у автосалонов.

Я тогда смастерила себе из картонных коробок костюм подержанной «Тойоты Камри», и победа в конкурсе на лучший образ нам была гарантирована. Если бы только мы добрались до вечеринки.

Поймав взгляд Рассела, машу рукой:

– Смейся, я не обижусь! Самой почти смешно.

Однако сердце сжимается от легкой тоски. Не хочу думать о Гаррисоне – по крайней мере, сегодня. Ведь уверена была, что мы проведем вместе всю оставшуюся жизнь: свадьба, дети, собственный дом в пригороде (хотя я порой шутила, что Гаррисону придется увозить меня из города силком). Когда так долго фантазируешь о совместном будущем, после расставания оплакиваешь не только отношения, но и жизнь, которой больше не будет.

– Вовсе не думал смеяться. Очень тебе сочувствую! – искренне говорит Рассел.

Пожимаю плечами, уставившись на кубики льда в своем стакане.

– Все к лучшему: по крайней мере, ему не пришлось стать свидетелем сегодняшнего позора.

Я уже готова задать Расселу встречный вопрос, однако ответ очевиден: он тоже один, иначе мы сейчас не сидели бы в баре вдвоем.

– Ты же вроде хотела говорить о чем-то другом.

– Да нет у меня ничего другого! – восклицаю я, к изумлению Рассела стукнув кулаком по барной стойке. – Ты знаешь, что за эти три года Торренс не провела со мной ни одной аттестации? Она моя начальница, а ей совершенно без разницы, расту ли я профессионально! – Я оглядываюсь. Все же неловко говорить так откровенно о своем руководстве, пусть оно и опозорилось сегодня вечером. – Обычно люди избегают внимания начальства, но я-то устроилась на эту работу из-за Торренс! Все детство смотрела ее прогнозы и была так счастлива, когда меня взяли! Думала, смогу поучиться у лучшего специалиста. А меня вообще не замечают!.. Не будь этих скандалов на работе, она бы, может, уделяла мне больше внимания. Если в будущем я пожелаю устроиться на более крутую телестанцию или выйти на федеральный уровень, это нереально без специальной подготовки. Я до сих пор люблю свою работу и хочу расти. Хочу, чтобы Торренс следила, не лажаю ли я с прогнозами, советовала, как сделать лучше. Совсем хорошо, если бы она наняла для нас специалиста по развитию, пригласила меня в свою передачу или поручила выездной репортаж – да только она вообще не помнит о моем существовании!.. О повышении и не мечтаю. Максимум, на что можно рассчитывать, – это дружеское похлопывание по плечу и «продолжайте в том же духе, Абрамс!»…

Раскрасневшись, едва не опрокидываю свой стакан с водой. Рассел смотрит на меня во все глаза, и я осознаю, что никогда еще не говорила при нем так много. Слишком много! Чересчур!.. Видимо, алкоголь растворил фильтры на пути от мозга к языку, вот и вывалила весь этот негатив – другого объяснения нет. Я так не ною – по крайней мере, ни перед кем, кроме брата. Когда мы с Расселом жаловались друг другу на начальство, разговор всегда кончался философским пожатием плеч, дескать, что ж поделаешь! А сейчас я совсем не похожа на Ари Абрамс из телевизора и еще меньше – на себя настоящую. Наверняка Рассел теперь попросит счет и укатит на такси, оставив меня запивать впечатления в одиночестве.

– Со своей работой Торренс справляется отлично, – поспешно добавляю я в попытке исправить положение. – Я по-прежнему в полном восхищении! Вот только она слишком…

– Отвлекается, – подсказывает Рассел. – С Сетом то же самое.

– Пожалуй, все не так плохо, если наша главная проблема – нехватка внимания от начальства, – вымученно смеюсь я. Немногословность Рассела меня смущает. – Не знаю, конечно, Сета…

Рассел задумчиво смотрит на полки, заставленные бутылками, а потом переводит взгляд на меня, и в его глазах читается неожиданная решимость.

– Когда я устраивался на работу, они только-только развелись. Было совещание с Сетом и Уилсоном, который не хотел пускать меня на экран – говорил, что я слишком толстый для спортивного корреспондента. Поскольку он генеральный директор, я опасался, что последнее слово останется за ним.

Впервые слышу, чтобы человек так откровенно выражался о своем весе. Как правильно реагировать?.. Поколебавшись, выбираю откровенность:

– Ужас! Разве можно такое говорить?

– Это было худшее совещание в моей жизни. На собеседовании Сет был полон энтузиазма, а тут не произнес ни слова. Я не ждал, конечно, что он станет меня защищать, – в конце концов, он меня еще толком не знал. Но разве не естественно в такой ситуации сказать хоть что-нибудь?.. После этого Сет как будто умыл руки, словно пожалел, что меня нанял. Зато когда мои рейтинги стали расти, потому что я хороший корреспондент, он тут же обрадовался и приписал этот успех себе. – Говоря это, Рассел не красуется, а констатирует факт: рейтинги у него и правда превосходные. – Самое обидное, что я уже четыре года на станции и до сих пор занимаюсь только студенческим спортом.

Я не особо понимаю спортивную иерархию КСИ, поэтому переспрашиваю:

– В смысле, тебе не дают освещать профессиональный спорт?

Рассел кивает. Да, наверное, если бы Сет был доволен жизнью, у Рассела было бы больше шансов получить повышение.

– В прошлом году Торренс поставила мне работу на всю Хануку, потому что даже не подумала спросить, на какие даты она выпадает. Считала, всегда на одни и те же.

– Однажды после ссоры с Торренс Сет не пустил в эфир мой репортаж, потому что его любимая команда проиграла.

– Торренс интересуется моим мнением, только когда хочет привлечь на свою сторону в споре.

– А Сет моим мнением вообще не интересуется.

Мы как будто пытаемся доказать, чей босс хуже, и в этой игре, как и в «Белом слоне», невозможно выиграть.

– Зря они развелись. Стоят друг друга, – вздыхаю я.

– По-моему, хуже, чем сейчас, быть уже не может. – Рассел кивает на наши пустые стаканы. – Повторим?

Я машу рукой бармену.

– Честное слово, в один прекрасный день я – случайно, конечно – налью Сету жидкого мыла в кофе! – Рассел всплескивает руками, показывая, как это произойдет.

Барная стойка перед нами заставлена пустыми стаканами, и мы оба безнадежно пьяны. Твидовый пиджак валяется на соседнем стуле, рукава рубашки Рассела закатаны. Взмахивая руками, вот как сейчас, он то и дело сбивает с носа очки, и я едва сдерживаюсь, чтобы их не поправить.