– Ох, ты! – воскликнула Хельга, успев подхватить на руки выпустившего когти кота. – Кажется, юбка цела. – Она улыбнулась и бережно опустила злюку на пол. Подмяв пушистыми штанами хвост, кот задрал заднюю лапу и принялся ее вылизывать.

– Босфор очень чистоплотный, – рассмеялся Гордон. – Надеюсь, вас не смущает его непосредственность?

– Нисколечко, – ответила она, улыбнувшись в ответ, но не доктору, а коту. – О! А это что такое? – Между прилизанных ворсинок кошачьего подшерстка был отчетливо видна проплешина шрама. – Откуда у вас этот кот? – живо спросила она.

– Вообще-то Босфора мне принесла Роберта, – ответил Гордон. – Надрыв сухожилия, словно собаки драли… – Он кивнул на развалившегося на ковре кота, – подлечил и себе оставил.

– Проволока, – прошептала Хельга, – он запутался в проволоке… мой потеряшка.

– Ваш потеряшка – теперь мой найденыш, – возразил Гордон. – Но, так и быть: раз в неделю можете приходить, чтобы поиграть с Босей. Я разрешаю.

– Очень мило с вашей стороны, непременно воспользуюсь.

– Если прелюдия окончена, предлагаю перейти к главному блюду, – сказал Гордон и поднялся. Взглянул на часы и громко позвал: – Лурдес!

Тут же, со стороны холла послышались грузные шаги.

– Обед готов, – прогудела вувузелой прислуга, войдя в гостиную. – Сервировала в столовой.

Прижав уши, кот рванул из комнаты.

– Никак не привыкнет, – сказал доктор, проводив котиный вихрь насмешливым взглядом.

– У вас прекрасные данные для оперной дивы, – подлизалась к прислуге Хельга, и не без причины: добряк Аристотель доставил ее на виллу и даже символической платы не взял, а его жена Лурдес весь путь в каюте просидела. Вышла, когда уже пришвартовались, с огромными продуктовыми сумками. Хельга сунулась ей помочь, но она отказалась…

– Комментариев не будет, – отрезала Лурдес, пробуравив ее недобрым взглядом, и повернулась к доктору. – Так я пойду или вам еще чего надо?

– На сегодня вы свободны, – ответил он, – о гостье я сам позабочусь.

– Не переусердствуйте – с грыжей шутки плохи, – выдала она напоследок и вышла из гостиной.

– Привет Аристотелю, – пробормотал ей в спину Гордон. – Ну что за язва такая?!

– Вы хотели сказать, грыжа, – поправила его Хельга.

– И язва, и грыжа, и геморрой на мою голову, – засмеялся доктор. – Но как помощница по хозяйству – безупречна.

– Вы сейчас о Лурдес?

– Не про грыжу же… Кстати, мне ее Гробовский порекомендовал – она и у него прибирается.

– Кажется, я видела ее в клинике…

– Все правильно: я оформил ее уборщицей на полставки.

– Почему не на полную?

– Признайтесь, вас ко мне налоговая подослала? – хохотнул Гордон и, приобняв ее за талию, подтолкнул к двери. – Пройдемте лучше в столовую. Я ужасно голоден.

***

Вдоволь насытившись, он промокнул рот салфеткой и с наслаждением откинулся на спинку стула. У его визави ужин еще продолжался.

Гордон с умиротворением наблюдал, как она аккуратно отрезает от антрекота малюсенький кусочек, как аккуратно кладет его в рот, как тщательно пережевывает, как запивает красным вином, как…

– Перестаньте на меня пялиться, – сказала она и, отодвинув тарелку, выжидающе посмотрела на Кронбика.

– Десерт или сразу к делу? – спросил он, поднимаясь из-за стола.

– К делу, если не возражаете.

– Прошу! – Он указал на кресла у камина. – Вино можете взять с собой. Вижу, оно вам понравилось.

– Вы сказали по телефону, что готовы предоставить мне важную информацию. – Хельга машинально взяла в руки бокал, но перейти к камину не торопилась.

– Совершенно верно, – подтвердил Гордон. Поддернув на коленях джинсы, он уселся в кресло и закинул ноги на пуфик. – Где вы там застряли? – Он обернулся назад: Хельга все еще стояла у стола и смотрела на часы. – Вы торопитесь? – спросил он.

– У меня сегодня ночное дежурство, хотелось бы успеть, – ответила она.

– Идите сюда, пока я не свернул себе шею, – попросил Гордон. – Я почти готов открыть вам тайну золотого… мальчика.

– И отдадите мне расписку? – настороженно спросила Хельга. С пустым бокалом в руках, она опустилась в кресло напротив.

«В конце третьего акта ружье непременно выстрелит», – Гордон с опаской покосился на бокал и криво усмехнулся: – Значит, вам все известно?

– Да. Берта на похоронах напилась и рассказала.

– Впрочем, я так и думал. Тогда зачем устроили спектакль в оранжерее?

– Хотела узнать правду от вас.

– Дорогая Хельга, – вздохнув, сказал Гордон, – правда состоит в том, что это была моя идея, которую я аккуратно вложил в голову Роберте.

– О! – вымолвила Хельга вместо ожидаемой им тирады о человеческой подлости.

И пока она не опомнилась, он быстро продолжил:

– Видите ли, как это ни прискорбно, но у Маккишей шансов нет. Пока не появится лекарство от рака, вы так и будете хоронить своих детей тридцатилетними. Этого вы хотите?

– Но разве вы не на пороге великого открытия?! – Она была явно ошеломлена, иначе не затронула бы запретную тему. – Ведь Эдвард…

– Дорогая Хельга, – резко перебил ее Гордон, – я не могу быть гениальным все двадцать четыре часа – не останется времени на бритье. – Он поднялся, подошел к столу, плеснул в стакан виски, и, прополоскав десны, проглотил. – Лорду Байрону мое почтение – это его цитата.

– Тогда верните мне расписку. – В голосе Хельги зазвенели хрустальные льдинки.

– Босфор! – позвал Гордон и пропустил еще стаканчик.

Потом, прихватив со стола бутылку вина, он вернулся к камину. Сунул бутылку Хельге, сам упал в кресло и закинул ноги на пуф.

Ждать пришлось недолго. Помахивая кончиком хвоста, кот важно прогарцевал через столовую, притормозил возле пуфа и сфокусировался на хозяине.

– Иди сюда. – Гордон похлопал рукой по обивке кресла. Кот обнюхал подошвы его ботинок, возлежащих на пуфе, мяукнул и запрыгнул на колени… к Хельге.

– Ты мой красавец, – засмеялась она, отставив выпивку. Теперь ее руки были заняты исключительно пушистым предателем.

– Эх, Бося, Бося… – Гордон выбрался из кресла и, склонившись над котом, ловко расстегнул ошейник. Из поперечного шва вытащил бумажную «гармошку» и протянул ее Хельге.

– Ваша расписка, сударыня – можете подавать на алименты, – сказал он. Потом кивнул на ошейник и тихо добавил: – Кстати, неплохой тайник… и для алмазов в том числе. – Застегнув ремешок, он выдернул кота с теплого места и опустил на пол. – Все, гуляй!

Глубоко обиженный Босфор удалился. Гордон повернулся к Хельге. Она нервно развернула бумагу и начала читать:

– Мы, нижеподписавшиеся… тра-та-та… обязуемся не предъявлять каких-либо претензий материального и иного толка… тра-та-та… в отношении Кронбика Гордона Оттовича, чей биоматериал был предоставлен для оплодотворения яйцеклетки Маккиш Хельги Карловны… такого-то числа и года… подпись Берты и моя. Замечательно! – воскликнула она с облегчением и… порвала расписку на мелкие кусочки.

– Что? – спросил Гордон, склонившись к ее лицу. – Все так плохо?

– Хуже некуда, – выдохнула Хельга. – Мы почти нищие.

Своим печальным видом она не оставила ему выбора… Он ее поцеловал. Сначала как-то воровато, и вроде бы из жалости или в преддверии ее жеманства: «Да как вы смеете?!», но, не встретив сопротивления – скорее наоборот, он наплевал на условности и вдавил горячим французским: «Еще как смею!» ее совершенное тело в кресло.

И плевать, что кашмирский ковер залит красным вином из опрокинутой бутыли, зато как искусно налипли на него обрывки бумаги, выпавшие из разжатой ладони Хельги.

«Образчик нечаянного абстракционизма», – подумал Гордон и закрыл глаза.

***

– И как ты теперь поступишь? – взволнованно спросила Хельга и зашуршала конфетным фантиком.

– Надо подумать, – усмехнулся Гордон, натянув джинсы.

Но думать совершенно не хотелось. Пока было ясно одно: он готов признать сына, дать ему свою фамилию, содержать и баловать. Но как быть с матерью мальчика?